Для моего предприятия этот сброд совершенно не годился. Я подумал о Гасе – полицейском, который сопровождал Мону в ее походах по Виллиджу, когда она это позволяла. Гас был из тех преданных псов, которые могут до смерти измолотить мужика, если женщина хоть словом заикнется, что тот ее оскорбил. Был еще добрый католик Бакли, частный сыщик. Тот по пьянке любил извлекать из-за пазухи маленькое черное распятие и требовать, чтобы мы поочередно прикладывались к нему. Однажды нам пришлось спрятать его пушку, когда он чересчур раздухарился.

Мона застала меня по-прежнему сидящим на полу в состоянии прострации. Наша неудача, казалось, не слишком ее расстроила. Наоборот, она была даже рада, что все так получилось. Может, это раз навсегда отвратит меня от заведомо обреченных затей. Из нас двоих только она умеет добывать деньги и при этом обходиться без лишней суеты. Когда же я наконец привыкну ей доверять?

– Ладно, с этим покончено, – согласился я. – Если Кромвель не передумает насчет своих ста баксов, как-нибудь выкарабкаемся, а?

Мона с сомнением покачала головой. Конечно, нам двоим сотни в неделю хватило бы, но ведь есть еще алименты, надо помогать ее матери и братьям, то-се…

– А ты не получила те деньги по закладной, о которых спрашивала твоя мать?

Да, еще несколько недель назад. Ей не хочется говорить об этом сейчас: рана еще не успела затянуться. Она вскользь заметила, что, сколько бы ни было денег, у них есть странная особенность моментально улетучиваться. Есть только один выход: сорвать грандиозный куш. Она все больше склоняется к решению заняться операциями с недвижимостью.

– Послушай, пора нам завязывать с этой леденцовой эпопеей, – продолжал настаивать я. – Сходим к патрону на обед, все ему объясним. Меня тошнит от этого купи-продай. И мне не нравится, когда этим занимаешься ты. Это отвратительно.

Мона, казалось, была согласна. Нанося на лицо крем, она вдруг произнесла:

– Ты не хочешь позвать с нами Ульрика? Вы совсем перестали видеться.

Идея мне понравилась. Правда, было уже поздно, но я решил не откладывать и позвонить. Накинул пальто и пошел к телефонной будке.

Часом позже мы втроем сидели в ресторане недалеко от городской управы. Там, где готовят итальянские блюда. Ульрик был рад встрече с нами. Все выспрашивал про наше житье-бытье. Пока исполняли заказ, мы пропустили по стаканчику. Ульрик вкалывал как вол в какой-то рекламной компании и был несказанно счастлив, что наконец-то подвернулся случай отвлечься. Он был в отличном настроении.

Найдя в его лице благодарного слушателя, Мона стала в красках описывать наш леденцовый бизнес – правда, в общих чертах. Ульрик внимал с немым изумлением. Прежде чем начать комментировать услышанное, ему хотелось узнать мое отношение ко всему этому. Прояви я словоохотливость, он тут же весь обратился бы в слух, будто и понятия не имел ни о чем подобном.

– Живут же люди! – закудахтал он. – Если бы только я мог отважиться на что-нибудь подобное. Почему со мной ничего такого не происходит? Так, значит, вы продаете сласти в кафе «Ройал»? Ну вы даете! – Он покачал головой и хихикнул. – С О’Марой общаешься? – спросил он после паузы.

– Да, но скоро он уезжает. Хочет двинуть на юг. Надеется там разбогатеть.

– Надеюсь, вы не будете сильно скучать без него.

– Буду, – возразил я. – Я люблю его, несмотря на все недостатки.

Ульрик понимающе кивнул, как бы говоря, что я излишне снисходителен, хотя это и нельзя назвать пороком.

– А этот, как его, Осецки… как он поживает?

– В Канаде. Его друзья – помнишь тех двоих? – обхаживают его подружку.

– Понятно. – Ульрик провел языком по ярко-красным губам. – Заботятся, стало быть. – Он издал еще один смешок.

– Кстати, – он повернулся к Моне, – тебе не кажется, что Виллидж сильно изменился, и, как водится, не к лучшему. Я на днях здорово оплошал, притащив туда своих виргинских знакомых. Веришь, мы почти сразу смотались. Куда ни ткнись, одни притоны да бордели. Может, конечно, у нас просто не хватает пороху… Есть там один ресторанчик, кажется, где-то возле Шеридан-сквер. Ну и заведение, доложу я вам.

Мона рассмеялась:

– Это там, где вечно околачивается Минни Кошелка?

– Кошелка?

– Ну да, педик шизанутый, он у них поет и играет на пианино… и ходит в женском платье. Неужели не видел?

– Видел, конечно. Просто не знал, что его так зовут. В самую точку. Шут гороховый, ей-богу. Я бы не удивился, если бы он на люстру влез. А какой у него язык – мерзкий и поганый… – Он повернулся ко мне. – Все меняется, Генри. Вообрази меня рядом с двумя степенными, чопорными виргинцами. Сказать по правде, по-моему, они ни слова не поняли из того, что он нес.

В этих притонах и борделях, как презрительно назвал их Ульрик, мы бывали постоянно. Но хоть вслух я и посмеялся над брезгливостью Ульрика, в глубине души я был с ним согласен. Виллидж и впрямь деградировал. Куда ни плюнь, сплошные злачные места, в которых ошивались педики с лесбиянками, проститутки, фальшивомонетчики, мошенники всех мастей. Я не стал рассказывать Ульрику, что, когда мы в последний раз были у Поля и Джо, там было полно гомиков в матросской форме. Какая-то похотливая сучка все норовила вцепиться Моне зубами в грудь – прямо в гостиной. Выбравшись, мы чуть не споткнулись о двух «матросиков». Со спущенными штанами они возились на балконном полу, сопя и похрюкивая, словно свиньи, дорвавшиеся до грязной лужи. Я считал, что это слишком даже для Гринич-Виллиджа. Но, как уже заметил, не собирался делиться увиденным с Ульриком: бедняга бы этого не вынес. С него хватало россказней, которыми его щедро потчевала Мона, – об отвергнутых ею клиентах-покупателях, этих залетных птицах, как он называл их, – из Уихокена, Милуоки, Вашингтона, Пуэрто-Рико, Сорбонны, да мало ли еще откуда. Он не собирался ставить под сомнение ее слова, но у него не укладывалось в голове, что вполне приличные люди могут быть так подвержены соблазнам. Добро бы она отшила их один раз, но ведь потом все повторяется снова и снова.

– Как она только с ними управляется? – вырвалось у него, но он тут же прикусил язык.

Ульрик решил переменить тему:

– Да, Генри, совсем забыл, тот человек, Макфарланд, часто спрашивает о тебе. Нед, естественно, не понимает, как тебя угораздило отказаться от такого предложения. Он постоянно твердит Макфарланду, что ты образумишься и придешь. Ты произвел на старика колоссальное впечатление. Конечно, у тебя могут быть другие планы, но если ты все же передумаешь, то бьюсь об заклад, что сможешь получить от Макфарланда все, что пожелаешь. Он как-то шепнул Неду, что готов разогнать всех, лишь бы заполучить такого, как ты. Я подумал, что нелишне тебе иметь это в виду. Никогда не знаешь, как все обернется.

Воспользовавшись секундной паузой, Мона решила, что пора и ей присоединиться к нашей беседе. Вскоре мы заговорили о бурлеске. Ульрик обладал феноменальной памятью на имена. Он помнил не только, как звали комиков, субреток, исполнительниц танца живота за последние двадцать лет. Он мог назвать все театры, где видел их, перечислить, в каком сезоне и с кем он был на том или ином представлении. С бурлеска он перешел к музыкальной комедии, а от нее к балам Quat’z’Arts[59].

Наши нечастые посиделки втроем всегда отличались бессвязностью, сумбуром и хаотичностью. Мона не умела сосредоточиться ни на чем дольше двух с половиной минут, ее манера общаться с собеседником могла кого угодно довести до исступления. Стоило вам дойти до самого интересного места, обронить случайно какое-то слово, как в голове у нее всплывали какие-то сложные цепи ассоциаций, требовавшие немедленного обсуждения. Не имело ни малейшего значения, о чем мы говорили: о Чимабуэ, о Фрейде, о братьях Фрателлини, – ее ассоциации были бесконечно далеки от темы разговора. Только женщины способны связать несвязуемое. Мона была не из тех, кто, выговорившись сам, предоставляет и другому такую возможность. Вернуться к прерванной теме было все равно что пытаться переплыть реку с быстрым течением. Того и гляди опять отнесет куда-нибудь вбок. Приходилось полагаться на милость стихии.

Ульрик не без труда привыкал к такой форме общения. Жаль, конечно, было подвергать его такому испытанию, хотя, дай ему волю, он и сам готов был заболтать кого угодно. Его ничего не упускающий глаз, мягкие изучающие пальцы, которыми он касался вещей, особенно любимых, его неистощимая память вкупе с ностальгией по былым временам, страсть к предметности, точности, детальности (времени, месту, ритму, среде, габаритам, плотности) – все это придавало его речи колорит, присущий живописи старых мастеров. Слушая его, я подчас грезил, что передо мной – один из тех, давно ушедших. Иными словами, человек из другого времени. При всем том он не был ни педантом, ни аскетом, ни брюзгой. Он просто жил в другом измерении. Говоря о тех, кого он любил, – о художниках, – он как бы становился одним из них. У него был дар – не теряя собственного «я», отождествлять себя с теми, кого он почитал, перед кем благоговел и преклонялся.

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 143

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Плексус - Генри Миллер бесплатно.

Похожие на Плексус - Генри Миллер книги

Громосвет - Николай Максимович Сорокин - Городская фантастика / Контркультура
Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова) - Чак Паланик - Контркультура
О чём не скажет человек - Энни Ковтун - Контркультура / Русская классическая проза
А что нам надо - Джесси Жукова - Контркультура / Прочий юмор / Юмористическая проза
Волшебник изумрудного ужаса - Андрей Лукин - Контркультура

Оставить комментарий