Именно флангового контрнаступления русских более всего в то время опасался Сулейман-паша. Идти на соединение с Османом или Мехмедом-Али он считал принципиально недопустимым, так как в этом случае русские могли снова спуститься в долину Тунджи и угрожать Адрианополю. После 18 (30) августа он стал усиленно готовиться к обороне, обратив особое внимание на укрепление флангов. Только в самом конце августа – начале сентября Сулейман получил четыре тысячи человек укомплектования и подкрепления в составе 10 батальонов и одного полка сирийской конницы. Однако он был вынужден отправить 5 батальонов и 10 сотен в Плевну, следовательно, его отряд увеличился всего на 5 батальонов и уменьшился на 4 сотни[415]. Даже на конец ноября отдохнувшая и пополнившаяся турецкая армия на южной стороне Балкан насчитывала 21 890 человек при 54 орудиях[416]. В конце же августа готовых к отражению русского наступления строевых солдат у Сулеймана-паши никак не могло быть более 18 тысяч.
Шансы на победу и открытие дороги на Адрианополь и Константинополь были весьма велики. Они увеличивались еще и тем, что именно во второй половине августа войска Мехмеда-Али оказались скованы атаками на левый фланг русской армии, поэтому рассчитывать на их помошь в случае русского наступления Сулейману-паше не приходилось. Но даже если бы это и произошло, то тылы наступавшей за Балканы русской армии от удара ближайших турецких частей с востока, от Осман-Базара, прикрыли бы части XI корпуса на уже укрепленных позициях. Чем закончилась вылазка западного отряда Османа-паши 19 (31) августа, мы знаем. Теперь, если бы Осман и вышел из Плевны, то только отступая на запад, на Орхание. Так что надеяться на чью-либо быструю помощь ослабленной армии Сулеймана было бесполезно.
Не менее важным является и то, что наступление через Балканы началось бы в конце августа, а не в декабре, как это в конце концов и произошло. Ведь тогда зимой из-за плохой работы тыловых служб войска преодолевали Балканы «без лопат для разгребания снега» и «без теплой одежды»[417]. Русское наступление на Сулеймана в конце августа не состоялось, а началось это не менее убийственное «шипкинское сидение». В сентябре погода начала портиться. Под дождем, без шинелей и теплой пищи русские солдаты на Шипке как о спасении мечтали о наступлении. В результате такой осенней «обороны» перевала и декабрьского наступления через Балканы убыль личного состава по болезни и от обморожений стала приближаться к боевым потерям. Прибавим сюда 13 000 человек, выбывших из строя в ходе третьего штурма Плевны. И вспомним, что, разделавшись с Плевной, русские отцы-командиры хотели высвободить силы для решительного наступления за Балканы. «Высвободили»… прости господи… Итог: за августовскую нерешительность Непокойчицкого, Радецкого и Николая Николаевича в декабре сполна расплатилась армия… жизнями своих солдат и офицеров.
Поставим вопрос шире: а как вообще случилась «Плевна»? Как получилось так, что второстепенный участок фронта стал основным, сковав огромные силы русской армии? Как «хвост» стал управлять «головой»? Может быть, проблемы были в самой «голове»?..
Эти вопросы стали задавать себе уже во время войны многие ее участники. Пытались ответить на них и позднейшие исследователи русско-турецкой войны.
В 1900 г. полковник Генерального штаба Е.И. Мартынов, принимавший участие в работе Военно-исторической комиссии, опубликовал книгу «Блокада Плевны», в которой попытался обобщить причины «плевненского» феномена. Вот его выводы, которые разделялись многими военными специалистами:
1. «Плевна» возникла вследствие того, что для обеспечения правого фланга армии не была выдвинута особая кавалерия.
2. В армии не обращалось должного внимания на рекогносцировки и дальние разведки.
3. Русская главная квартира оказалась недостаточно знакомой с театром военных действий. Не было даже хорошей карты. Розданная войскам десятиверстная карта была весьма неточной, так как составлялась в значительной мере по расспросным сведениям. Это обстоятельство, кстати, явилось одной из причин поражения под Плевной отряда Шильдер-Шульднера 8 (20) июля 1877 г.
4. «Бросается в глаза неудовлетворительная редакция приказаний. Большинство из них, не исключая даже диспозиций, неточны и крайне многословны». От себя добавлю: многие самые важные приказы таковыми даже трудно назвать; это скорее вялые приглашения к определенным действиям.
5. «Инициатива у частных начальников иногда отсутствовала». Думается, что этот пункт Мартынов сформулировал, весьма щадя профессиональную репутацию этих «частных начальников».
6. «В русских военных кругах недостаточно оценивали новые условия боя – тот огромный перевес, который вследствие прогресса ружейной техники оборона временно приобрела над наступлением. При такой обстановке наступающий должен был по возможности избегать фронтальной атаки укрепленных позиций, стараясь прибегать к обходам. В этом отношении существовал уже достаточно убедительный опыт франко-прусской войны.
7. В тактических действиях пехоты придавалось слишком большое значение штыку в ущерб пуле. «В литературе наиболее авторитетные писатели доказывали даже, что так как главным фактором на войне является человек, то не следует спешить с введением усовершенствованного оружия. Неумение пользоваться ружейным огнем обнаруживалось особенно сильно при обороне. В связи с этим мало обращалось внимания на укрепление позиций. Пехота была недостаточно снабжена шанцевым инструментом (лопатами) и не была приучена к самоокапыванию. Вообще в русской армии господствовало чрезмерное увлечение так называемым нравственным элементом и пренебрежение к материальным факторам».
8. «Русская армия вообще была не готова к войне: по вооружению она уступала туркам; организация, система обучения, снабжение и довольствие ее – не были установлены на прочных началах. Эти недочеты объясняются отчасти тем, что война застала Россию в период преобразований, когда все находилось в переходном состоянии»[418].
Обратим внимание, что почти все выводы Мартынова напрямую касаются одного вопроса – качества армейского руководства. Главная причина «Плевны» была действительно в этой самой «голове».
Вместо концентрации всех сил на стратегическом направлении движения к Константинополю командование русской армии, по выражению Н.А. Епанчина, занималось «возней под Плевной»[419].
Зачем вообще нужно было сначала штурмовать Плевну, а затем заниматься ее блокадой? Ведь в конкретных условиях театра военных действий лета – начала осени 1877 г. это было очевидным абсурдом – бессмысленным растворением стратегических целей в тактических задачах. А по всем канонам военной науки это – полный «неуд» командованию русской армии.
И вот здесь снова вернемся к Мартынову и процитируем еще один, на наш взгляд, главный его вывод. «Для того, чтобы парализовать корпус Османа-паши (после того, как задача его разбития оказалась не по плечу), на наш взгляд, незачем было прибегать к тесному обложению Плевны, что отвлекло громадные силы (к концу блокады 130 тысяч) от ведения главных операций. Совершенно достаточно было выставить против Плевненского гарнизона сильный заслон (50–60 тысяч) на укрепленной позиции. При таких условиях Осману-паше предстояло бы одно из трех решений: а) атаковать укрепленную позицию, защищаемую превосходными силами, – но мы видели, насколько легка подобная задача при современных условиях боя; б) выйти из Плевны – но тогда обсервационный корпус мог его преследовать и, имея огромный перевес в кавалерии и артиллерии, принудить к бою в открытом поле при самых невыгодных условиях; в) остаться в Плевне – в таком случае ничто не угрожало сообщениям русской армии»[420]. А вот «сообщениям» Османа-паши при таком сценарии можно было бы уже в июле организовать существенные «угрозы». И использовать для этого все переправившиеся через Дунай части румынской армии. Такое предложение, кстати, обсуждалось в полевом штабе русской армии, но принято не было.
С выводом Е.И. Мартынова были солидарны Н.Д. Артамонов, М.А. Газенкампф, М.А. Домонтович, П.Н. Воронов, П.А. Гейсман, Н.А. Епанчин. И перечень этот далеко не исчерпывался указанными авторитетными военными специалистами.
Такая оценка «Плевны» быстро распространилась и стала весьма популярной. Достаточно сказать, что фраза Епанчина о «возне под Плевной», которой он «наградил» действия командования Дунайской армии, содержалась не где-нибудь, а в подготовленном им пособии по изучению российской военной истории, широко распространенном в дореволюционных военных училищах.
А насколько командование русской армии вообще могло действовать в варианте, изложенном Мартыновым? Назовем этот вариант условно «Анти-Плевна». Ведь очевидно, что после 28 июня (10 июля) наступательный запал русской Дунайской армии на главном направлении Балканы – Константинополь стал постепенно угасать. И только после капитуляции плевненского гарнизона 28 ноября (10 декабря) 1877 г. воспылал вновь. Так что же – все дело в этой географической точке и укрепившемся в ней стойком гарнизоне под руководством талантливого полководца?
