Хоуп прищурилась.
– Зачем кому-то покупать сиротский приют?
Миссис Дженнер всплеснула руками.
– О, это все знают. Состоятельные джентльмены часто владеют такими благотворительными учреждениями. Они посылают тех, кто там живет, работать на свои фабрики.
Хоуп нахмурилась.
– Мне это не кажется милосердным. Звучит так, будто этот человек приобрел бесплатный труд.
– Чепуха! Они сыты, у них есть дом, и им дают одежду! Со всех сторон, это превосходный образец милосердия, и, скажите на милость, на что еще годны эти нищие дети? – объявила миссис Дженнер. – Такие меры очистят улицы от лишних дурно воспитанных детей, сократят преступления и избавят нас от досадных неприятностей.
– Но все-таки это дети, а не рабы!
– Не будь глупышкой, Хоуп, дорогая. Как еще они отработают свой хлеб?
Хоуп видела, что миссис Дженнер никогда не поймет ее точку зрения.
– Тогда почему Вы не одобряете, что именно мистер Рейн так поступил?
– Не само приобретение сиротского приюта скандально, а то, что он для девочек-сирот! Что, скажите на милость, такой молодой джентльмен, как мистер Рейн будет делать с толпой молодых беззащитных особ женского пола? И мне сообщили из надежного источника, что он захотел оставить сделку в тайне, а это доказывает, что она, должно быть, аморальна!
Миссис Дженнер закивала головой, пустив в пляс свою копну кудряшек.
– Многие филантропы предпочитают не афишировать свои добрые деяния.
– Ты слишком невинна, чтобы понять, но, поверь мне, тут кроется лишь недобрый умысел, – миссис Дженнер театрально вздрогнула. – Не забывай, что мы знаем о его прошлом.
– Ничего не знаем, – отозвалась Хоуп.
– Ничего, из-за чего ему можно доверять, ты имеешь в виду! Не выношу даже мысли об этом. Хоуп, моя дорогая, он совсем не тот мужчина, с которым тебе следует общаться. Если он еще раз подойдет пригласить тебя на вальс, я отошлю его обратно.
– Пожалуйста, не делайте этого, – воскликнула Хоуп. – Я так надеюсь, что он пригласит меня на танец. Я расспрошу его об этих сиротках! И я убеждена, что за этим не стоит ничего ужасного. Он не такой человек!
***
«Бесполезно», – мрачно подумал Себастьян, делая танцевальные па в деревенском танце с мисс Хоуп Мерридью. Он поддался искушению. Он мог бы не заметить ее. Но она подошла поговорить с леди Элинор, когда они с Джайлсом стояли рядом. Потом началась музыка, и вероломный Джайлс подхватил леди Элинор в танце, оставив его наедине с мисс Мерридью. И было бы невежливо не пригласить ее танцевать, когда она стояла рядом, взирая на него этими своими большими голубыми глазами.
Это была ошибка. Ему следовало проявить невоспитанность. Даже просто держать ее руку в деревенском танце и то было мукой.
Она прочистила горло. Он отметил, что мисс Мерридью проделала это несколько раз. Себастьян взглянул на нее. Девушка ответила хмурым взглядом.
До него дошло, что они танцуют в молчании, и он, должно быть, точно также хмурился все это время. У него склонность к подобному, когда он о чем-то думает. То есть супить брови. Джайлс как-то просветил его, что он выглядит крайне зловеще, когда пребывает в глубокой задумчивости. Себастьян проделал следующее танцевальное движение, а потом, когда они снова сошлись, коротко бросил.
– Прошу прощения. Не хотел быть невежливым. Просто витал в облаках.
– Какое совпадение. У меня тоже кое-что не выходит из головы, – продолжила беседу девушка. – Вы недавно приобрели сиротский приют.
Он моргнул. Это было последнее, что он ожидал от нее услышать.
– Да.
– Зачем?
Он застыл и холодно произнес:
– По личным мотивам.
Ему следовало этого ожидать. Что люди будут совать свой нос. Но он не собирался никому объяснять, пусть даже и мисс Мерридью, что его семья связана с приютом для бедных девочек Тортил Филдс.
Девушка выступила вперед, сделав шассе[40], и уронила:
– Вы владелец фабрики, не так ли? – затем отступила.
Себастьян помрачнел, заслышав легкую нотку осуждения в ее голосе, потом они сошлись снова, и он ответил.
– Да. В этом нет секрета.
Тем не менее, вы прежде не упоминали об этом.
Ее тон задел его.
– Нет. Не думал, что вам интересно. Я не стыжусь своих занятий.
– Не сомневаюсь!
Ему стало неприятно. Великое множество людей в светском обществе владели фабриками, шахтами и заводами, но не признавались в этом публично.
– По сути, у меня несколько фабрик.
– В самом деле? – мисс Мерридью сделала вокруг него оборот, задрав носик.
– Фабрики по переработке шерсти, а также хлопковые фабрики.
– Очаровательно.
Несколько движений в танце, и он снова смог заговорить с ней:
– И у меня нет ни малейшей причины стыдиться этого.
– Да и с какой стати? И, полагаю, у вас тоже дети работают в ужасающих условиях и много часов, чего уж тут стыдиться? – она прямо встретила его взгляд, ожидая ответа.
Себастьян так разозлился, что отказался отвечать.
Воцарилось неловкое молчание. Она остановилась на полушаге.
– Да. Вы эксплуатируете маленьких детей в ужасных условиях ради собственной выгоды.
Он заставил себя произнести невыразительным голосом.
– Я использую детский труд. Ни одна фабрика в Англии не обходится без этого. Но условия не ужасные...
– Я всецело и безоговорочно не одобряю использование детского труда на фабриках.
– Вы не имеете об этом представления.
Если бы на фабрики не нанимали детей, то он, его брат, матушка, малышки-сестры умерли бы с голоду. Уж будьте покойны, получив опыт из первых рук, он сделал ряд перемен с тех пор, как стал владельцем.
– Я прослушала несколько выступлений по этому предмету, и их описания сильно потрясли меня. Дети, даже малыши, заперты на фабриках по двенадцать-четырнадцать часов в день, зарабатывая на кусок хлеба!
– Мои рабочие – не малыши...
– Как вы можете, как может любой человек, называющий себя джентльменом, оправдывать такое! Толстеть на страданиях детей.
Толстеть! Рассердившись на ее упреки, он повысил голос.
– Я не толстею!..
Но мисс Мерридью, удалившись, не дала ему возможности оставить за собой последнее слово. Она величественной поступью ушла, оставив его в одиночестве.
Себастьян смотрел ей вслед, злясь на себя и на нее. Он понимал, о чем она спрашивала, о чем все эти люди шептались за его спиной: дескать, что ему надо от этих девочек-сироток. Девочек такого сорта. Она не могла знать, – знали лишь несколько посвященных, – что приют Тотил Филдс предназначен для спасения детей от детских публичных домов! Даже при этих условиях он сходил с ума от мысли, что подозрения зашли так далеко, чтобы приписывать ему использование маленьких девочек! Или любых других детей!
