К счастью, он, видимо, уловил ход моих мыслей. Вот только не мог решить, как спустить на тормозах это маленькое приключение. До меня донеслось, как он – примирительным тоном – произносит:

– В чем дело?

После этого еще несколько минут я не слышал ничего, кроме собственного голоса. Я истошно орал уже не помню что. Орал как полоумный. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы меня не скрутили официанты, дружно бросившиеся ко мне с намерением вытолкать на улицу. Но в этот момент вмешался мой главный обидчик и заставил меня отпустить. Он вскочил и положил руку мне на плечо:

– Извини, друг, зря это я. В мыслях не было доводить тебя до крайности. Присядь с нами. – Он потянулся за бутылкой и налил бокал вина.

Кровь еще не успела отхлынуть от моего лица, и я продолжал метать яростные искры из глаз. Руки заметно дрожали. Компания сидела, уставившись на меня одного. Она была похожа на многоглазое гигантское чудище. За другими столиками тоже начали оборачиваться в мою сторону. От руки, лежащей на моем плече, исходило тепло. Мой бывший мучитель нежно уговаривал меня выпить. Я поднял свой бокал и не глядя осушил его. Он поспешно наполнил его вновь и осушил собственный.

– За твое здоровье! – (Остальные последовали его примеру.) – Меня зовут Спилберг, – представился он. – А тебя как величать?

Я назвался (собственное имя странно отозвалось в ушах), и мы чокнулись. И тут народ как прорвало, все наперебой загалдели, как им, мол, стыдно за свою недостойную выходку.

– Цыпленка хочешь? – предложила весьма симпатичная молодая особа, сидящая напротив. Она передала мне большое плоское блюдо.

Сил на сопротивление у меня не осталось. Подозвали официанта. Не хочу ли я чего-нибудь еще? Кофе, разумеется, и глоток шнапса? Я кивнул. Я до сих пор не вымолвил ни слова, разве что сказал, как меня зовут. (Как здесь оказался Генри Миллер? Эхо отзывалось у меня в мозгу: Генри Миллер… Генри Миллер.)

Из мешанины слов, немилосердно терзающих мой слух, я уловил наконец следующее:

– Как его сюда занесло? Это что, эксперимент?

Я уже немного пришел в себя и смог выдавить некоторое подобие улыбки:

– Да, что-то вроде.

Моего недавнего мучителя распирало от желания пообщаться на серьезные темы.

– Чем ты занимаешься? Ну, где вообще работаешь? – допытывался он.

Я постарался объяснить в двух словах, не вдаваясь в подробности.

– Вот, значит, как! Теперь все ясно.

Оказывается, он с самого начала так и думал. Не может ли он чем-нибудь помочь? Он знаком со многими редакторами. Сам когда-то мечтал стать писателем… Остановить его не представлялось возможным.

Я просидел с ними часа два, выпивая и закусывая и не испытывая ни малейшей неловкости среди своих новоявленных друзей. Каждый купил у меня коробку этих проклятых конфет. Пара энтузиастов даже прошлась по залу и, обнаружив знакомых, сладкими речами ввела в расход и их, что, надо сказать, привело меня в немалое замешательство. Мне воздавали почести, подобавшие разве что писателю номер один во всей Америке. Поражала искренность их симпатии ко мне. Ведь только что я был мишенью для их грубых и жестоких насмешек. За разговором выяснилось, что все они до одного – выходцы из еврейских семей. Все – добропорядочные буржуа, живо увлекающиеся искусством. Похоже, они решили, что я – один из них. Собственно, мне было без разницы. Я впервые столкнулся с американцами, для которых слово «художник» было созвучно слову «волшебник». То, что я оказался и художником, и уличным разносчиком одновременно, только усилило их интерес. Их предки все были торговцами, и если не художниками, то, по крайней мере, не чужды грамоте. Так что я, как говорится, попал в струю.

Ну попал – и ладно. Я гадал, что бы сказал Ульрик, наткнись он здесь на меня. Или Нед, который до сих пор вкалывал на могучего старца Макфарланда. Мои размышления были прерваны появлением моего приятеля-врача. Тоже еврей, тот специализировался по ушным болезням. Он двигался в нашу сторону. (Я задолжал ему приличную сумму.) Стараясь не попасться ему на глаза, я выскользнул на улицу и вскочил на ходу в первый проходящий автобус. Стоя на подножке, я приветственно помахал приятелю рукой. А через несколько кварталов сошел на какой-то остановке и устало поплелся обратно на свет ярко горящих фонарей. Обратно. Чтобы начать все сначала. Продавать где придется леденцы, и почему-то всегда – евреям. Которые относились ко мне с сочувствием и которым было немного стыдно за меня. Странное ощущение испытываешь, ловя на себе сочувственные взгляды тех, чье достоинство веками втаптывалось в грязь. Эта перемена ролей вносила в мою смятенную душу какое-то умиротворение. Я содрогался при мысли о том, что могло бы произойти, имей я неосторожность наткнуться на сборище горластых ирландцев.

Домой я приковылял уже за полночь. Мона встретила меня в хорошем настроении. Она продала чемодан конфет. Целиком. (Не сходя с места.) Вдобавок ее накормили обедом и напоили вином. Где? У папаши Московица. (Я-то обошел стороной это заведение, потому что заметил, как туда направился ушной доктор.)

– А я так понял, что ты сегодня вечером собиралась в Виллидж.

– Я там уже была, – откликнулась Мона, поспешно добавив, что встретила там того банкира, Алана Кромвеля, который как раз искал место, где можно спокойно посидеть и поболтать.

Она затащила его к папаше Московицу, где играли на цимбалах и все в таком роде; Московиц купил у нее коробку леденцов, затем представил ее своим друзьям, которые тоже изъявили желание подсластиться. А потом неожиданно появился тот человек, с которым она познакомилась в первый день хождения по конторам. Его зовут Матиас. Оказалось, они с папашей Московицем подружились еще на родине. Само собой, Матиас тоже купил полдюжины коробок.

Тут Мона сказала, что подумывает заняться недвижимостью. Матиас, похоже, изъявил готовность обучить ее этому делу. Он считает, что с домами у нее получится не хуже, чем с конфетами. Для начала, конечно, надо выучиться водить машину. Он ее научит. Это всегда пригодится, независимо от того, будет она продавать недвижимость или нет. Можно будет иногда кататься на машине. Правда, здорово? Мона продолжала трещать без умолку.

– Они с Кромвелем поладили? – Мне наконец удалось прервать этот поток.

– Еще как!

– В самом деле?

– А почему бы и нет? Оба умные, интеллигентные, тонкие люди. Кромвель – алкаш, но не дурак.

– Ладно, ладно. Что за важную новость тебе сообщил Кромвель?

– А, ты об этом. Нам не удалось поговорить. Было столько народу…

– Ну хорошо. Я хотел сказать, что ты молодчина. – Немного помолчав, я добавил: – Я тоже продал немного.

– Я тут подумала, Вэл… – начала она, словно не слыша меня.

Я знал, что за этим последует. И скорчил кислую мину.

– Нет, правда, Вэл, не годится тебе быть лоточником. Оставь это мне. Я легко справлюсь сама. А ты сиди дома и пиши.

– Но я не могу писать сутки напролет.

– Ну тогда читай или ходи в театр, повидай друзей. Ты совсем их забросил.

Я пообещал подумать. Она тем временем выгрузила на стол содержимое кошелька. Выглядело солидно.

– Вот патрон удивится! – сказал я.

– Ой, совсем забыла! Я видела его сегодня вечером. Пришлось зайти к нему за новой партией товара, когда все закончилось. Он сказал, что, если дела так пойдут и дальше, вскоре мы сможем открыть собственное дело.

– Отлично!

Еще пару недель дела шли прекрасно. Мы с Моной нащупали компромисс. Я таскал ее поклажу и ждал с книжкой на улице, пока Мона зарабатывала деньги. Иногда за нами увязывался Шелдон. Он не только помогал мне таскать эту тяжесть, но и, невзирая на наше слабое сопротивление, платил за ужин в еврейской кулинарии на Второй авеню, куда мы пристрастились ходить по вечерам. Там невероятно вкусно кормили. Море сметаны, редиска, лук, штрудель, бастурма, копченая рыба, всевозможная выпечка, черный хлеб всех сортов на выбор, восхитительное масло, русский чай, икра, яичная лапша и – сельтерская. Потом – домой на такси, через Бруклинский мост. Каждый раз, выходя из такси у освещенного подъезда, я гадал, какие мысли приходят в голову владельцу этих величественных каменных стен при виде жильцов, с завидным постоянством появляющихся под утро с огромными чемоданами.

Вокруг Моны постоянно толпились новые поклонники, от воздыхателей не было отбою. А она была не в том положении, чтобы просто послать их куда подальше. Одного из них, художника-еврея, звали Мануэль Зигфрид. Денег у него особо не водилось, зато он был счастливым обладателем превосходной коллекции книг и альбомов по искусству. Мы постоянно брали у него что-нибудь посмотреть, особенно эротические рисунки. Больше всего нам нравились японцы. Ульрик даже приносил с собой лупу, чтобы не пропустить ни одного штриха.

О’Мара был за то, чтобы продать их, а затем, устами Моны, объявить, будто у нас их украли. На его взгляд, слишком уж щепетильно мы себя вели, и эта щепетильность не вызывала у него восторга.

1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 143

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Плексус - Генри Миллер бесплатно.

Похожие на Плексус - Генри Миллер книги

Громосвет - Николай Максимович Сорокин - Городская фантастика / Контркультура
Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова) - Чак Паланик - Контркультура
О чём не скажет человек - Энни Ковтун - Контркультура / Русская классическая проза
А что нам надо - Джесси Жукова - Контркультура / Прочий юмор / Юмористическая проза
Волшебник изумрудного ужаса - Андрей Лукин - Контркультура

Оставить комментарий