— Видите ли, мистер Хансон, — с расстановкой произнес Ландерс, — сейчас нас интересует, у кого могли бы быть причины убить вашу жену.
Он говорил достаточно громко, чтобы миссис Филпоттс услышала; она подняла глаза и не сводила с них непонимающего взгляда.
Хансон посерел. Заикаясь, он пробормотал:
— Уб-бить м-мою…
— Потому что ее, знаете ли, убили, — сказал Ландерс. — Намеренно убили, мистер Хансон. Она умерла не от повешения — ее ударили по голове и проломили череп, от этого она и умерла. Затем кто-то надел ей на шею бельевую веревку и повесил ее на стойке душа. Наш патологоанатом… — он остановился.
Потому что Хансон, казалось, в буквальном смысле слова раздувался. Лицо его побагровело, и он проговорил, задыхаясь:
— Verdammt Sudetener![97] Этот идиот… этот blodsi nigger…[98] он даже этого не может толком сделать… он… — Ландерс подумал, что Хансона сейчас хватит удар. Он поднял бессильные кулаки, с трудом дыша от бешенства. — Этот verdammt Pfusher…[99] я же сказал ему, что делать, как сделать… mein Gott[100], даже такую простую вещь…
Ландерс и Пигготт переглянулись, и Ландерс резко спросил:
— Кто, Хансон? Кто?
— Gott… такая простая вещь… es ist Wahnsinn![101] Этот Руди, mein Gott… Руди Шульц… но он заплатит! Повесят-то его! Он дурак, но я думал, он справится с такой простой… — Хансон схватил Ландерса за руку, лицо подергивалось, его душила ярость, — О, он заплатит за свою тупость… этот… этот… я вам расскажу…
Он кое-что успел рассказать, а затем сломался, и они вызвали «скорую». Санитары сказали, что это не удар, он просто потерял сознание, но давление у него невероятное. Хансона отвезли в городскую больницу для наблюдения, а Ландерс и Пигготт отправились за Руди Шульцем.
Шульц работал на станции техобслуживания на Вермонт-авеню. Бесхитростный парень лет двадцати пяти, из небольшого городка на юге Германии; и, как выяснилось, в стране он находится нелегально, Его дядюшка, зная, что он удрал с корабля в Сан-Франциско, и будучи знаком с Хансоном до того, как тот уехал в Америку, попросил его помочь Руди найти ему работу. И поэтому, когда Хансону понадобилось выполнить небольшую работу по убийству, обеспечив самому себе прочное алиби, под рукой оказался Руди. Над ним висела угроза: стоило Хансону сообщить, и его выслали бы из страны.
Его привезли в отдел и стали задавать вопросы. Он морщил широкий лоб и отвечал после мучительных раздумий.
— Я думаю, есть другая женщина, с которой он хочет пожениться, — сказал он. Больше о причинах убийства он ничего не знал. — Он сказал, положит что-то ей в кофе, чтобы она спала. Всегда кофе он делает перед тем, как уходит на работу. Но она не спит, — он смотрел на них очень спокойно — Л я, я сильный, ja[102], но она большая и толстая, она сопротивляется — что делать? Успокоить ее пришлось мне, чтобы я мог сделать, как он сказал — надеть веревку. Я ударил ее гаечным ключом. Он в моем заднем кармане, я пришел туда с работы, когда хожу на обед, в половине третьего. Вот и все. По-моему, о'кэй.
— Как ты попал в квартиру, Руди? — спросил Ландерс. Потрясающе.
— Как? А, он ключ дал мне, Как он говорит делать, я делаю. И насчет ключа — дверь в ванную я запирал и ключ под дверь клал. Все, что он говорит мне, я помню, — сказал Руди с наивной гордостью.
— Господи, — проговорил Ландерс. — Господи, Мэтт. Он вовсе не видит в этом ничего плохого? В том, чтобы убить женщину? Так, что ли?
— Дьявол, — ответил Пигготт, — нынче весьма занят, Том. Конечно, он не больно умен… Руди то есть, — дьявол, Том, умен чрезвычайно — и не очень, скажем так, чувствителен. Но все же…
— Да, все же. Боже мой. И Хансон так вот и раскололся… если повезет, они оба получат свое: сговор с целью убийства. Ну и дельце.
— Кажется, нам все больше попадаются оригинальные дела, — сказал Пигготт.
После обеда Пигготт отправился в хор и рассказал Пруденс Рассел об убийстве в доме через дорогу от Мендозы.
— Боже мой! — проговорила Пруденс. — Как ужасно…
— Призадумаешься, стоит ли вообще жениться, — сказал Пигготт. — Заводить детей.
— Ну, в самом деле, Мэтт, — возразила Пруденс. — То есть, если воспитывать их правильно… глупо так говорить только оттого, что… — она прикусила губу, глядя на худого, смуглого, пессимистично настроенного Пигготта.
Мендоза услышал о влиятельных адвокатах, взявшихся за дело Йокумов, и немного почертыхался по этому поводу, однако вернулся домой, разговаривая с самим собой о Мишель Стэнъярд.
— Потому что, как правило, что-нибудь да появляется в конце концов, — сказал он Элисон, снимая куртку. — Хоть какая-нибудь зацепка. Ну, черт возьми, какие-то, конечно, не удается раскрыть, но такое… Светская красавица… это не то, что прирежут неизвестного на Роу…
— Да, amante. Что-нибудь появится, — ответила Элисон. — Не волнуйся так, Луис, ты заработаешь себе высокое давление… Приехала сестра миссис Спенсер, бедная женщина. Она зашла к нам расспросить… и, конечно, все, что мы могли ей сказать…
— Просто ерунда какая-то, — раздраженно продолжал Мендоза. — Исчезнуть из этого респектабельного ресторана — и ни единой порядочной зацепки за десять дней! — он уже успел прочитать отчеты Хакетта и Хиггинса.
— Ради Бога, оставляй работу на работе, Луис!
— Загадка из тех, что у нас так редко, но бывают. Маленькая странная загадка — что же, черт возьми, все-таки произошло с Мишель?
— Ты со своим ненасытным любопытством, — проговорила Элисон. — Обед через десять минут.
ГЛАВА 14
Утро четверга, и Хакетт выходной. Дождь прекратился два дня назад, и сегодня было солнечно и заметно теплее. У Мендозы на столе лежал отчет, подписанный Галеано, — как раз, когда сменялись ночные патрули, в шесть утра, было найдено тело в сточной канаве на Беверли-бульваре. Галеано оставил его для дневной смены.
Когда вошел Ландерс, Мендоза вручил ему бумагу:
— По крайней мере, вы распутали то лжесамоубийство, Том. Да, я видел твой отчет.
— Он тут же сломался — это было почти забавно, — сказал Ландерс. — Но второй-то, Бог мой, так легко говорит, будто толкует о пикнике. И надеюсь, ордеры нам сегодня выпишут… Что это такое?
— Новый труп. Поезжай-ка посмотри, как он выглядит.
Хиггинс и Паллисер вошли вместе, Хиггинс сел у стола Мендозы, закурил сигарету и сказал:
— У меня такое чувство, Луис, что по делу Мишель мы возвращаемся к самому началу.
— В начале, — ответил Мендоза, — у нас был Пол Трулок. — Он развернулся со своим креслом и поглядел на славный солнечный день за окном.
— Ты видел, что мы получили по Джерарду. Он к тому не имеет совершенно никакого касательства. Вообще было странно полагать, что она ему позвонила, — она и не звонила никому.
— В конце концов, — сказал Паллисер, — Трулок там был. Я хочу сказать, просто потому…
— Да, мне тоже эта мыслишка пришла в голову, — произнес Мендоза. — Ты имеешь в виду…
— Вот так он и стал лейтенантом, Джон. Ждет, пока какой-нибудь умный подчиненный скажет что-нибудь дельное, и затем говорит, что он об этом уже думал.
— ¡Ay de mi![103] — рассмеялся Мендоза. — Ты собирался сказать, что просто потому, что у человека есть десятицентовик в кармане, он совсем не обязательно должен звонить по телефону.
— Именно так, — сказал Хиггинс. — Мы считали, что она не могла захотеть скрыться от Трулока. Затем мальчишка — продавец газет — сказал, что деньги у нее были, — и тут же мы стали бросаться во все стороны, считая, что, раз у нее были деньги и раз она могла позвонить или же поехать куда-нибудь на автобусе, она так и сделала.
— Pues si[104], — сказал Мендоза. — Я понимаю, Джордж. Но Трулок…
— Возможно, — произнес Паллисер, — что все это было весьма просто, как ты и говорил до того, как мы узнали про деньги. Люди там входили и выходили — касирша, Марго Гийом, не могла с уверенностью утверждать, что Мишель не вернулась из женской комнаты к Трулоку.
— Хорошо, — сказал Мендоза и развернул кресло обратно. — Давайте вернемся к началу и посмотрим, что мы совершенно определенно знаем. По словам Трулока, во время обеда у них произошла небольшая размолвка. Размолвка могла быть и крупная. По поводу того, утверждает он, что Эйлин — неподходящая компания для Мишель. Между делом, почему мы это не обдумали? Они могли ссориться и по другому поводу, мы не знаем. Хотя официантка говорит, что не видела признаков какого-либо спора, но, возможно, они, как хорошо воспитанные люди из высшего общества, этого не показывали. Что, быть может, означает, что это не было крупной ссорой? Во всяком случае, они выходят из-за стола. Мишель направляется в женскую комнату, и мадам Галлар видит, как она туда заходит. Там в этот момент никого нет, утверждает Галлар, которая только что вышла. Примерно в это самое время Трулок получает у кассирши сдачу, идет в зал и дает официантке на чай. Возвращается в вестибюль — или в помещение между дверей — и ждет. Мишель ушла в женскую комнату примерно без двадцати восемь. Мы знаем время только приблизительно. Примерно без пяти восемь, плюс-минус минута, юный Чавес видел, как она шла, предположительно, из женской комнаты, и сумочка ее была открыта, и она уронила на пол деньги.
