Над рекой слышались крики встревоженных пловцов и сигнальные рожки.
Да уж, навел я шороху. Придется извиняться. Конечно, статус ярла позволял творить и не такое, но если хочешь понимания от подчиненных, нужно быть внимательным к их нервам.
Из реки меня выловил Сигтрюгг, склонившись с борта подоспевшей ладьи. А вот громче всех ругался, как всегда, Клепп. Всеобщий переполох и стал причиной его пробуждения.
– Ты совсем с ума сошел?! – заорал мне в лицо Клепп.
Рука викинга была плотно прибинтована к телу, что добрее его не делало. Измотался, бедняга, пытаясь спасти жизнь неугомонному работодателю. А мне почему-то хотелось улыбаться, что я и сделал, едва не доведя Клеппа до состояния берсерка.
А ведь все и вправду было хорошо – птички пели, солнце грело и, что самое главное, все были живы. Вон из общей каюты на корме соседней баржи выбрался позевывающий Али.
Интересно, а где Турнок?
Гном обнаружился в трюме. Он забился в грузовой отсек, совершенно не смущаясь соседства спящих о́ни. И хотя мастер-рудокоп отказался выходить на палубу, особо травмированным, как телесно, так и психически, он не выглядел. Просто его утомили высокие скорости и открытые просторы. Ладно, пусть отдыхает.
Судя по всему, проспали мы больше суток, так что искать здесь пленника смысла не было. Как показали последовавшие за пробуждением опросы, Мстислав не только уволок бея с собой, но и успел провести переговоры.
К вечеру появились первые результаты нашей безумной миссии. К правому берегу Дольги начали подходить группы бывших рабов. Обмен проходил на сухопутной границе, так что к переправе люди добирались, уже осознав свое счастье. Встречным потоком мимо нашего лагеря двигались пленные аравийцы. Их окружали плотные массы славянских витязей, которые буквально сочились злобой. Причем злились воины не только на исконных врагов.
Я понимал этих людей. Они ненавидели меня за кажущуюся кощунственной толерантность. Трудно понять другого человека, если он по каким-то причинам не ощущает ту же боль, которая раздирает твое сердце. Уверен: если бы кто-то разорил долину Мен и убил моих друзей, единственным желанием было бы вырвать все внутренности врага. Тот же, кто позволил бы себе думать иначе, стал бы врагом едва ли не большим, чем убийца.
Что самое интересное, две противоречивые эмоции царили над берегом Дольги, совершенно не смешиваясь и тем более не нивелируя друг друга. Нельзя передать всю гамму ярости, боли, облегчения и бурной радости, когда матери встречали своих оплаканных дочерей, а отцы, чьи родовые корни, казалось, подрублены навсегда, с радостью обнимали избитых, порой покалеченных, но все же живых сыновей.
Ни благодарности, ни извинений я конечно же не получил, да и не особо нуждался в этом. Возможно, через седмицу люди опомнятся, все обдумают и скажут свое спасибо. Но нас к тому времени здесь уже не будет.
Как сказал классик: «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».
Глава 7
Дефицит доверия
Интересно, мне когда-нибудь надоест этот пейзаж или до скончания дней берега великой Дольги буду радовать глаз все новыми красками и открытиями?
Словно давая мне ответ на этот вопрос, из зарослей тростника у левого берега вырвалась стайка речных сизарей. С мелодичным звуком рассекая крыльями воздух, птицы пронеслись над рябью водной поверхности. Казалось, что они не летят, а скользят по поверхности Дольги, – так близко сизари держались к воде. Я, конечно, не орнитолог, но кажется, на Земле таких нет. Создавалось впечатление, что по воздуху двигаются желтоватые точки – голов сизарей, остальное тело, благодаря синевато-серому оперению, полностью сливалось с водой.
Именно благодаря таким моментам мне удалось сохранить рассудок в бешеной скачке событий. Душа рвалась вперед, к долине Мен, над которой нависла угроза, но акаяси все равно не могли тащить тяжелые баржи быстрее своих возможностей. Постепенно напряжение уходило, а незыблемая мощь Дольги успокаивала мятежную душу.
Во время водного перехода нашлось время на все – и чтобы осмыслить происходящие в королевстве события, и чтобы донести до недоверчивых князей свою точку зрения. Изяславу не удалось убедить всех князей в моей правоте, но он сумел привлечь самых авторитетных из них к участию в делегации, которая теперь изводила меня вопросами.
Делегацию возглавляли три человека. Гремислав Людевитович являлся одним из самых уважаемых фигур среди северных славян, проживавших на границе с землями лесных племен рода Волка. Средних лет мужчина и сам был похож на лешего – невысокий рост, острые, словно вырубленные из дерева черты лица и молчаливый характер. Богатая броня и шитый золотом наряд смотрелись на нем слегка неуместно. Здесь больше подошли бы меха и кожа.
Некрас Самовладович был, можно сказать, противоположностью северному собрату – невысокий и слегка полноватый мужчина отличался говорливостью и приветливостью. И все же к нему не стоило относиться легкомысленно, особенно зная, что этот добрячок опутал своими торговыми сетями не только все славянские земли, но и большую часть кельтских, а также ведет дела с аравийцами. Кроме того, весь добродушный образ портили холодные как лед глаза. Князь Некрас, как и мой будущий тесть, был дворянином от торговли, но его движения показывали, что в рукопашной он не менее опасен, чем в торговых сделках.
Третьим представителем делегации был самый неоднозначный дворянин из всех встреченных мной в Брадаре. Князь Ростих Жбора. Его фамилия «вываливалась» из местных традиций, но в древности этого рода не сомневался никто. Князь Ростих был ближайшим соратником Изяслава – так сказать, его глазами и ушами. Он единственный полностью отвечал богатырским стандартам – будто кто-то снял мерку с Ильи Муромца. И при этом внешне походил на цыгана. Даже волосы и борода курчавились, как у Будулая. Наверняка в его генеалогическом дереве сам черт ногу сломит. Впрочем, все эти нюансы меня интересовали меньше всего – мужик был более чем адекватным, и это самое главное.
В отличие от избалованных кельтских рыцарей, князья не утяжеляли себя свитой. Наш караван стал больше лишь на девять человек – у каждого князя по два сопровождающих, причем не слуг, а матерых воинов.
Долгие разговоры, свидетельства Богдана и очевидцев все же подточили камень недоверия славян к моим отдающим сказками сообщениям. Теперь было достаточно небольшого дополнительного подтверждения, чтобы славянская часть королевства полыхнула пожаром восстания против короля-некра и его кукловода, но мне было нужно совсем не это.
Несмотря на все умиротворяющее влияние реки, стоило нам свернуть в Овернь, как мое сердце забилось тревожным ритмом. Возможно, потому, что хоть и мощному, но вертлявому притоку Дольги было далеко до величия старшей сестры, а возможно, потому, что деревеньки и городки, мимо которых мы проплывали, напоминали собой ощетинившихся ежей.
Короткие переговоры с местными жителями ничего не дали – все чувствовали угрозу, но объяснить ее причину не могли.
Посещение окружного центра, Дин Гуарда, лишь немного прояснило обстановку. Всю округу всполошили купцы, сбежавшие из моего озерного городка, как только почуяли тень угрозы. Хорошо, что к этому времени все их товары были перевезены на склады в Дин Гуард, где сейчас стояли три сотни бойцов из войска наместника. Купцы бежали так быстро, что не могли сказать, кто же напал на столицу моего княжества.
Мое терпение лопнуло окончательно, и я пересел на скоростную тройку акаяси.
До озера мы добрались за пару часов – и тут все внутри меня похолодело. Это было похоже на филиал ада: озерного городка больше не было. По берегам виднелись лишь остовы сожженных зданий и черные пятна выжженной травы и тростника. Досталось также виноградникам. Хотя, честно говоря, не представляю, как можно поджечь не до конца утратившую внутреннюю влагу лозу. Чуть легче стало от вида плавучего форта посреди озера. На крыше абсолютно целого оборонительного сооружения тут же появились дозорные.
Сконцентрировавшись, я направил тройку акаяси к плавучей крепости.
– Что здесь произошло? – не высаживаясь на откидной пирс, спросил я у одного из защитников водной станции.
– Нападение, – односложно ответил солдат из рядового состава обслуги.
– А то мне не видно, – начал заводиться я. – Кто напал и как дела в городе?
– Простите, господин, но мы не знаем. Позавчера поздно вечером на берегу начали выть какие-то твари. Потом в районе крепости полыхнуло. А после этого из ущелья повалили горящие точки. Они и подожгли городок и все вокруг. Часть людей, которые пока оставались в озерном городке, приплыли на лодках к нам. Купцы ушли на ладьях вниз по реке. У нас два десятка раненых, но они ничего толком не говорят. А что творится в городе, мы не знаем.
