— С удовольствием, но в другой раз, — отказался Кочубей.
— Николай, зачем себе отказывать?
— Коля, быть здесь и не сыграть на бильярде Сталина — грех! — поддался искушению Остащенко.
— Ладно, только блиц! Разбивает хозяин! — согласился Кочубей.
Тимур выставил на стол биток, склонился над бортом и легким, изящным движением закрутил «рыжего». Шар, вскользь коснулся пирамиды, стремительно прокатился по столу и нырнул в левую лузу.
— Мастерский удар! — похвалил Остащенко.
— Да, Юра, нам с тобой тут ловить нечего, — согласился Кочубей и бросил взгляд на часы.
До отлета самолета оставалось всего два часа. С трудом отбившись от предложения Тимура пропустить еще по стаканчику афонского вина, они покинули бильярдную. Он проводил их до машины и в последний момент ухитрился запихнуть им бутыль вина.
Давно уже скрылась за густой зеленой стеной дача Сталина, а в памяти Николая и Юрия все еще звучали слова Тимура: «Я жду вас, ребята! В Абхазии есть все для сердца и души!»
С грустью они покидали этот опаленный войной райский уголок земли, оставляя в нем частичку своего сердца и унося в душе те искренние человеческое тепло и доброту, что нашли в Тимуре, Кавказе и Аттиле. На их долю выпали тяжкие испытания, обернувшиеся потерями близких и друзей, но они не очерствели и не озлобились. Им и тысячам других абхазов, русских и армян, выстоявших и победивших в недавней войне, уже не были страшны ни власть, ни слава, ни богатство. Испив до дна чашу поражений и побед, они теперь твердо знали, что священные слова «Родина» и «Друг» стоят дороже, чем все золото остального благополучного и сытого мира.
Глава одиннадцатая
Отстранение от дел и «непревзойденный» результат
В шестнадцать двадцать авиарейс Сочи — Москва приземлился в аэропорту Внуково, Кочубей с Остащенко в числе первых ступили на трап. Весна снова вернулась в столицу, и о былом ненастье напоминали лишь поблескивающие в лучах солнца лужи на бетонке. Пять дней командировки, проведенных в Абхазии, пролетели как один день, и хорошее настроение, с каким они возвращались на службу, не подпортило даже то, что им так и не удалось добыть доказательств шпионской деятельности Стельмаха. Это уже было дело начальства — оценивать результаты их работы, и оно не заставило себя ждать. Зазвонил сотовый телефон Кочубея.
— Здравствуй, Коля, вы где? — с этого начал разговор Гольцев.
— В аэропорту. Грузимся в машину. Быстроног тут столько…
— Мне сейчас не до Быстронога! Немедленно на Лубянку! — оборвал Гольцев.
— Обоим? — уточнил Кочубей.
— Да!
— Виктор Александрович, а может, я один доложу, Юре с «Белорусского» полтора часа до дома добираться.
— Я, кажется, ясно сказал — оба! — категорично отрезал Гольцев.
— Коля, чего это он так? — спросил Остащенко.
— А черт его знает?! Какая-то муха укусила, слушать даже не захотел, — не мог понять такой спешки Кочубей.
— Товарищ подполковник, с двадцать восьмого усиленный режим службы, — напомнил водитель.
— А-а, понятно! С Абхазией про все на свете забудешь, — вспомнил о наступающих майских праздниках Юрий.
На выезде из аэропорта и по дороге в Москву яркие плакаты напоминали о том, как в цветущем и ликующем мае сорок пятого в поверженном Берлине русский солдат поставил победную точку в самой кровавой войне двадцатого века. По-особенному предпраздничная атмосфера ощущалась на Лубянке. Несмотря на то что рабочий день подошел к концу, во внутреннем дворе царила деловая суета: выездные ворота не закрывались, дежурные машины с оперативными группами одна за другой уносились в город и, вгрызаясь в автомобильную лаву, под надрывный вой сирен прорывались к месту очередного тревожного вызова. В самом здании, в коридорах стоял тревожный гул голосов, а в кабинетах раздавались требовательные звонки.
Угрозы террористов Басаева и Умарова «превратить девятого мая Красную площадь в одну братскую могилу» были не пустым звуком. Накануне на подходах к столице оперативно-розыскные группы ФСБ и МВД перехватили двух шахидок-смертниц с полным боевым снаряжением. Чуть раньше в районе Балашихи на заброшенной даче был обнаружен тайник с взрывчаткой. Третьи сутки шел розыск затаившейся в ближайшем Подмосковье крупной группы боевиков. Она, по разведданным ГРУ, после специальной подготовки на тайных базах в Панкисском ущелье Грузии просочилась через границу и в любой момент могла нанести удар.
Поднимаясь по лестнице и ловя на своих загорелых и вызывающе свежих лицах грустные взгляды коллег, Николай с Юрием чувствовали себя без вины виноватыми и в кабинет Гольцева вошли, уже не помышляя об отгуле. Его посеревшее от усталости лицо и осипший голос заставили их подтянуться.
— Виктор Александрович, разрешите доложить о результатах командировки и приступить к работе? — бодро произнес Кочубей.
Тот вяло пожал им руки и мрачно обронил:
— Не мне, Коля, а Сердюку и немедленно!
— Не понял? Я ему все утром из Сухума сообщил? — удивился Кочубей.
— Это у него спрашивайте. Он мне уже телефон оборвал.
— А что стряслось? — не мог понять такой спешки Остащенко.
— Не знаю, Юра! Не знаю! Он ничего не говорит. Давайте, ноги в руки и бегом на седьмой этаж! — поторопил Гольцев.
Кочубей с Остащенко переглянулись — на Сердюка это было не похоже, и, теряясь в догадках, поднялись к нему. В приемной царила непривычная тишина. Секретарь Раевская, склонившись над компьютером, набирала очередную докладную после правки генерала.
— Здравствуйте, Галина Николаевна? — дружно поздоровались они.
— Ой, ребята! Как вы загорели! — с улыбкой встретила она.
— Еще недельку, и на негров были бы похожи, — пошутил Юрий и, выложив на стойку пакеты с сушеной хурмой, чурчхелой, предложил: — Угощайтесь, эликсир здоровья и молодости из солнечной Абхазии.
— Зачем, ребята? И так много!
— Берите, берите! Мы целый мешок привезли, на весь отдел хватит, — заверил ее Кочубей и поинтересовался: — Как шеф? С какой руки лучше подходить?
— Какая тут рука, Коля, — погрустнела Раевская. — Последний час никого не принимает, только и спрашивает про вас.
— Вот так всегда. Стоит уехать, и сразу всем нужен, — хмыкнул Юрий.
— С чего бы это, Галина Николаевна? Орденов мы вроде еще не заслужили? — в тон ему произнес Кочубей.
— Ой, не знаю, Коля. До обеда все было нормально, а потом будто подменили, — посетовала она и поспешила зарыться в бумаги.
— Чего гадать, сейчас узнаем! — Остащенко решительно постучал в дверь и, переступив порог, спросил: — Разрешите войти, товарищ генерал?
— Заходи! — голосом, ничего хорошего не сулящим, ответил Сердюк.
Вслед за Юрием Кочубей вошел в кабинет, стрельнул настороженным взглядом по нахохлившейся в кресле фигуре и сник. Сердюк не предложил присесть и когда поднял глаза, то внутри Кочубея екнуло.
— Разрешите доложить, товарищ … — но закончить фразы ему не удалось.
— Доложить?! За вас уже доложили! — и, наливаясь гневом, Сердюк рявкнул: — У тебя что, от водки башку совсем снесло?!
— Какая водка!? О чем вы, товарищ генерал?
— Это не я говорю! Это ГРУ пишет, как ты с Остащенко пол-Сухума разнес!
«ГРУ? Пол-Сухума»? — догадался Кочубей, откуда дует ветер, и попытался объясниться:
— Извините, товарищ генерал. Дело в том, что…
Но Сердюк не хотел ничего слышать и сорвался на крик:
— Устроили дебош в кабаке! И с кем?! С объектом проверки! Вы хоть понимаете, чем это пахнет?!
— Товарищ генерал! Прошу выслушать…
Но Сердюка было не остановить — он рвал и метал. Остащенко даже не пытался открыть рта и понуро смотрел в пол. Он представлял, какую «телегу» могли накатать на них гэрэушники, а если она еще прокатилась по самым верхам, то это был полный аут. Судя по реакции Сердюка, так оно и вышло. Разнос «на большом ковре» читался на лице рассвирепевшего генерала.
— Авантюристы! Это же надо такое дело завалить! Прогремели до самого директора! — бушевал он.
— Директора? — потухшими голосами повторили Николай с Юрием.
— Вы же у нас самые крутые! Чего вам какой-то Сердюк или Градов! Вам подавай самого директора…
— Товарищ генерал! Анатолий Алексеевич, дайте хоть слово сказать? — пытался объясниться Кочубей.
— Хватит! Уже так сказали, что весь департамент трясет! Рапорта на стол! — сказал как отрезал Сердюк.
— Когда? — звенящим от напряжения голосом спросил Кочубей.
— Сейчас! Писать и ничего не замыливать! Все до мельчайших деталей!
— А кому они нужны, если за нас все написали, — огрызнулся Юрий.
— Помолчи, Остащенко! Тоже мне поручик Ржевский. У тебя что, мозги от водки высохли! — рыкнул Сердюк и распорядился: — Даю час! Писать, все как было в той чертовой «Басме»!
