Я получил письмо от ее отца. Он реально любящий человек. Бывший посол любит запускать во все свои щупальца. Правда, когда я пришел к ней в гости в Сан-Франциско пару лет назад, он отвел меня в сторону, чтобы сказать, каким куском дерьма я был. То, что я даже и близко не подходил ее дочери. Можешь поверить, что он проверил меня? И моих родителей? Я уверен, что он откопал несколько хороших фактов на отца. Он сказал мне, оставаться подальше от нее в своем письме. «Заставь ее поверить, что ты мертв. Так лучше для вас обоих».
Дело в том, что он прав. У нее есть шанс на красивую жизнь. Я же инвалид-ветеран, у которого судороги и обмороки, отключение памяти. Иногда ночью я просыпаюсь от криков. Потому что меня преследует один и тот же сон. Мы направляемся вниз, по этой чертовой дороге, и я могу видеть бомбу прямо там, под открытым небом. Я не могу остановить это. Это приоритет для меня, мы собираемся смотаться оттуда, когда я хватаю руль, слишком поздно. Взрыв. Робертс испаряется, около двух галлонов его гребаной крови окружает меня, а затем я просыпаюсь с открытыми глазами и кричу. Они приходят и дают мне успокоительное, и я снова засыпаю. До следующей ночи.
Я никогда не буду стоить всего этого дерьма после этого. Она не заслуживает такого. Я не нужен в ее жизни, тянущий ее вниз, губящий все.
Рэй, я люблю Алекс, ты даже представить не можешь насколько. И потому что я люблю ее, я дам ей двигаться дальше. Что-то еще может навредить ей. И я убью себя, даже если пострадает один волос на ее голове. И это не пустая угроза.
Так что теперь никаких чертовых разговоров об Алекс, ясно? Тема закрыта.
Дилан.
1АПРЕЛЯ,2012
КОМУ:<[email protected]>
ОТ: <[email protected]>
Чувак,
Твое письмо заставило меня рыдать как чертову девчонку.
Хорошо. Я не буду снова обсуждать Алекс. Но тебе лучше пообещать мне, что ты поправишься. Слышишь меня? Поправляйся. Возьми себя в руки. Делай что угодно, чтобы усвоить: а) ты хороший парень; б) ты заслуживаешь лучше того дерьма, про которое пишешь; в) ты ни хрена НЕ несешь ответственность за смерть Робертса.
Парень, воспользуйся помощью.
Чертова армия,
Рей.
Боже. Я скучаю по нему. Я люблю его. Но я не знаю, как помочь ему. Я не знаю, как кто-либо может. Пока он сам не поможет себе. И что насчет отца, я не поняла. У меня с ним будет серьезный разговор, когда я приеду на каникулы.
Я немного погуглила: «КАК ПОМОЧЬ ДРУГУ С ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство)». И это не особо помогло, если честно. Все в общем, бесполезный хлам. Не принимайте на свой счет. Обозначьте личные границы. Да, правильно. Не судите. Любите их.
Люблю их.
Боже. Я не могла прекратить любить его. Но и помочь ему тоже не могла.
Солнце садилось, что обозначало, возможно, один из самых длинных и грустных дней моей жизни. Я встала, отложила подальше телефон, подняла мою розу и пошла обратно к себе в комнату.
Как ты можешь быть таким беспечным в этом
(Дилан)
Когда на следующее утро звонит будильник, я как обычно встаю. На самом деле, я не знаю, что еще делать. Продолжать в том же духе. Ходить на занятия. Ходить в суд. Какая разница.
Темно, тихо и очень холодно. Ледяной ветер дует с реки Гудзон, поворачивая зелень перед библиотекой к аэродинамической трубе. Я надеюсь, что в ближайшее время не выпадет снег. Я в своем армейском свитере, с натянутым капюшоном, приступаю к растяжке.
Я довольно умело делаю отжимания только на левой руке, но надеюсь, что правая в ближайшее время придет в норму. Нужно скоро повидаться с врачом по этому поводу. Я пропустил встречу в понедельник в Академии Ветеранов из-за тюрьмы, но я пойду туда в среду. Возможно, они наложат мне другую повязку.
Я отжимался, когда услышал шаги. Я продолжал делать то, что делал, но поднял глаза.
Это Алекс. В спортивном костюме и кроссовках, начинает делать растяжку. Так же, как в обычное нормальное утро.
Черт возьми.
Я продолжал делать отжимания, пока не дошел до ста, затем перевернулся и стал растягивать ноги.
Она не говорит ни слова.
Я не говорю ни слова.
Я не знаю, о чем она думает. О том, что я изменю свое решение? Она не понимает. Не то чтобы я не хочу ее. Господи, я хочу ее больше всего на свете. За исключением позволить ей иметь достойную жизнь. Со мной на это нет шансов.
Наконец, я встаю, готовый бежать. Я говорю:
— Мне не нужен больше наблюдатель.
Она смотри мне в глаза и говорит:
— Я здесь не для тебя. Я здесь для себя.
Я качаю головой и начинаю бежать. Она начинает вместе со мной в своем темпе, пробегая в ногу со мной. Я стискиваю зубы. Почему она все усложняет? Почему не может просто признать, что все кончено? У нее может быть прекрасная жизнь.
К тому времени, как я добираюсь до 101-ой улицы, я бегу быстрее, набирая темп. Она остается рядом, когда я сворачиваю с 101-ой и бегу к Центральному парку. Движение только началось, чтобы такси с пассажирами добрались от Коннектикута до «бог знает куда». Кто, черт возьми, поедет в Нью-Йорк? Сумасшедший. Я останавливаюсь на красном свете по диагонали от парка, и бегу на месте, пока не загорается зеленый.
Даже если я покажусь скучным, я все равно начинаю говорить.
— Мне было шесть, когда он впервые пришел пьяный и ударил ее. Я не знал, почему… думаю, он потерял работу или что-то еще. Они оба пили, и это, вероятно, привело к его увольнению. Но я помню, как сидел там. Примерно через неделю после первого раза все началось. Мы делали пирожные на кухне маленькой дерьмовой квартиры в Чэмбли, штат Джорджия, США, недалеко от Атланты.
Дыши. Я прерываю свой монолог, на случай если она не слушает.
— В общем. У них были фотографии, где они вдвоем. Счастливые и прочее. Они ходили в одну школу, веришь или нет. Встречались, затем поженились. В любом случае, в тот день он пришел домой, и он был зол. Я чувствовал это и был тих. Но я хотел показать, что мы сделали. Поэтому я взял большую ложку и окунул ее в карамель для пирожных и принес ее в гостиную, что-то крича. Не помню что. «Пап, посмотри, что мы сделали?» Или что-то вроде того. И эта чертова карамель… ее было слишком много на ложке, и часть упала на ковер…
Мы почти пробегаем половину пути до Центрального парка и, хотя не совсем в полную силу, мы бежим довольно быстро. Я поднимаю взгляд и вижу ее ярко-красное лицо. Ну, я не просил ее приходить.
— Во всяком случае, — продолжаю я медленнее, делая длинные паузы, чтобы дышать между предложениями. — Мой отец… он встал и начал кричать. О том, что я испортил ковер, и мы должны будем заплатить за него. И затем пришла она, чтобы защитить меня. Все так запуталось у меня в голове, но следующее, что я знал, он ударил ее в челюсть. Она упала. А я держался за маму и кричал на него, говорил оставить ее в покое.
