Договорившись о встрече, Босх почувствовал себя виноватым. Как-никак он для своих целей хотел воспользоваться неведением человека, продававшего свой дом. Впрочем, это чувство быстро прошло. Ведь хозяйка дома все равно никогда не узнает о том, что ее использовали втемную. Кроме того, другой возможности подобраться к Маккитрику у него не было.
Босх беспрепятственно миновал железные ворота, осведомившись у охранника о местонахождении дома «лимонадной леди», после чего неспешно покатил по обсаженному высокими деревьями и кустарником кварталу, высматривая серебристый лимузин. Он сразу понял, что в квартале «Гнездо пеликана» обитают преимущественно отставники и пенсионеры. По пути он встретил несколько машин, за рулем которых сидели пожилые люди. Точно такие же пожилые леди и джентльмены прогуливались по тротуарам. Большинство из них обладали благородными сединами и темным тропическим загаром. Довольно скоро Босх обнаружил серебристый «линкольн» и определил его местоположение на карте квартала, выданной ему охранником. Он уже собрался было во избежание ненужных подозрений нанести визит «лимонадной леди», как вдруг увидел еще один такой же серебристый лимузин. Как видно, эта марка и цвет были весьма популярны у здешних обитателей. Вынув из кармана блокнот, он сверил свои записи с номерами машин, но те, к сожалению, не совпали с записанной им буквенно-цифровой комбинацией.
Босх поехал дальше и наконец нашел серебристый лимузин с нужными ему номерами на уединенной парковке в дальней части квартала. Машина стояла возле двухэтажного строения из темного дерева, окруженного дубами и шелковицами. По мнению Босха, в этом доме могли находиться до шести отдельных жилых помещений — квартир или апартаментов. Еще раз заглянув в карту, он поехал разыскивать дом «лимонадной леди». Как выяснилось, она жила на втором этаже здания, находившегося в противоположном конце квартала.
— Вы молоды, — заметила «лимонадная леди», открыв ему дверь.
Босх хотел было сказать ей то же самое, но решил лучше промолчать. Это было лишнее. Впрочем, ей и в самом деле нельзя было дать больше тридцати пяти, максимум — тридцати семи. А значит, она выглядела — или была — на добрых три десятилетия моложе прочих обитателей этого квартала, которых Босх видел до этого. Привлекательное, покрытое ровным загаром лицо, обрамленное каштановыми, до плеч, волосами, голубые джинсы, голубая оксфордская рубашка и черный жилет с ярким орнаментом на груди. И почти никакой косметики, что сразу же пришлось Босху по душе. Как и ее зеленые глаза, весьма серьезно смотревшие на этот мир и на него, Босха.
— Меня зовут Джасмин. Вы мистер Босх?
— Точно так. Но вы можете звать меня Гарри.
— Вы быстро доехали!
— Я находился поблизости.
Она пригласила его в квартиру и повела по комнатам.
— Как было сказано в газете, здесь три спальни. Хозяйская спальня имеет отдельную ванную. Вход во вторую ванную в коридоре, ведущем к главному холлу. Но самое ценное в этой квартире — морской пейзаж.
Она показала на стеклянную стену с раздвижными панелями, сквозь которую виднелось широкое водное пространство с рассыпанными тут и там пятачками поросших мангровыми деревьями островков. Над этими необитаемыми и на первый взгляд не тронутыми человеком крохотными участками суши носились сотни ярко окрашенных птиц. Женщина не солгала — вид и в самом деле был отменный.
— Это что же такое? — спросил Босх. — Я имею в виду водоем.
— А вы, похоже, не местный… Всем известно, что это залив Литтл-Сарасота-Бей.
Босх согласно кивнул, отметив про себя совершенную ошибку: сорвавшийся с языка ненужный, в общем, вопрос.
— Вы это верно заметили. Я приезжий, но подумываю сюда перебраться.
— И откуда же?
— Из Лос-Анджелеса.
— Понятно. Я слышала, что оттуда сейчас уезжает много народу. Говорят, там продолжаются толчки.
— Вроде того.
Джасмин провела его по коридору в комнату, которую называла «хозяйской спальней». Все здесь было темное, тяжелое и старое — красного дерева бюро, весившее, казалось, тонну, того же дерева и стиля инкрустированные тумбочки у кровати, массивные настольные лампы и толстые, с твердыми складками, вышитые гардины. В комнате пахло затхлостью. Невозможно было поверить, что Джасмин здесь спит.
На стене рядом с дверью висел написанный маслом портрет женщины, стоявшей сейчас с ним рядом. На портрете она была куда моложе, со строгим и наряженным лицом. «Не каждый человек повесит в спальне собственный портрет», — подумал Босх. Заметив, что картина подписана, он подошел поближе. Если верить подписи, художника звали Джаз.
— Джаз… Это вы?
— Да. Отец настоял, чтобы я повесила портрет здесь. В принципе давно уже следовало его снять.
Она подошла к стене и стала снимать картину с гвоздя.
— Отец, говорите?
Он приблизился, чтобы помочь женщине.
— Да. Я подарила ему этот портрет много лет назад. В свое время я благодарила Бога, что отец не велел мне вывесить его в гостиной, где собирались гости, которым пришлось бы на него смотреть. Его и здесь-то созерцать не слишком приятно.
Сняв с помощью Босха картину, она перевернула ее и поставила на пол, прислонив лицевой стороной к стене.
— Это комната вашего отца, не так ли? — догадался Босх.
— О да. Я решила пожить здесь, пока газета будет публиковать объявления о продаже. Хотите взглянуть на хозяйскую ванную? Там, между прочим, установлено джакузи. В объявлении об этом не сказано.
Босх, проходя мимо нее в ванную комнату, невольно бросил взгляд на ее руки. Колец на пальцах не было. Он уловил исходивший от нее тонкий аромат. В полном соответствии с ее именем пахло жасмином. Босх испытывал странное притяжение к этой женщине. Но что было тому причиной — чувство вины за случайный обман или естественное мужское влечение — пока не знал. Потом он решил, что всему виной усталость. Он переутомился, и все его защитные барьеры рухнули. Обычно во время работы он не реагировал на женщин так остро. Окинув ванную скользящим взглядом, он вернулся в комнату.
— Впечатляет. Скажите, он жил в этой квартире один?
— Отец? Да, один. Моя мать умерла, когда я была еще ребенком. Отец же отошел в лучший мир на прошлое Рождество.
— Мне очень жаль.
— Спасибо за сочувствие. Что еще я должна вам рассказать?
— Ничего. Мне просто стало любопытно, кто здесь жил.
— Я не об этом. Что еще я должна вам рассказать о кондоминиуме?
— Да нет, ничего. Мне… все здесь очень понравилось. Но сейчас я нахожусь, так сказать, в стадии поиска. Признаться, еще не решил, как поступлю. Я…
— Чем вы на самом деле занимаетесь?
— Извините, не понял?
— Что вы здесь делаете, мистер Босх? Сомневаюсь, что вы приехали сюда покупать кондоминиум. Вы даже не осмотрели как следует эту квартиру.
В ее голосе не было гнева. В нем звучала уверенность в своей правоте, проистекавшая из знания природы людей и умения толковать их мысли и поступки. Босх почувствовал, что краснеет. И неудивительно — она его раскусила.
— Я просто… приехал взглянуть на здешние места.
Его слова были жалкими, неубедительными, и он знал об этом. Но ничего лучшего ему в голову в тот момент не пришло. Она ощутила его внутреннее смятение и позволила соскочить с крючка.
— Извините, если я невольно вас смутила. Вы продолжите осмотр?
— Хм… Сколько, говорите, здесь спален? Три? Многовато. Мне бы что-нибудь поменьше…
— Да, три. Но в газетном объявлении об этом было ясно сказано.
Босх вновь побагровел.
— Ох, — пробормотал он. — Должно быть, я это просмотрел. Но в любом случае спасибо за экскурсию. Что и говорить, у вас прекрасное жилище.
Босх быстрым шагом направился через гостиную к выходу. Распахнув дверь, он повернулся и, глядя на Джасмин, открыл уже было рот, но та заговорила первая:
— Что-то мне подсказывает, что вы делаете доброе дело.
— Вы о чем?
— О том, чем вы занимаетесь. Если вам когда-нибудь захочется об этом поговорить, позвоните мне. Телефон в газете. Впрочем, вы это уже знаете.
Босх, на мгновение потерявший дар речи, кивнул. Переступив порог, он прикрыл за собой дверь.
21
К тому времени как он обнаружил серебристый «линкольн», смущение прошло. Но он все еще чувствовал себя не в своей тарелке — уж слишком быстро эта женщина его раскусила. Он попытался усилием воли отогнать эту мысль и сосредоточиться на деле, из-за которого сюда приехал. Выбравшись из машины, он подошел к дому и постучал в ближайшую к лимузину дверь на первом этаже. Дверь открыла старуха, испуганно смотревшая на Босха. Рукой она придерживала вентиль кислородного баллона, катившегося за ней на тележке. От баллона отходили две прозрачные пластиковые трубки, змеившиеся у нее по щекам и заканчивавшие свое путешествие в носу.
— Извините за беспокойство, — заторопился сказать Босх. — Дело в том, что я разыскиваю Маккитриков…
