Уже через час я вернулся с изготовленным орудием правосудия и мести – куском стального прутка толщиной около трех миллиметров. Сталь была отличная, упругая. Правда, пришлось потрудиться, чтобы заострить кончик до состояния швейной иглы. Ручку я изготовил просто – согнув вдвое и обмотав противоположный конец своего «шила» огромным количеством купленной в магазине изоляционной ленты.
К парню я подошел со спины, когда начало темнеть. Его приятель был увлечен рассказом очередного анекдота, поэтому мое присутствие заметил не сразу.
– Меня Вареный послал, – шепнул я своей жертве на ухо, согнувшись за его спиной и пряча лицо от компании. – Пошли со мной, он тебя срочно ждет.
Ткнув для убедительности парня кулаком в плечо, я быстрым шагом пошел к выходу из кафе. Один раз я все же оглянулся. Он спешил следом с готовностью, послушно. Мне стало даже смешно. Так спешить на казнь?
Вот и присмотренная подворотня, и небольшой двор среди купеческих двухэтажных домиков, где было несколько дверей. «Ремонт обуви», какое-то РА «Взлет» и просто «Нивея» без указания рода деятельности. Сейчас все эти офисы были закрыты и дворик утопал в темноте. Действовать я должен был быстро, пока накачанный пивом парень не подумал ничего плохого.
Когда нас уже не было видно с проспекта, я круто развернулся, взял парня за рукав и потянул в сторону. Он машинально сделал шаг в эту сторону, но я уловил начало сопротивления его тела, потому что здесь никого, кроме нас, не было. Моя жертва хотя и была налита пивом по самые брови, но все же еще что-то соображала. Я тут же развернулся к нему всем корпусом и уткнул в грудную клетку пониже левого соска свою «заточку».
Вряд ли он меня узнал, потому что я сильно изменился за время выздоровления и потому что тут было темно. Но я приложил свое оружие с таким нажимом, чтобы он понял, что одно его движение, один возглас – и ему не жить.
– Где мне найти Вареного? – прорычал я, глядя с ненавистью на перепуганного детину.
Одним словом, он мне все рассказал. Почему он так испугался, я понял уже потом. Худое лицо со складками преждевременных морщин, еще не отросшие после бритья волосы, когда мне залечивали страшную рану на голове, – все это, наверное, делало меня похожим на матерого уголовника. Да и глаза мои в темноте сверкали очень недобро.
А потом я решительно и резко навалился всем телом на свою «заточку». Удивительно, как легко пруток вошел в тело. Я даже почувствовал, как острие, прошедшее насквозь, царапнуло штукатурку стены дома, к которой он был прижат спиной. Его глаза еще были выпучены и наполнены ужасом, рот широко открыт, а тело уже валилось набок. А острие все царапало сзади штукатурку, царапало… Потом он упал. И в темноте я видел, что вокруг штыря, торчавшего из сердца, только небольшое темное пятнышко крови на футболке.
Вернулся к жене в гостиницу я очень поздно ночью. Никаких следов крови, никакого раскаяния или чувства жалости. Я видел лицо моего убийцы, я видел на нем выражение страха. И этого мне было достаточно. Оля удивилась тому, что я так возбужден, но я сослался на визит в милицию, где проводилось предварительное опознание возможных преступников. Она поверила.
Купить пистолет оказалось просто. Наверное, мое лицо в его нынешнем состоянии вызывало доверие. А еще я не торговался. Через два дня у меня был старенький потертый наган и два десятка патронов к нему. Я потратил день, чтобы уйти далеко в лес и опробовать оружие. Прицельной стрельбы от меня не требовалось, потому что я сразу отказался от такой затеи, как убивать на большом расстоянии. Я воспользовался опять же методикой, почерпнутой из детективов. Ватная, небольшого размера подушка, которую можно вполне спрятать под просторной одеждой, должна была выполнить роль глушителя. И все возможные варианты я там же в лесу испробовал. И так же тщательно, набив камнями, утопил подушку в пруду.
Вареного я выслеживал три дня. На четвертый – я стоял в темноте среди деревьев возле его дома. Ждать пришлось долго, но около двух ночи он приехал. Его «БМВ» с заметной радиаторной решеткой появился из-за дома, и я отступил на свою позицию. Я знал, что он ставит машину всегда на одно и то же место, и никто не осмеливается это место занять. Вареный развернулся и стал сдавать задом к забору. Последний толчок, и машина остановилась. Стекло с водительской стороны было опущено, что облегчало мою задачу.
И опять я скажу, что никакой жалости, никакого смятения я не испытывал. Я ненавидел это лицо, эти глаза, этот голос. Сейчас для меня это был даже не человек, а олицетворение зла. Тупого, безжалостного, наглого, мерзкого. Зла, которое втоптало меня в грязь, которое запросто убило меня. Просто так, по прихоти. Зла, которое считало себя вправе распоряжаться всем и всеми. Даже человеческими жизнями. Представляете, жизнями людей, которых он до этого и в глаза не видел? Это зло пришло, приметило камин и захотело его. А человек, который попытался противиться, был брезгливо убит. Как таракан, как червяк.
А еще это зло было для меня опасно, оно могло меня снова убить. И убило бы обязательно. И я выстрелил. Выхватил из-под полы куртки свою ватную подушечку, сунул в нее ствол нагана и дважды выстрелил в голову бандита. И на виске, куда со стуком ударились пули и проделали две аккуратные дырочки, вдруг толчками стала выплескиваться кровь. Я слушал бульканье и понимал, что Вареный мертв. Не мог он с такими бульканьями остаться живым.
И мне стало очень спокойно. Я даже уже забыл, что такое состояние покоя может существовать. Тихая летняя ночь, звезды, тихое урчание двигателя машины, а за рулем труп. И этот труп мне уже не страшен, не опасен, ничем больше мне не может угрожать. Как это хорошо, и как все просто получилось…
Я хотел плюнуть в салон машины, но мне не захотелось, чтобы даже моя слюна соприкасалась с этой мразью. И я ушел. По пути выбросил в мусорный бак пробитую подушку, предварительно засунув в нее пистолет. Утром, чуть свет, приедет мусорная машина, заберет мусор и вывезет его на загородную свалку. Машина к утру заглохнет, и не скоро кто-то сообразит, что водитель в ее кабине мертв.
Свобода! Через неделю можно проявить признаки, что ко мне возвращается память. А потом потихоньку возвращаться к обычной жизни. И как все просто! Как я вас понимаю, робингуды, мстители и защитники страждущих и обиженных!..
«Пашка». Я вот не знаю, что там дальше произошло, но думаю, что человека в этом Павлове можно было спасти. Если бы в нашей стране судили не по букве закона, тупо арифметически подсчитывая, под какую статью поступок подпадает, а как в Америке. Там ведь суд ориентируется на прецеденты, которые имелись в истории судебной практики. А ведь он жизнь свою спасал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
