Ну это ничего, это не смертельно…
Богдан разошелся вовсю. Он раскрутил Элбана на самый большой командирский шатер: кстати, это было мое походное жилище. И что хуже всего, пологи шатра были безнадежно испорчены въевшимся запахом гари и трупной гнили.
С другой стороны, чего мне расстраиваться? Прикажу изготовить новый.
Хорошо быть ярлом.
– Что тут у нас? – спросил я, стремительно входя в шатер и тут же закрывая нос рукавом.
– Жуть и мерзость, – односложно ответил Богдан, отходя от обширного помоста с горой обгоревшей плоти.
Маг был облачен в свой любимый прозекторский наряд, который дополняла марлевая повязка. Судя по толщине повязки, она была набита ароматными травами.
– Я уже успел почувствовать.
– Нет, настоящей жути ты еще не видел.
Маг сделал приглашающий жест, и я подошел ближе. Под слоем копоти и мотков колючей проволоки это выглядело совсем иначе. А сейчас широкопрофильный артефактор и два жизнюка обработали труп, и от этого он предстал передо мной во всем жутком «великолепии». Трансформации Берислава и его помощников, происходившие на моих глазах в прибрежном домике, были скрыты одеждой. Меня сильно шокировал сам факт слияния воедино человеческих тел. Но в тот момент еще оставалась надежда, что это была просто какая-то извращенная гимнастика. Теперь же иллюзий больше не осталось. Тела действительно срослись. Нечто похожее я видел в плоти дикарского божка, где тела шаманов словно вырастали из дерева. Скорее всего, эти два явления имеют нечто общее. Только с разной полярностью – дикарский божок владел запредельной мощью жизни, а Врадак добрался до аналогичного могущества, но только в чертогах богини смерти.
Руки, ноги и туловища доброго десятка людей были слеплены вместе, словно комок пластилина. Маги специально обмыли участки соединений, для более детального рассмотрения. Было хорошо видно, что тела буквально стали единым целым. Особенно жутко выглядела растущая из позвоночника очень толстая рука с десятью пальцам, причем рука была непомерно длинной и явно функциональной.
– Спасите нас, святые угодники… – выдохнул я, инстинктивно перекрестившись.
– Да уж, тут без заступничества свыше не обойдешься, – согласно кивнул Богдан.
– И это могло двигаться? – сглотнув тягучую слюну, спросил я.
– Причем очень резво, – начал доклад артефактор. – Что самое интересное, убил его не огонь, а арбалетный болт в голову.
– В какую именно голову? Здесь их, должно быть, с добрый десяток.
– В эту. – Богдан жестом фокусника сдернул покрывало с предмета размером чуть меньше барашка.
– Бешеные канарейки!..
Что-то мне нехорошо… Не грохнуться бы в обморок, как институтке при виде голого гусара.
– Да чтоб тебя, показушник чокнутый! Зачем же так резко?
Ничего более абсурдного я не видел никогда, ни здесь, ни на Земле. Бык с тараном на голове – это, конечно, впечатляюще, но такое!!!
На небольшом столике лежала голова. Или лучше сказать «головы»?
После сросшихся тел, казалось бы, удивляться уже нечему, но огромный, практически обгоревший череп, из которого почти во все стороны торчали лица разной степени сохранности. Одно даже смотрело вверх, с макушки. Из главного (или же просто смотрящего вперед) лица торчал здоровенный болт от станкового арбалета.
Нужно узнать, кто так метко стреляет, и выделить ему золотой орден во всю грудь.
– Так, с меня хватит, – резко заявил я.
Цель моего прихода к Богдану была достигнута. На столике лежал самый убойный довод из всех возможных. И если это не убедит кельтского супервельможу, значит, его убедить просто невозможно.
– Нет, не хватит, – совершенно серьезно заявил маг. – Есть еще кое-что. Смотри сюда.
– Да насмотрелся я уже…
– Владислав, это важно, – настоял на своем Богдан и подозвал меня к большому столу. Одна из торчащих из общей массы рук была жестко прикреплена к столу, скрюченными пальцами вверх. Богдан взял какой-то хитрый зажим и пережал один из пальцев. Внезапно искореженная подушечка на пальце разошлась четырьмя лепестками, и наружу полез извивающийся червь…
Все, больше не могу.
Это зрелище заставило меня отскочить и согнуться в жестком приступе рвоты.
– Это что, какой-то червь?! Тут все нужно обеззаразить и сжечь! – Меня накрыла брезгливая паника. – Всех, кто контактировал с телом, – изолировать!
– Успокойся! – тряхнул меня Богдан, едва сдерживаясь, чтобы не влепить «оздоровительную» пощечину.
Возможно, у кого-то моя реакция вызовет пренебрежительную гримасу, но хотел бы я видеть, как этот скептик сам бы посмотрел… нет, такого и врагу не пожелаешь.
– Все нормально, – уже спокойнее добавил маг, поняв, что мне немного полегчало, – это не черви, а какие-то щупальца. Жизнюки подтвердили, что угрозы нет. Но тебе нужно понять, что вступать в близкий контакт с этими тварями не стоит. Не знаю и знать не хочу, что будет, если эти щупальца полезут в живую плоть.
– У «головешек» есть такая же мерзость? – с робкой надеждой спросил я.
– Нет, там все почти так же, как у твоего погибшего друга. Только немного проще.
Ох ты ж, ежики-террористы…
– Так, – успокаиваясь, резюмировал я, – все, кроме головы – сжечь. Никаких образцов для изучения ты не оставишь.
– Но…
– Никаких «но»: все сжечь до состояния мелкого праха и поглубже закопать. Здесь нет ничего интересного для нормального человека. Если тебе нечем заняться – могу придумать для тебя интересное дело.
– С тебя станется. У меня и так дел по горло, – недовольно возразил Богдан. – Но, может быть, позже…
– Обещаю, интересных дел тебе хватит до самой глубокой старости. Заканчивайте здесь и приготовьте герметичную тару для этой мерзости. А также пару долговременных огненных артефактов внутрь. Как только разберемся с недоверчивыми ярлами – спалим эту дрянь к чертям. Все, выполнять приказ.
Княжескую пирушку пришлось прекращать. Недовольство моих сановитых коллег угасло, как робкое пламя лучины под ветром, едва они увидели наш трофей.
Для речного перехода я выбрал свою баржу. Шесть акаяси запрягли цугом. Вопрос с транспортом на суше пообещал решить Боримир. Сборы получились немного сумбурными – все нервничали. Я давно смирился с реальностью невиданной прежде угрозы, а вот князья пребывали в перманентном шоке, и их нервозность передалась мне. Единственным, кто сохранил внутреннее спокойствие, как ни странно, был Клепп.
Заметив наши торопливые сборы, он высказал вполне разумное для телохранителя сомнение. Мы как раз направлялись по сходням на баржу, когда викинг недоуменно осмотрелся:
– Мы что, пойдем без о́ни?
– Не думаю, что ярлу понравится такая делегация, – тут же вмешался в наш разговор Боримир.
– А мне это не нравится, – словно не услышав князя, сказал викинг.
– Мы едем на переговоры, а не на войну, – качнув головой, возразил я. Но Клеппу все же удалось заронить в мою голову зерно сомнений. Хотя и не было понятно, к чему его приложить.
– Давайте не будем устраивать из посольства балаган, – хмуро заявил наместник, явно боясь испортить отношение с этим непонятным ярлом.
Его можно было понять, хотя меня и удивляла такая опасливость обычно абсолютно уверенного в себе управленца. Невольно задумаешься, насколько наша собственная уверенность зависит от внешнего раздражителя.
Как бы то ни было, нужно что-то решать, поэтому я с показной небрежностью сказал Клеппу:
– Хорошо, договорись с Драганом. Но мы пойдем налегке, время поджимает. С собой возьмем только почетную стражу и слуг.
По глазам Клеппа было видно, что он хочет возразить, но затем, что-то обдумав, викинг лишь кивнул.
Вотчина ярла Немосуса Мак Дея, как и прочие твердыни кельтских территорий, находилась вдали от основных водных артерий. Сначала меня озадачивал подобный подход в условиях явно речной цивилизации, но потом все встало на свои места. Стоящие на берегу города давали людям максимально возможную для данного уровня развития свободу передвижений. И в той же степени они были подвержены угрозе стремительного нападения.
Подтянув резервы и тяжелую осадную технику, агрессор мог захватить прибрежные цитадели очень быстро, и как результат – все селения вдали от реки оставались без защиты. Если же крепости находились, как здесь принято, в нескольких часах конного пути от ближайшей крупной реки, у обороняющихся было достаточно времени, чтобы достойно встретить агрессора. К тому времени, когда к замку ярла подойдет осадная техника, все окрестные крестьяне успеют либо укрыться за стенами, либо начать партизанскую войну.
