Он осторожно поделился новыми планами со своим партнером. Директор ПТУ в ответ испуганно замахал руками и даже перекрестился. Он разозлился. Ведь всю работу выполняет он! Он в свое время договорился с попом! Он достал денег на ремонт после пожара! Он теперь сидит здесь с утра до ночи, контролируя этот бестолковый стройбат! А директор палец о палец не ударил, а еще смеет при этом возражать! Однако решительности устраивать стрип-клуб у него поубавилось. Внедрять в обществе нечто новое, будучи в полном одиночестве, все-таки было боязно. Даже с учетом того, что в этом обществе уже признали существование секса.
Примерно через год церковь отреставрировали. Фасад снова стал белым, окна удивленными, крыша рыжей, колокольня стройной. С крестом он, правда, решил повременить, поскольку идея на предмет развлекательного заведения, хоть и была заморожена, но окончательно не умерла. «Жизнь сама подскажет, что здесь можно устроить», – думал он.
За качеством работ во время ремонта он следил самым тщательным образом и столь же тщательно при этом экономил – в результате у него остались кое-какие наличные деньги. Воспоминания о поездке в Польшу дразнили память, и он решил снова отправиться за границу – за новыми впечатлениями в какую-нибудь еще более интересную страну: «Может, там и определюсь, каким бизнесом заняться». В областном бюро путешествий ему предложили автобусный тур в Голландию. Стоила поездка недорого, даже на эротическое шоу кое-что оставалось. Он был уверен, что заслужил этот отдых.
Вечером, накануне долгожданного отъезда, заглянув в ближайшую от дома булочную, он встретил там Володьку Юрченко. Года четыре назад тот учился в ПТУ на шофера и слыл самым отпетым хулиганом. Сейчас бывший пэтэушник был в ярком спортивном костюме, а на запястье у него болтался толстый золотой браслет.
– Ну, как оно, товарищ? – насмешливо произнес Володька, увидев бывшего идеолога. – Все политинформации проводишь или теперь другую нычку нашел?
Возле булочной стояла иномарка. Володька бросил на машину равнодушно-хозяйский взгляд. Экс-комсомольскому вожаку вдруг страсть как захотелось перебить Володькино ленивое самодовольство и он рассказал о совместном предприятии, о зарубежном финансировании, о разворачиваемой на базе костела коммерческой деятельности, которая скоро охватит весь Жаславль, а, может быть, и областной центр.
– Та ты чё, в натуре? – удивился Володька. – Ну дела… А я ведь, как от вас уехал, так ничего и не знаю, что тут теперь происходит. А посмотреть-то на все это можно?
– Запросто, – ответил он, – хоть сейчас, у меня как раз и ключи с собой.
Ездить в иномарке было намного приятнее, чем в отцовских «Жигулях». Особенно под громкие голоса вчерашних пионерок, которые разрывали динамики песней про «три кусочи-ика колбаски». До группы «Smokie» им было, конечно, далеко, но качество звука все-таки подкупало.
По дороге Володька почему-то то и дело оглядывался по сторонам. «Впечатление от своей тачки ловит», – подумал он.
Сторожа на месте не оказалось. Открыв тяжелую дверь костела, он начал демонстрацию собственных достижений. Похвастаться было чем. В здание протянули водопровод, канализацию и отопление, провели газ, из износостойкой плитки настелили полы, а внутренние стены выкрасили белым. Все было чистым и свежим.
– Тут бы такой, знаешь, центр досуга устроить! – авторитетно заявил Володька. – Ну там сауна, бассейн, бильярд, девочки… А чё, в Москве таких уже полным полно!
Не успел он обрадоваться появлению нежданного единомышленника, как вдруг свежепокрашенные двери распахнулись, и на пороге возник незнакомый человек в таком же, как у Володьки, спортивном костюме. Увидев его, Володька побелел и жалобно заблеял:
– Шмук, ну я прошу тебя, Шмук, ну ты же знаешь, не брал я у них ничего… И не подставлял… Это люди Вартана сделали…
Не обращая внимания на его слова, Шмук быстро вытащил из кармана пистолет и несколько раз выстрелил в Володьку. Потом резко повернулся, навел курок на него и сказал:
– Вякнешь кому, на такую легкую смерть не рассчитывай! Понял?.. – Он судорожно кивнул, и уже через секунду во дворе взвизгнула отъезжающая машина.
«Как хорошо, что я никому не рассказал про Голландию», – думал он, спустя какое-то время, когда к нему вернулась способность соображать, и он понял, что каким-то образом оказался дома и теперь бросает в дорожную сумку свои вещи.
«И хорошо, что родители уже месяц, как у бабушки в Минске, и тоже ничего не знают! На последний автобус я вроде успеваю… Завтра вечером перееду границу, за это время они вряд ли что-нибудь выяснят…»
Бодрая гидесса в автобусе говорила без умолку. Туристы шутили, смеялись и пили пиво. Он готов был их всех убить. За окном бежали разнокалиберные деревья, автобус останавливался в каких-то городах и поселках. В его воображении снова и снова возникал вид грузного тела, лежащего в темной луже на светлом полу. А то, как он потом закрывал дверь и как добирался домой, он так никогда и не вспомнил.
На границе его никто не задержал.
В Амстердаме их привезли в небольшой аккуратный домик с черепичной крышей, похожей на крышу его церкви, и разместили в комнатах по двое. Он боялся, что у руководительницы группы есть какой-нибудь старый кагэбэшный канал связи с родиной, и оттуда вот-вот придет сообщение о розыске подозреваемого в совершении тяжкого преступления. Поэтому, как только им предложили «отдохнуть с дороги», он, не распаковывая сумку, направился к выходу.
– У меня здесь подарки друзьям, мы договорились, что первым делом я приеду к ним, – сообщил он молодому человеку, с которым его поселили. Вообще-то новые свободные времена уже успели окрепнуть, и никто больше не требовал, чтобы советские люди за границей держались кучно и отчитывались друг перед другом о каждом предпринятом шаге, но он решил оправдаться. Сосед в ответ равнодушно пожал плечами.
Закрыв за собой ажурные металлические ворота, навеявшие горькие воспоминания о кресте, снятом с его колокольни, он на всякий случай переписал на бумажку малопонятные буквы на табличке с адресом и спрятал ее в кошелек. Возвращаться сюда он не собирался, но бог знает, как сложатся обстоятельства… Потом сел в первый подвернувшийся автобус и часа через полтора оказался где-то в районе порта.
Несколько суток он бомжевал в Амстердаме. Дни были более или менее сносными. Он не спеша бродил по улицам достойных кварталов. Крутые арочные мостики, отражаясь в шелковых каналах, образовывали немного разъезжающееся удивленно-восторженное «О». Время от времени в душе у него начинали звучать прохладно-солоноватые мелодии пластинки «Тюльпаны из Амстердама», которую любила мама, и он чувствовал под ресницами странную влагу, от которой чистые улочки начинали сверкать так, словно их только что вымыли, и они еще не успели высохнуть.
К вечеру он перебирался поближе к порту. Там был совсем другой мир – разноязыкий, многоцветный, неопрятный и пугающий. Никто никого не понимал, никому ни до кого не было дела. Стрип-шоу показывали прямо на улице, и пахло марихуаной. Он спал на ящиках в каком-то подвале, положив под голову сумку. О будущем не думал – ему казалось, что все должно сложиться как-нибудь само собой. Что кто-то должен подвернуться и обязательно ему помочь… Но дни шли, а спасители не торопились. Деньги, которые он с крайней экономностью тратил только на еду, заканчивались. Он давно не мылся, попытка выяснить у бородатого старика с серьгой в ухе, нет ли поблизости какого-нибудь пляжа, не удалась – старик его не понял. А потом у него украли сумку с одеждой. Он опасался оставлять ее днем в своем подвале и всегда с тихими проклятьями таскал с собой. Как-то присел на скамейку, ношу поставил рядом на землю и задумался. Вроде даже не дремал, и рядом, кажется, никого и не было, но сумка исчезла. Слава богу, хоть кошелек и паспорт оказались при нем, в кармане.
Вернувшись в «нору», почувствовал, что в душе набрякло тяжелое, но неизбежное решение. Ночью не спал, ходил из угла в угол, спрашивая себя: «Ты уверен? Уверен, что другого выхода нет? Уверен?..»
Под утро к нему в подвал неожиданно заявился тот самый старик с серьгой, с которым он пытался поговорить накануне. До этого они несколько раз встречались на улице, бродяга, видимо, тоже обитал где-нибудь по соседству. Усевшись на ящик, старик заговорил на непонятном языке.
– Откуда вы приехали? – спросил он, вспомнив школьные уроки английского.
Не обращая внимания на вопрос, гость продолжал свой непонятный монолог. Проговорив сам с собой минут пятнадцать, вытащил из грязного кармана несколько сигарет, завернутых в газетный обрывок. Закурил сам и предложил ему. Секунду поколебавшись, он взял сигарету и крепко затянулся. В сыром подвале запахло тяжело и приторно. Через несколько минут он тоже заговорил вслух:
