Охваченный страстным желанием, он скользнул под ее накидку и прошелся по изящным изгибам. Ее обычно ясные глаза затуманились страстью. Однако глаза так же быстро снова прояснились, и она поняла, что весь этот огонь разгорелся благодаря единственному поцелую. Ее охватила паника, и все, чего он достиг, разжигая в ней страсть, было немедленно сведено к нулю.
Оставив в покое лацканы его пальто, она отпрянула назад. Некоторое время они стояли, глядя друг на друга, причем Фелисити нахмурила лоб и пыталась восстановить ритм дыхания.
– О чем вы думали? – возмущенно прошипела она и, повернувшись, торопливо пошла дальше.
– Ох, пропади все пропадом, – выругался он, бросаясь за ней следом. Он схватил ее за руку, пытаясь снова заключить в объятия. На сей раз ее было не так-то просто поймать.
– Я почти помолвлена, – сказала она, вырываясь из его рук. – Я связана договоренностью…
– Какая может быть договоренность с человеком, с которым вы никогда не встречались? – возмутился он.
Она об этом и слышать не хотела.
– Но он знает меня, он меня понимает. – Она сердито взглянула на него. – И он не стал бы принуждать леди, когда она…
Нет, черт возьми, ему до смерти надоело слушать, как она превозносит добродетели Холлиндрейка. Его добродетели. Добродетели, которыми он не обладал. И, чтобы доказать это, он поцеловал ее снова. На этот раз со всей едва сдерживаемой страстью, непристойно позволив своим губам раскрыть ее губы, а языку попробовать на вкус ее язык. Он дразнил ее до тех пор, пока она, вздохнув, не задрожала в его объятиях. Когда он отстранился, она едва удержалась на ногах.
– Он не стал бы принуждать леди, когда она – что?
Она уставилась на него, словно увидела впервые. Без ливреи, возможно, даже вообще без одежды (может же человек помечтать), и ее губы затрепетали, как будто она хотела что-то сказать, но слова не шли с языка.
– Силы небесные! – наконец промолвила она и, высвободившись из его рук, взбежала по ступенькам к входной двери.
Но он нагнал ее и преградил путь.
– Откуда у вас такая уверенность в нем?
Она сложила на груди руки.
– Ну-у, прежде всего о нем хорошо отзывался Джек.
– Безумный Джек Тремонт? Можно подумать, что вы сами сошли с ума. Холлиндрейк был из той же компании, они были закадычными приятелями. А вы знаете, что это означает?
Она покраснела, но, следует отдать ей должное, взгляд не отвела.
– Он изменился, как и Джек.
Тэтчер презрительно фыркнул:
– Мужчины не меняются.
– Меняются. Когда захотят. Когда встретят ту леди, которая им подходит. – Она приподнялась на цыпочки и заглянула ему в глаза. – Они должны измениться, если хотят удержать ее.
Он понял, что она права, но в своем гневе не желал ни с чем соглашаться.
– И Холлиндрейк изменился? – с подчеркнутым скептицизмом поинтересовался он.
Она стояла на своем и, вздернув носик, заявила:
– Да, разумеется.
– Вы это знаете, потому что…
– Потому что он сам сказал это мне.
– Он сказал это вам?
– Да, – прошептала она. Глаза ее затуманились слезами. – Это я его изменила.
Тут уж Тэтчер не мог ничего поделать с собой. Он рассмеялся.
– Как вы могли его изменить, если никогда не встречали этого человека?
– Он сам мне это сказал. Он сказал, что мои письма вдохнули жизнь в его существование. Что до того, как я ему написала, он не знал, что означает жить.
Тэтчер даже дыхание затаил. Значит, она научила его дедушку жить? Что, черт возьми, это значило?
– Мои письма изменили его, – продолжала она и, помолчав, добавила шепотом: – А он изменил меня, разве вы не понимаете? Я должна быть такой герцогиней, как он ожидает, – безупречной английской герцогиней. – Она повернулась на каблучке и решительно направилась к двери.
Он изменил ее? Превратил в образцовую английскую герцогиню? Это было невозможно. Она могла тысячу раз повторять себе, что изменилась, но он знал правду: нельзя заставить измениться то страстное создание, которое добровольно находилось в плену правил приличия.
– Фелисити! – крикнул он ей вслед. – Прошу тебя, Фелисити! – Не станет он больше называть ее «мисс Лэнгли». После этого поцелуя. Теперь она была для него Фелисити. Но она его не слышала, потому что если бы услышала, то, несомненно, прочла бы ему лекцию относительно того, что неприлично с такой фамильярностью называть по имени своего работодателя.
«Будь они прокляты, эти письма!» – подумал он, следуя за ней. Он ругал своего деда за то, что тот ответил на ее письмо от его имени. Что такого мог написать ей старик, чтобы здравомыслящая женщина стала мечтать о мужчине, которого никогда даже не видела? Мечтать о мужчине, которого не существовало? И не могло существовать?
И как реально существующему мужчине, такому, как он, достичь положительных качеств вымышленного герцога Холлиндрейка, которого создало воображение его дедушки? Образцового Стерлинга, каким ему следует быть? Такого мужчину, которого мисс Фелисити Лэнгли сочла бы достойным включения на первую страницу своей «Холостяцкой хроники»?
А он не был таким мужчиной.
Он был мужчиной, который отрекся от собственного имени и семьи и сбежал в армию под вымышленным именем – и все потому лишь, что кредиторы обещали бросить его в долговую яму.
Что она скажет, когда узнает правду? Узнает, что ее благородный и предположительно безупречный герцог является на самом деле ее далеко не идеальным ливрейным лакеем?
Он догнал ее уже у двери.
– Фелисити… – Он схватил ее за руку и попытался вновь заключить в объятия, но на сей раз она проявила осмотрительность и лишь покачала головой, отказавшись посмотреть ему в глаза. – Не входите пока в дом. Подождите. Мне нужно кое-что сказать вам. – Но не успел он договорить, как дверь распахнулась.
– Слава Богу, Герцогиня. Я уж думала, что ты никогда не вернешься! – воскликнула мисс Талли. – Мы погибли!
«Я и сама погибла», – подумала Фелисити, входя в дом и чувствуя, что ноги все еще плохо ее слушаются.
О чем она только думала, позволяя этому красавцу так крепко обнимать ее? Ведь она даже не сопротивлялась. Вернее, сопротивлялась, когда было уже слишком поздно.
Ее тело повело себя предательски и само потянулось к его телу, а язык облизнул губы в предвкушении его поцелуя. И он, конечно, поцеловал ее, а у нее от этого перехватило дыхание и подкосились ноги. Когда его губы завладели ее губами, она почувствовала, что пропадает.
Она хотела испытать в полной мере ту страсть, которую он предлагал, и, отбросив все правила приличия, принадлежать ему. Ей хотелось, чтобы он целовал ее, прикасался к ней и сделал что-то с этим пламенем, которое он зажег в ней.
