— Что ж, прекрасно, — одобрил Ринсвинд.
— На самом деле вас принесут в жертву, — безмятежно продолжал Гархартра.
— Принесут в жертву?! Вы собираетесь убить нас? — завопил волшебник.
— Убить? Да, конечно. Разумеется! Вряд ли вы станете жертвами, если мы вас не убьём. Но не беспокойтесь, это будет сравнительно не больно.
— Сравнительно? По сравнению с чем? — выкрикнул Ринсвинд и, схватив высокую зелёную бутылку, наполненную медузным вином из морского винограда, с силой метнул её в главного гостеприимца.
Тот вскинул руку, словно отводя удар. С его пальцев сорвалось потрескивающее октариновое пламя, воздух внезапно загустел и стал маслянистым на ощупь, что указывало на мощный разряд магической энергии. Брошенная бутылка замедлила полёт и, неторопливо вращаясь, повисла в воздухе.
В то же самое время, какая-то невидимая сила подхватила Ринсвинда, швырнула через всю комнату и пришпилила в очень неудобном положении к дальней стене. Он так и остался висеть, хватая воздух яростно перекошенным ртом.
Гархартра опустил руку и медленно вытер её о мантию.
— К твоему сведению, это не доставило мне никакого удовольствия.
— Я заметил, — пробормотал Ринсвинд.
— Но почему вы хотите принести нас в жертву? — спросил Двацветок. — Вы же нас почти не знаете!
— В том-то всё и дело! Несколько невоспитанно приносить в жертву друга. Кроме того, на вас было, гм, указано. Я почти ничего не знаю о том боге, о котором идёт речь, но он достаточно недвусмысленно высказал свои пожелания на ваш счёт. Послушайте, мне пора бежать. Столько всего надо организовать… — Главный гостеприимец открыл дверь и вышел, но тут же снова появился на пороге. — Прошу вас, чувствуйте себя как дома и ни о чём не беспокойтесь.
— Но ведь ты фактически ничего нам не сказал! — провыл Двацветок.
— А зачем вам что-то знать? Всё равно завтра утром вас принесут в жертву, — ответил Гархартра. — Спокойной ночи. Во всяком случае, относительно спокойной.
Он закрыл дверь. Короткое октариновое мерцание пробежавшей по её контуру шаровой молнии позволяло предположить, что теперь даже самый талантливый слесарь не справится с её запорами.
* * *
«Динь-динь-дон», — надрывались колокольчики вдоль Окружносети, оглашая своим звоном заполненную светом луны и рёвом Краепада ночь.
Тертон, смотритель сорок пятого участка, не слышал подобного трезвона с той самой ночи, когда пять лет назад в Сеть угодило гигантское чудовище-кракен. Он высунулся из своей хижины, которая за неимением на данном участке подходящего островка была построена на деревянных сваях, вбитых в дно моря, и уставился в темноту. Раз или два ему показалось, что он заметил вдалеке какое-то движение. Строго говоря, ему следовало бы сплавать туда на лодке и выяснить причину поднятой какофонии. Но в холодной и сырой темноте эта идея показалась не такой уж замечательной. Он захлопнул дверь, обернул вокруг бешено звякающих колокольчиков кусок мешковины и попытался снова заснуть.
У него ничего не вышло, потому что теперь загудели верхние верёвки Окружносети, словно на неё наскакивало что-то большое и тяжёлое. После нескольких минут, проведённых в разглядывании потолка и упорных потугах не думать о длинных толстых щупальцах и глазах величиной с пруд, Тертон задул фонарь и приоткрыл дверь.
Что-то и впрямь приближалось вдоль Сети, передвигаясь огромными скачками, покрывая по нескольку метров за раз. Оно перепрыгнуло через Тертона, и тот на мгновение узрел нечто прямоугольное, со множеством ножек, увешанное водорослями и — хотя оно не имело никаких черт, по которым он мог судить об этом, — не на шутку рассерженное.
Хижина, когда сквозь неё пронеслось чудовище, разлетелась в щепки, но Тертон, уцепившись за Окружносеть, спасся. Несколько недель спустя его подобрал возвращающийся спасательный флот, а впоследствии он бежал из Крулла на угнанной линзе, обнаружив у себя потрясающей силы гидрофобию. Много трудностей ему пришлось перенести, но в конце концов Тертон добрался-таки до Великого Нефа. Однако даже эту область, которая была настолько засушливой, что фактически там наблюдался отрицательный уровень осадков, Тертон счёл до неуютного сырой и промозглой.
* * *
— Ты дверь проверил?
— Да, — сказал Двацветок. — И она не менее заперта, чем тогда, когда ты спрашивал в последний раз. Хотя есть ещё окно.
— Замечательный путь бегства, — пробормотал Ринсвинд со своего посадочного места посредине стены. — Ты говорил, оно выходит на Край. Чего нам стоит сигануть туда? Понесёмся через пространство, может, в сосульки превратимся или в другой мир врежемся. А если повезёт, то угодим прямо в пылающее сердце какого-нибудь солнца.
— Стоит попробовать, — заметил Двацветок. — Печенья из водорослей хочешь?
— Нет!
— Ты вообще собираешься спускаться?
Ринсвинд зарычал — частично от смущения. Гархартра употребил редко используемое и трудно осваиваемое заклинание под названием Частный Гравитационный Расстройник Атаварра. Практический результат этого заклятия состоял в том, что, пока оно сохраняло силу, тело Ринсвинда искренне было убеждено, что пол находится под углом в девяносто градусов к тому направлению, которое принималось за «низ» большинством обитателей Диска. В сущности, волшебник сейчас стоял на стене.
Тем временем, брошенная им бутылка висела без всякой поддержки в воздухе в нескольких ярдах от него. В её случае время… ну, не то чтобы совсем остановилось, но на несколько порядков замедлилось. За несколько часов её траектория относительно волшебника и Двацветка изменилась лишь на пару дюймов. Стекло мерцало в лунном свете. Ринсвинд вздохнул и попытался поудобнее устроиться на стене.
— Почему ты вечно такой спокойный? — раздражённо спросил он. — Нас тут собираются принести в жертву неизвестно какому богу, а ты сидишь и равнодушно трескаешь жареный хлеб с морскими уточками.
— Ничего, какой-нибудь выход найдётся, — откликнулся Двацветок.
— Знать хотя бы, за что нас собираются приговорить, — продолжал волшебник.
«Ты что, очень хочешь это знать?»
— Это ты сказал? — осведомился Ринсвинд.
— Сказал что? — спросил Двацветок.
«Ты слышишь меня», — заявил голос у Ринсвинда в голове.
Волшебник резко выпрямился вбок.
— Кто ты? — спросил он.
Двацветок бросил на него встревоженный взгляд.
— Я Двацветок. Надеюсь, ты меня помнишь?
Ринсвинд обхватил голову руками.
— Это все-таки случилось, — простонал он. — Мой рассудок покидает меня.
«Неплохая идея, — заметил голос. — Тут становится слегка тесновато».
Заклинание, прикреплявшее волшебника к стене, с тихим «чпок» истекло. Ринсвинд упал и приземлился на полу бесформенной кучей.
«Осторожнее, ты меня чуть не раздавил».
Ринсвинд кое-как приподнялся на локтях и сунул руку в карман балахона. Когда он её вытащил, на его ладони сидела зелёная лягушка. Глаза амфибии странно светились в полумраке.
— Ты? — сказал Ринсвинд.
«Опусти меня на пол и отойди назад». Лягушка моргнула.
Волшебник повиновался и заодно утянул от греха подальше ошарашенного Двацветка.
В комнате потемнело. Послышался похожий на вой ветра звук. Откуда ни возьмись, появились полосы зелёного, пурпурного и октаринового тумана. Они начали закручиваться в спирали, быстро приближаясь к распластавшейся на полу амфибии и рассыпая вокруг крошечные молнии. Лягушка исчезла в золотистой дымке. Туман постепенно распространился вверх, заполняя комнату тёплым желтоватым светом. Сквозь дымку проступили очертания тёмной фигуры, которая колыхалась и менялась прямо на глазах. Высокое, сводящее с ума гудение мощного магического поля не прекращалось…
Так же внезапно, как и появился, магический смерч исчез. На полу, занимая то место, где раньше была лягушка, сидела лягушка.
— Фантастика, — сказал Ринсвинд.
Лягушка с укором посмотрела на него.
— Просто потрясающе, — кисло объявил он. — Лягушка, магическим образом превращённая в лягушку. Чудеса, да и только.
— Обернись, — произнёс чей-то голос за спиной.
Это был мягкий, женственный, почти зазывный голос, с которым приятно пропустить пару стаканчиков, но исходил он из того угла комнаты, где вообще не должно было быть голоса. Ринсвинд и Двацветок умудрились повернуться, не сделав ни одного движения, словно пара статуй, вращающихся на своих постаментах.
В предутреннем свете стояла женщина. Она выглядела… она была… у неё было… на самом деле она…
Позже Ринсвинд и Двацветок так и не сошлись в мнениях по поводу представшей перед ними дамы. Обоим она показалась прекрасной (хотя какие именно физические черты делали её красивой, им установить не удалось), и у неё были зелёные глаза. Не бледно-зелёные, какими бывают обычные глаза, — её глаза отливали зеленью, как молодые изумруды, и блестели, как две стрекозы. А один из немногих подлинно магических фактов, которые были известны Ринсвинду, гласил: ни один бог, ни одна богиня, какими бы своевольными и непостоянными они ни были, не может изменить цвет и природу своих глаз…
