— Во всяком случае, — продолжаю я медленнее, делая длинные паузы, чтобы дышать между предложениями. — Мой отец… он встал и начал кричать. О том, что я испортил ковер, и мы должны будем заплатить за него. И затем пришла она, чтобы защитить меня. Все так запуталось у меня в голове, но следующее, что я знал, он ударил ее в челюсть. Она упала. А я держался за маму и кричал на него, говорил оставить ее в покое.
Я гримасничаю, понимая, что слезы текут по моему лицу. Я быстро вытираю их.
— Дело в том… что любящие друг друга люди не всегда следуют этим путем. Иногда они причиняют друг другу боль.
Она фыркает, затем говорит.
— Да, я знаю кое-что об этом.
Черт.
Я ускоряю темп. Я бегу изо всех сил, так быстро, как могу, но она все еще бежит рядом. Я делаю левый поворот вокруг южной части парка с Алекс, бегущей рядом со мной, и стаей птиц, улетающих в небо, когда мы бежим через них.
Это привычный для меня маршрут, но я никогда еще не бежал в таком темпе. Я выдыхаю и вдыхаю снова воздух, и легкие по-настоящему горят. После следующего поворота, я спотыкаюсь, обратно становлюсь на ноги и продолжаю бежать, теперь на север вдоль восточной стороны до Пятой Авеню.
Когда в поле зрения появляется водохранилище, я знаю, что дальше ничего не собираюсь делать. Я перехожу на бег, выпуская большие вдохи, моя грудь дрожит, ноги ощущаются резиновыми.
Алекс замедляет шаг, бегая на месте рядом со мной.
— Слишком? — спрашивает она.
Я качаю головой, внезапно рассердившись. Она знает, что я к ней чувствую. Она словно мучает меня. Оставаясь в поле зрения, зная, что я принял решение защищать ее.
— Что ты хочешь от меня, Алекс? — кричу я.
Она прекращает бежать, просто идя вместе со мной. Ее лицо достаточно серьезное, поэтому я ошеломлен тем, что она говорит.
— Я хочу, чтобы ты научил меня рукопашному бою. Самообороне.
— Что? — спрашиваю я недоверчивым голосом.
— Я серьезно. Я столкнулась с двумя попытками изнасилования за полтора года в колледже. В следующий раз, когда кто-то ко мне прикоснется, он пожалеет об этом.
Я в изумлении качаю головой.
— Ты серьезно?
Она кивает.
— Да. И похоже, что, в конечном итоге, мне надо будет с кем-то опять встречаться… моя история с этим не ахти.
Я вздрагиваю, чувствуя колющую боль. Я отвожу взгляд. Мысль о ней, встречающейся с кем-то еще, кем-то другим, заставляет меня хотеть выть.
— Ради Бога. Дилан. Не выгляди таким расстроенным.
Я останавливаюсь на месте, поворачиваясь к ней лицом. — Как ты можешь быть такой беспечной в этом?
Она качает головой, ее лицо — смесь гнева и разочарования.
— Ничего личного, Дилан. Но ты не дал мне выбрать. Ты не поговорил об этом со мной. Ты решил принимать решения сам. Ну, смирись с этим. Я не проведу еще один год, рыдая по тебе в своей комнате. Я покончила с этим.
Она была права, и я все это заслужил. Но это больно. Больно видеть ее такой злой. Больно знать, что она готова двигаться дальше просто так, даже если это было то, чего, я говорил себе, я хотел.
Я не знаю, чего хочу.
— Хорошо, — говорю я, мой рот опережает мозг.
— Что?
— Я сказал: «хорошо». Я научу тебя тому, что знаю.
Она задумчиво смотрит на меня, затем кивает.
— Когда?
Она смотрит на меня, затем говорит.
— Я занята по утрам вторника, четверга и субботы. Как насчет понедельника, среды и пятницы.
Это когда она бегает? Ради всего святого. Она сведет меня с ума.
— Ты сумасшедшая, — говорю я.
— Слушай, если ты не хочешь учить меня, я найду кого-нибудь еще. Я уверена, что смогу записаться в класс или еще куда-нибудь.
Я качал головой.
— Нет. Я сделаю это. Утро среды. В шесть. Не опаздывай.
Она кивает, ее лицо все еще смертельно серьезно.
— Я буду там.
Потом она поворачивается и бросается бежать. Я смотрю ей вслед, восхищаясь ее смелостью, ее мужеством. Господи. Когда я вижу, как она удаляется, все, о чем я могу думать, что я ничего не сделал для нее. Совсем ничего. И я хотел побежать за ней, сказать ей, что был неправ, попросить ее принять меня. Любовь значит многое, она значит все, и она ничего не значит.
Глава 13
Твой мозг — настоящее оружие
(Алекс)
— Хорошо, — говорит Дилан. — Давай попробуем снова.
Я просила эти занятия, но не рассчитывала, какими интенсивными они будут. Первые пару дней я работала только с Диланом. Но его рука была не в лучшем состоянии, и для некоторых более грубых приемов он попросил придти Шермана.
Это наше шестое занятие. Почти две недели у нас было своего рода… перемирие на самом деле. Мы все еще проводили шесть дней в неделю, три из которых бегали, а другие — работали над техникой. Плюс время, проведенное вместе, работая на доктора Форрестера.
Мы едва ли разговаривали друг с другом, за исключением тех случаев, когда занимались чем-то вместе. По-деловому. Это было невероятно грустно, и я не уверена, почему заставляла себя переживать это. Но это позволяло мне присматривать за ним, и к тому же, я знала, что он не начал напиваться до беспамятства, или не удрал из города. Но из-за этого напряжение между нами никуда не уходило, и это напряжение выходило на первый план всякий раз, когда он тренировал меня.
— Послушай, — говорит он. — Ты не достаточно большая. Ты никогда не выведешь соперника из равновесия при помощи силы. Ты должна использовать скорость… и особенно свой мозг. Твой мозг — настоящее оружие.
Шерман кивает.
— Он прав. Ты все еще пытаешься бороться с ним с помощью силы. Что ты должна сделать, так это использовать его силу и вес против него.
Я киваю, кусая нижнюю губу.
— Хорошо. Я готова попробовать снова.
Дилан подходит ко мне без предупреждения, хватает меня за шею и талию. Как обычно через мгновение я чувствую его запах, и воспоминания о нас накрывают на меня такой волной, что я с трудом могу сдерживаться. Ему, наконец-то, полностью сняли гипс, хотя его рука все еще не совсем зажила. На нем много слоев мягкой одежды, которую он и Шерман подобрали в спортивном магазине. Наши тренировки стали усерднее, грубее. Но мне нужно это. Тем более, Рэнди Брюер вышел из больницы, и полиция не особо заинтересована в предъявлении ему обвинений.
Правая рука Дилана вокруг моей талии, левая — на моей шее, и он начинает тянуть меня назад. Я на мгновение расслабляюсь, затем ударяю в том же направлении, в каком он тянет.
Лишь на долю секунды он теряет равновесие, пытаясь балансировать. Я ударяю его под колено, и мы падаем. Дилан ослабляет хватку и вскрикивает.
