– Мы–то вот, что… – начал один из братьев, но не договорил – голос дрожал, голос был слабым.
В этом ставшим таким тесном помещении, которое окружала бездна леденистого мрака – мысль о неминуемой смерти и давила и сжимала…
Ярослав всё прислушивался к этому разговору, всё мрачнел, и наконец, обратился к Алёше:
– Раковину дай – по морю уж соскучился.
Алёша достал из кармана, протянул Ярославу раковину, и тут же из того же кармана выпал уже и позабытый, вышитый Олей платок, на котором было отображено родимое круглое озеро, березки белоствольные над ним склонившиеся – платок упал на пол, но Алёша тут же склонился над ним, подхватил, бережно расправил – и тут вновь скривился, зубами заскрежетал от таких разных, поразивших его сердце чувств. Медальон наполнял холодной злобой, и тут же такая жалость, такая жажда к этому, родимому проснулась, в сердце впилась…
– Оля, сейчас ухожу…
– Да… – она положила ему руку на лоб…
И вот Алеша разлегся на лавке. Он падал вниз и издали слышал Её голос:
– …Я не оставлю тебя… Я буду здесь, буду согревать тебя….
* * *
«Что это? Как я сюда попал? Что это за стена?» – перед Алешей возвышалась стена метров в двадцать высотой, сложенная из черных каменных глыб. Глыбы эти были совершенно не обработаны и, казалось, просто навалены друг на друга… И все же был кто–то кто создал эту уродливую стену. Алеша оглядывался, силясь вспомнить, как он попал в это место.
Помнил он как бежал не в силах остановиться по склону, как потом споткнулся обо что–то и начал падать… куда падать? Алеша одно точно помнил – никакой такой стены он в прошлый раз не видел. Оглянувшись же назад он был удивлен еще больше: там вздымалась огромная, совершенно гладкая стена. Алеша задрал голову и обнаружил, что не видит теперь черного покрывала, которое висело над Мертвым миром – высоко над его головой просто сгущалась дымка… Взглянув же в сторону Алеша увидел вдали огромную черную гору устрашающей изогнутой формы, гора эта впрочем была так далека, что ее едва было видно за дымкой. Вновь Алеша смотрел на кривую стену: приглядевшись повнимательнее, он увидел черные башенки все кривые и перекошенные как и вся стена: оглядевшись Алеша обнаружил, что справа стена заваливается вовнутрь, слева же – перевесилась вперед и угрожающе нависла, готовая в любой миг рухнуть. Алеше даже показалось, что стена действительно падает… – но нет – все оставалось незыблемо, недвижимо, мертво…
Вот Алеша замер, весь обратившись в слух – услышал как откуда–то с другой стороны стены пришли слабые, едва слышные удары. Алеше показалось, что это били барабаны, много–много барабанов, потом ему еще почудился какой–то рев или просто шум, а потом появился Чунг.
Алеша сразу же набросился на него с расспросами, однако, Чунг был удивлен не меньше Алешиного – он тоже с недоумением поглядывал на перекошенную стену и не мог припомнить, как он оказался в этом месте.
Постояли они так некоторое время, а затем Чунг сказал:
– Что ж, теперь нам решать – либо идти вдоль стены, либо идти в ворота.
– Где ты видишь ворота? – удивился Алеша.
– Так вон же…
Чунг указал рукой и Алеша увидел черный провал в стене который мог быть и воротами – находился он как раз в том месте, где стена, прогнувшись, опасно нависала над землей.
Спустя несколько минут они уже стояли под нависшей стеной у темного провала, который Чунг издали принял за ворота. На самом же деле то, что увидели друзья больше походило на подкоп: рядом высились холмики разбитого кем–то черного камня, холмики эти, впрочем, были такими древними, что уже срослись с поверхностью…
– Кто–то потрудился на славу, – проговорил Чунг попытавшись поднять один из отбитых камней – это оказалось ему не под силу, хотя камень с виду был совсем невелик..
– Потрудился на славу тот кто соорудил эту стену, – задумчиво проговорил Алеша который поднял голову и смотрел на черные кривые глыбы таинственным образом скрепленные меж собой.
– Наверное мы скоро с ними познакомимся, – проговорил с Чунг когда шагнул в проем. Алеша поспешил за ним.
В проходе по которому они теперь шли было темно, ни единая капелька света не проникала туда, однако после тьмы на дне болота эта тьма казалась друзьям совсем не такой непроглядной. Их глаза уже привыкли к постоянным потемкам, а потому и во тьме этого, неизвестно кем и когда выбитого в стене прохода, они довольно быстро смогли различать и низкий потолок, и пол покрытый острыми обломками, и стены, которые то сужались так, что один едва мог протиснуться то расходились так что и трое могли бы пройти в ряд.
Друзья разговаривали – разговаривали без умолку, с тем что бы хоть как–нибудь разбить царящее вокруг гнетущее напряженье, что бы хоть как то заглушить страх и те таинственные, далекие удары – словно много–много барабанов били разом.
– Что ты помнишь последнее перед тем как оказался в этом месте? – спрашивал Алеша.
– Помню, бежали мы, и не мог я остановиться, потом споткнулся обо что–то и полетел вниз. Все.
– Выходит, мы вместе упали. Ну и разбудили нас значит с тобой в одно и тоже время пока мы падали?… Нет – что–то здесь не так… Чунг, расскажи – в том мире, кто помогает тебе?.. Ведь и твоё сердце разрывает медальон, да?..
– Конечно, конечно расскажу. – с готовностью подхватил Чунг, и даже, кажется удивился, что прежде Алёша его не спрашивал, а он не догадывался рассказать.
И вот Чунг начал рассказывать – рассказывал он так увлечённо, с таким сильным, светлым чувством, что окружающие мрачные стены, как бы отступили, были уже не властны остановить ребят. Как уже говорилось, Чунг отправился в дорогу вместе со своими родителями – три дня назад они оставили родное племя, родные вигвамы, и всё это время скакали на конях на север.
– Должно быть, уже далеко вперёд нашего ускакали! – с некоторой завистью прервал тут его Алёша.
– Да нет, не думаю… – рассудительно отвечал Чунг. – Мне кажется – мы изначально жили в землях гораздо более южных, нежели ваши…
И он продолжил рассказывать, как часами неслись они по бескрайним луговым раздольям, обгоняя стада буйволов и вольных лошадей; у западного горизонта высились горы, и то тут то там подымались среди трав то рощицы, то одинокие древа исполины; над всем этим степенно плыли величественные облака, а среди них – орлы, весь тот простор зрящие. И так ярко эти образы перед Алёшей пронеслись, что он полюбил родину Чунга, и решил, что когда–нибудь и взглянет на неё, пройдётся, тепло от неё исходящее почувствует. Ну а Чунг продолжал – оказывается, когда они останавливались на ночлег – отец его, доставал чудесный талисман, данным им в дорогу шаманом племени – талисман этот изображал трёхглавое божество – каждую из голов требовалось вымазать особой мазью, а затем – уложить его на угли; тогда над божеством подымалось, густело, полнилось причудливыми, многообразными фигурами некое облако; обвивало всех сидящих, но большей частью перекатывалось всё–таки на Чунга. То не были те злые, дурманящие духи, которые врывались в сознание курильщиков некоторых трав. Нет – то были добрейшие божества, которые витали над миром живым, и иногда приходили во сны младенцев, дабы усладить их, избавить от всяких горестей. Они не могли наполнить мир Чунга своими сладостными, светлыми виденьями – ведь такого мира больше не было; однако, в первый же день пути они подхватили его душу, и понесли выше наполненных серебристым сиянием звёзд облачков; подняли его так высоко, что в той великой чёрной пустоте, где нет ни воздуха, ни жизни, где веет что–то незримое, чуждое всем земным страстям, и где на фоне бессчётным звёздных россыпей, нисколько не оттеняя их златится могучее Солнце, где Луна предстаёт во всей своей печальной, одинокой высоте – поднявши его в эту высь те добрейшие божества спрашивали: не хочет ли он летать здесь с ними всю ночь – великое множество тайн обещали они ему открыть – дух Чунга отвечал, что – нет – не хочет, что чувствует, что должен идти и в Мёртвом мире, и не только потому, что иначе и дорога в этом мире окажется тщетной, но и потому, что там ждёт его друг. И всё же он благодарил этих божеств за то, что они были рядом, за их светлые голоса, за величественные виды космоса – они печально вздыхали, и отпускали его дух, и падал этот дух в бездонную, тёмную бездну, где встречался со своим другом…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});