Сауле обиженно шмыгнула носом: пока ходила замарашкой, они сталкивались практически ежедневно. Стоило нормально одеться…
Она зябко поежилась: неужели это и есть любовь? Мучительные сны, когда он рядом, ты чувствуешь его руки, его губы и просыпаешься дрожащая и разочарованная: снова всего лишь сон…
Галина Николаевна проводила страдающим взглядом Никиту с его новой подружкой и укоризненно посмотрела на сына.
Колыванов постарался спрятать улыбку: мать уши ему прожужжала — слезно просила, нет, требовала внуков. Все перечисляла своих ближайших подружек, которые давно стали бабушками и теперь с радостью возились с малышами.
Обнадеживать мать матримониальными планами Колыванов не рискнул: всему свое время. Для начала нужно развестись, потом…
Колыванов мысленно выругался: лучше не вспоминать сейчас забавную девчонку, не время. И без того забыл, когда толком высыпался. Даже сны из далекого детства — он на даче, например, — перестали быть безобидными. Тонкий сильный запах белой сирени буквально преследовал его, и Колыванов потом долго сидел на кухне, пытаясь успокоиться. Курил сигарету за сигаретой и старался выбросить из головы несуразную девчонку.
…Ах да, развод!
Колыванов поискал глазами Татьяну, но не нашел: где только пропадала именинница?! — и решил выйти на лоджию покурить.
Надо же — все на месте, кроме Таньки. Маргарита Макаровна раскладывала у столовых приборов ложки, вилки, ножи. Константин Федорович с зятем играли в шахматы. Танькина сестрица рассматривала альбом с фотографиями. Кто-то из гостей просматривал музыкальные диски. Дети и пес с радостным визгом носились по квартире…
Колыванов выглянул на лоджию и досадливо поморщился: и здесь гости. Наверное, только Танькина подруга не подошла, поэтому и за стол не садятся. Может, как раз сейчас Татьяна ее вызванивает.
Он с досадой посмотрел на троюродных братьев: эти заняли лоджию надолго. Колька вон машину в кредит собрался покупать, пока все обсудят, фанатики-автомобилисты, чтоб их…
Потоптавшись у порога, — его даже не заметили! — Колыванов пошел на кухню, вовремя вспомнив, что и там есть лоджия, а он не гордый и там спокойно покурит.
Он мимоходом заглянул в детскую и улыбнулся: Кит со своей подружкой пытались в «честь праздника» нацепить розовый бант на шею угрюмому грязно-белому бультерьеру. Пес не сопротивлялся, посматривал на малышей снисходительно, жаль, атласная ленточка оказалась коротковата, никак не хотела красиво завязываться на мощной собачьей шее.
На кухне дразняще пахло, в духовке томился гусь, фаршированный яблоками, — фирменное блюдо Таниной матери. Колыванов невольно сглотнул слюну и подумал, что только ради гуся стоило прийти, такого в ресторане не подадут, тетка обычно его с вечера готовит — вымачивает, фарширует, то-сё…
Он шагнул на лоджию и остолбенел: обернувшись на стук двери, на него изумленно, неверяще смотрела…
Саша?!
Здесь?!
Но откуда?!
— Черт побери, — пробормотал Колыванов. — Это… ты?! Но…
— Меня Таня… на день рождения, — жалко пролепетала Сауле, с ужасом чувствуя, что краснеет.
Колыванов жадно рассматривал ее, не веря собственным глазам: сегодня эта девчонка совсем не выглядела дикаркой или замарашкой. Шелковое синее платье удивительно шло ей, широкий пояс подчеркивал тонкую талию, хрупкая фигурка казалась стройной, воздушной…
— Ты… здесь! — Колыванов шагнул к Сауле и осторожно коснулся светлых, почти белых волос, на него знакомо и сильно пахнуло сиренью. Он вдруг рассмеялся: — А я-то, дурак, собирался прятаться от тебя еще месяц, не меньше…
— Почему? — прошептала Сауле.
Колыванов бережно провел пальцем по ее лицу и удивился бархатистой нежности смугловато-розовой кожи. Заглянул в ярко-синие искристые глаза, самые необычные глаза в мире: длинные, чуть приподнятые к вискам, будто срезанные снизу, — какое счастье, что она сегодня без своих дурацких очков! — и виновато признался:
— Я женат, понимаешь? Хотел вначале развестись.
Колыванов собирался добавить, что никогда не жил с женой, но не рискнул. Звучало слишком невероятно, к тому же вдруг вспомнилась Нина, пусть и не жена, но они были вместе почти три года, считай — гражданский брак…
Колыванов коснулся губами высокой скулы. Потом зарылся носом в легкие кудряшки на затылке и шепнул:
— Только не гони меня! Я… люблю тебя. Никогда не думал, что произнесу когда-нибудь эти слова.
Сауле крепко зажмурилась: может, она спит? Последнее время ей постоянно снится он, правда, таких снов она еще не видела…
— Станешь моей женой?
Сауле вздрогнула, вдоль спины потянуло холодком, ей вдруг стало страшно. Она едва могла пошевелиться, настолько крепко он прижимал к себе, но все же попыталась отстраниться. Не сумела и обреченно прошелестела:
— Я… тоже замужем. Пока.
Колыванов недоверчиво заглянул ей в лицо. Глаза Сауле потемнели от волнения, стали почти фиолетовыми, в них блестели слезы, и Колыванов улыбнулся:
— Ничего страшного. Разведешься. Ты только моя, я сразу это понял, как тебя увидел, и руки мои это поняли, и губы…
— Но…
— Что «но»?
Сауле сжала кулаки так, что ногти больно впились в ладони, и почти по слогам проговорила:
— У меня ребенок. Я не одна, понимаешь?
— Ребенок? — удивился Колыванов. — Ты сама еще ребенок…
— Нет! Мне… двадцать пять.
— Сколько?!
— Ну… скоро, — смутилась Сауле. — Мы с Таней ровесницы. — И зачем-то добавила: — Я в конце июня институт заканчиваю.
— А мне тридцать один. У нас отличная разница в возрасте, как считаешь?
— Ты не понял! У меня сын. Он осенью пойдет в школу. Я не одна!
— Сын — совсем неплохо. — Колыванов внезапно вспомнил Никиту. — Честное слово, я постараюсь с ним подружиться.
— Мне… страшно, — печально пожаловалась Сауле. — Все как-то… неожиданно.
— Нам будет хорошо вместе, — глухо пообещал Колыванов. — Нам и сейчас хорошо, жаль, что нужно ждать развода, так глупо снова терять время…
Сауле промолчала, не зная, что на это ответить: как-то еще Китеныш примет известие о ее замужестве? Если в штыки…
И Сауле задрожала от страха. И чуть ли не впервые в жизни обратилась к Богу, умоляя, чтоб самые дорогие ей люди понравились друг другу и они смогли бы жить вместе, втроем.
Колыванов нежно поцеловал Сауле и едва не застонал вслух: наконец-то это не сон! Сколько раз он просыпался, едва коснувшись ее губ…
— Я построю для нас дом, — мечтательно прошептал он. — Большой, настоящий, с садом… А первое время поживем у меня, квартира большая, места хватит, вот увидишь. У мальчика будет своя комната, я завтра же закажу детскую мебель…
На кухне загремели посудой, и Сауле с неожиданной силой оттолкнула Колыванова. Отбежала к дальнему окну и подставила пылающее лицо свежему ветерку: сердце стучало так, словно рвалось на свободу, в виски с силой толкалась кровь, ноги едва держали ее.
Колыванова шум не смутил, он не собирался больше прятаться. Если бы не глупый фиктивный брак, он прямо сейчас представил бы Сашеньку матери, к чему тянуть, раз все решено?
Он закурил, наблюдая через балконную дверь, как Константин Федорович вынимает из духовки гуся. Как осторожно перекладывает птицу на блюдо нарядная Маргарита Макаровна. Как они вдвоем, что-то обсуждая, уносят золотистого парующего гуся в зал…
Колыванов увидел, как красную от злости Татьяну задержал в дверях Векшегонов, и удивленно приподнял брови: Серега-то здесь каким боком? И невольно рассмеялся, услышав, как Векшегонов увещевающе пропел:
— Детка, я понимаю, что ты от меня без ума, но умоляю, пусть твои знаки внимания будут менее сокрушительными, я же весь в синяках, побойся Бога…
— Я от тебя без ума?! — прорычала Татьяна, слепо нащупывая поварешку на столе.
— Вот-вот, я как раз об этом, — прикрывая лицо локтем, фыркнул Векшегонов. — Я понимаю, малышка, у тебя кровь кипит, но, клянусь, я знаю совершенно мирные способы ее успокоить…
— Кровь кипит?! — взвыла Таня, с силой опуская поварешку на косяк, Векшегонов оказался быстрее и уже умирал от смеха в коридоре.
Таня отбросила поварешку в сторону и задрожала от ярости, когда Векшегонов кому-то весело пожаловался:
— Ох и жена ж мне достанется! Скучать не придется, это точно!
— Ну-у, гад, — Таня в бессильной злости пнула собачью миску — бессовестный Кешка и здесь обрастал посудой, — попадешься ты мне, погоди!
В кухню заглянула Танина мать и ласково попеняла:
— Что же ты раньше не познакомила нас с Сереженькой, такой приятный молодой человек, нам с папой очень понравился…
— Да я… да мы… да никогда!!! — закричала в гневе Таня.
— Ну и характер, — укоризненно покачала головой Маргарита Макаровна. — Как-то Сереженьке с тобой придется…
