— Даша, ты же хотела мыться? — не выдержал Глеб.
Вздрогнув, я принялась расстегивать халат.
— Пошли, я тебе по спинке веничком пройдусь. Дашка, ты меня стесняешься, что ли?! Странная ты все-таки. Только что голая танцевала, а теперь боишься расстегнуть пуговицы на халате.
— Ничего я не стесняюсь, — пробурчала я.
Глеб протянул мне простыню:
— Если хочешь, закутайся.
Я улыбнулась и с радостью обернула простыню вокруг себя.
В парилке Глеб принялся хлестать меня веником. Я не верила, что могу наконец вымыться горячей водой.
— Боже мой, какая же ты стала худая. Просто кожа да кости! — охнул Глеб. — Ты хоть в зеркало смотришься?
— Нет. У нас здесь нет зеркал. В последний раз я смотрелась в зеркало в гримерной бара. Тогда мне нравилось мое отражение, я даже считала себя хорошенькой.
Стоя под душем, я испытывала неземное блаженство. Глеб потрогал воду и испуганно отскочил:
— Дашка, с ума сошла! Как ты можешь мыться в такой горячей воде?!
— Разве она горячая?
— Конечно! Это же крутой кипяток. Как ты только не сварилась?!
Я повертела кран и сделала воду чуть попрохладней. Глеб встал под струю и погладил мою грудь. Соски моментально затвердели. Я робко провела кончиками пальцев по животу Глеба. Глеб покраснел и поцеловал меня в губы. Я ответила ему…
— Ты меня вспомнила? — прошептал Глеб несколько минут спустя.
— Я пытаюсь. Я начинаю вспоминать.
Глеб еще раз поцеловал меня и сказал:
— Подожди минутку.
Когда он вернулся, в руках у него была пачка презервативов.
— Глеб, а это зачем? — растерянно спросила я.
— На всякий случай. — Глеб достал презерватив и стал натягивать его на член. — Пойми меня правильно, Дашуль, я человек семейный. У меня жена на сносях. Скоро разродится. Мне необходимо стерильность соблюдать. Сама знаешь, какое сейчас время страшное. Нужно держать ухо востро. Кругом сифилис, триппер, СПИД не спит. Расслабляться нельзя. Особенно здесь, на зоне. Тут вообще черт ногу сломит. Откуда я знаю, с кем ты здесь развлекалась. Может, тебя кто из охранников отымел, а они тоже не святые. Тут заразы больше, чем на свободе.
— У меня полгода никого не было, — с трудом выдавила я из себя. — Ты последний, с кем я спала.
— Даша, я тебе верю, но все же не могу не подстраховаться. Доверяй, но проверяй.
Я хотела оттолкнуть его, но он крепко прижал меня к себе и стал покрывать поцелуями. Я поняла, что сопротивляться бесполезно, и полностью отдалась на волю Глеба…
Три часа пролетели так быстро, что мы оба вздрогнули, когда открылась дверь и охранник позвал нас на выход. После сауны и горячего душа я чувствовала приятную истому во всем теле. Вернувшись в номер, я вновь села за стол, и Глеб грустно смотрел на меня.
— Ты опять похожа на прежнюю Дашу, — сказал он.
Я засмеялась и сделала себе огромный бутерброд с копченой колбасой.
— Прежняя Дашка не ела как лошадь. — Глеб налил виски и протянул мне рюмку: — Согрейся после баньки.
— А ты?
— Я тоже не против.
Мы чокнулись и дружно выпили.
— Я точно загнусь от обжорства! Сколько ни ем, все равно мало. Чем больше ешь, тем больше хочется.
— Ты хоть помнишь, как мы познакомились? — вдруг спросил Глеб.
— Конечно. Ты пришел в бар и увидел, как я танцую, — засмеялась я.
— Я тогда ошалел от тебя, — улыбнулся Глеб.
— Затем ты пригласил меня за столик и заказал коктейль за сорок долларов.
— Я тогда, как дурак, ждал, когда же ты опьянеешь. Я ведь не знал, что ты пьешь обычный сок. Целых четыре «коктейля» в тебя вбухал! Ты морщилась и делала вид, что он очень крепкий, но сидела трезвая как стеклышко. «Ничего себе! — подумал я. — Такое хрупкое создание, а пьет как мужик… Вот это закалка!»
— А потом мы стали встречаться, — перебила я его. — Ты дождался конца моей смены и повез к себе домой. Мы накрыли стол, поставили свечи. Правда, на улице было уже светло, но мы задвинули шторы, включили музыку, и я стала танцевать только для тебя.
— Я переживал, что ты устала, но потом я понял, что ты можешь устать от чего угодно, но только не от танца. Танец для тебя как наркотик. Ты получаешь от этого кайф. Ты танцуешь не ради денег, а, скорее, для себя. Ты растворяешься в музыке. Я никогда не видел ничего более восхитительного, поверь. Ты не очень искусна в любви, не очень хорошо готовишь, не умеешь себя вести в обществе, но в танце тебе нет равных.
— Мы встречались с тобой долго, а потом все оборвалось. Что-то надломилось, что-то случилось. Наверное, я что-то недоглядела, а может, что-то не так сделала, но в один не самый прекрасный день я потеряла тебя и с ужасом осознала, что эту потерю невозможно вернуть. Ты привел в бар свою будущую жену и откровенно ухаживал за ней на глазах у всех.
— Мне хотелось, чтобы она научилась танцевать точно так же, как ты. Но это невозможно. Она вообще не умеет танцевать.
— Может быть. Но ты привел ее не для этого. Ты привел ее для того, чтобы она поняла, что я не имею на тебя никаких прав, что я обычная стриптизерша, каких в Москве пруд пруди. На них никто не женится. С ними только гуляют и развлекаются…
Я замолчала, почувствовав резкую боль в животе.
— Ты что? — спросил Глеб.
— Желудок.
— Еще бы! Разве можно столько есть. Пошли спать.
Мы легли на двуспальную железную кровать и крепко обнялись. От рук Глеба исходило приятное тепло. Словно не было долгой разлуки и женитьбы на другой женщине. Прижавшись к Глебу, я крепко уснула.
Утром Глеб потрепал меня за ухо и сказал:
— Дашка, пора вставать. Наше время истекло. У меня от этой проклятой кровати все ребра болят. И как ты на таких спишь?
— Эта кровать просто золото по сравнению с той, которая стоит в бараке. Там вообще вместо пружин доска.
Я встала, быстро оделась и с удовольствием принялась наблюдать за Глебом. Он надел костюм, повязал на шею шелковый галстук, побрызгался дорогим одеколоном и с огорчением посмотрел на белесое пятно, расплывшееся в районе ширинки.
— Костюм жалко, — грустно сказал он, — вернее, штаны. Мои любимые. Ты не знаешь, что можно сделать?
— Не знаю, — пожала я плечами.
— Попробую в химчистку сдать. Жене скажу, что держал канистру с машинным маслом и случайно капнул им на штаны. Должна поверить.
Меня покоробило от слова «жена», но я постаралась не показывать виду.
Глеб застегнул на запястье золотые часы и улыбнулся.
— Ну что, присядем на дорожку? — сказал он.
— Присядем.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Знаешь, Глеб, все было прекрасно. Восхитительная ночь, изумительный мужчина, море вкусной еды, спиртное, приятные воспоминания… Спасибо тебе за все. Но только на душе как-то гадко. Как-то нехорошо, понимаешь. Это пройдет. Это первая реакция. Так и должно быть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
