Он посадил их в такси неделю спустя, ранним субботним утром. С неба сыпал снег. Тася дулась, не желая расставаться. Взрослые хранили молчание.
Что говорить? Все уже сказано. Решено. Сделано.
Когда машина отъехала от подъезда, снег усилился. Белые, пушистые хлопья ложились на землю, укрывая ее свежим молочным покрывалом. Скрывая от мужчины следы той, с которой хотел идти по жизни.
Он обещал себе отпустить ее, не искать, не следить, но как же тяжело это давалось! Как больно!
Эта боль не скоро покинет его. Константин знал. Чувствовал. И все же желал ей счастья.
— Лети, мой воробышек. Лети, — когда следы от протектора стали едва заметны. — Надеюсь, твой полет будет высоким.
Глава 28
Мать ворвалась в кабинет еще более стремительно, чем обычно. Звонко застучали каблучки по ламинату. Константин вздохнул.
В последние дни Эля была неудержима. Фонтанировала эмоциями, идеями. Да всем, чем можно! А причина этому достаточно тривиальная: Роман с Аленой ждали пополнение — двойню.
Подлетев к столу, за которым сидел сын, Эмиля рухнула на стул для посетителей.
— Новости смотрел? — немного запыхавшись. — Слышал?
— Нет. А что случилось?
Он сегодня несколько не в себе. Мать вновь насильно выпровадила его в отпуск и велела не возвращаться, пока снова не научится улыбаться. Хотя что ей не нравится, мужчина не понимал. Настроение, да и все остальное у него вполне себе приемлемые. Живет привычной жизнью — не больше, не меньше.
— Мам?.. — потому что она опять смотрит на него с сочувствием.
— Мирный подал в отставку.
— И что? Флаг ему в руки, барабан на шею. Или я должен сплясать?
Эмиля нахмурилась.
— Не хочешь спросить "почему"?
Константин откинулся на спинку кресла, приняв нарочито вальяжную позу.
— Почему?
— Вот. — Мать положила перед ним свой мобильный. Готовилась.
Костик с неохотой взглянул. "Мэр города *** подал в отставку, в связи со скандалом разразившемся вокруг его семьи. Тридцатишестилетний, тяжелобольной раком сын народного избранника Мирный Сергей Сергеевич обнародовал обстоятельства, приведшие к заключению им брака с Василевской Зоей Геннадьевной, а также…"
Далее Константин читать не стал. Не смог. Да и догадывался о чем пойдет речь, иначе зачем матери ставить его в курс дела?
Хотя новость зацепила. Зацепила прилично, так что сердце ускорилось и вспотели ладони. Хотелось покачать головой и спросить — Зоя, Зоя, как же ты это переживешь? Только никто не ответит и не услышит. Она далеко, где-то. Где его нет рядом и, видимо, никогда не будет.
Но заговорил о другом, всеми силами демонстрируя незаинтересованность.
— Дальше что? Зачем ты мне это показываешь?
— Как "зачем"? Хочешь сказать, тебя это не касается? — Эмиля вновь нахмурилась. И разозлилась: по глазам понял.
— С чего вдруг?
— Костя!
— Она ушла, мам. Ушла. Сама ушла! Потому что хотела этого! — Он все же не выдержал, сорвался.
— Она ушла, потому что не могла иначе.
— Да какая разница "почему"? Мы расстались — точка! У нее своя жизнь, у меня своя! — поднимаясь.
Жаль, что не может раствориться! Хуже всего, когда она смотрит на него вот так — с жалостью.
— И если тебе интересно, я собираюсь сделать предложение Кате. Так что готовься, скоро будем гулять на свадьбе, — с одной единственной целью — заново разозлить.
Эмиле катастрофически не нравилась его новая пассия. Ему, в принципе, тоже, но ублажала хорошо, старательно. И за это ей несомненный плюс.
— Ты не серьезно! — как и следовало ожидать, мать повелась на провокацию. Вскочила, переполненная негодованием. — Кость, ты же ее не любишь! Она же…
— А причем здесь любовь? Ты разве за Игоря по любви выходила?
— Я — не ты! Не смей сравнивать!
— Почему?!
Он также встал в позу, готовый отражать атаки, но настроение матери вдруг переменилось.
— Знаешь, Кость… Я не узнаю тебя, — с неприкрытой печалью в голосе. — Куда делся мой сын? Что с ним стало? Ты даже о девочке той забыл. Когда навешал ее в последний раз? В прошлом году? Больше ни о чем не сожалеешь, да?
Это был удар ниже пояса, и мать прекрасно об этом знала, а потому не ждала ответа.
— Поступай, как хочешь. Только помни — сделанного не вернешь и не исправишь. Я точно знаю!
* * *
В первый день отпуска он сдал билеты в Египет, распрощался с Екатериной, навестил деда. Они сыграли партию в шахматы. Константин в кои-то веки выиграл. А затем заговорили о планах.
— Возвращается-таки… Молодец! Я уж решил не сдюжешь. — Алексей Игоревич довольно причмокнул, прежде чем расцвести в беззубой улыбке.
— Сдюжу, дед, сдюжу, — Константин также заулыбался. — Как закончу, в гости позову. Оценишь.
— А то! Поглядим, какой ты мастер! — старик похлопал внука по руке. — Мозоли, чай, уже сошли.
Костик усмехнулся.
— Ничего, скоро новыми разживусь. За этим дело не станет, — заслужив еще одно добродушное похлопывание.
Затем дед сменил тему.
— Ты мне вот что скажи… Когда брата-то догонять? Или теперь уж все… завязал?
— С какой целью наживы интересуешь? — скрывая за емким Ромкиным выраженьицем собственную растерянность. Дед единственный, кто все это время не пытался на него давить!
— Как с какой? Годы идут, а в моем случае так мчатся. Хочется внуков посмотреть, прежде чем на боковую.
— Ах, вон оно что! Опять ты об этом. Знай, мы тебя никуда не отпустим.
— Да кто ж вас спрашивать станет? Горбатая не мастак на разговоры, — посмеиваясь. — Так ты не ответил, что тянешь-то? Или достойной нет? — прежде чем внук вновь попытался отвлечь его.
Костик не стал юлить.
— Есть, дед, есть. Только она себя таковой не считает.
— А ты убеди. Али не мужик? Бабы ж — они народ такой, любят, когда вокруг них хороводы водят.
Константин натужно улыбнулся.
— Может и так, дед. Может и так.
* * *
Когда уходил, чувствовал себя паршивей некуда. Сначала мать, теперь дед… Итог — все мысли о Зое. И хочется пристукнуть того, кто сдавал! Жульничал, сволочь! Припрятал туз в рукаве!
И все же мог ли он что-то изменить? Поймать шельмеца за руку? Возможно.
Он мог ее не отпускать. Мог настоять. Мог проявить волю. Но привело бы это к спасению? Константин не знал. Хотел знать и не знал. И не понимал, что следовало сделать тогда и как быть сейчас.
Найти? Вернуть? Для чего? Как?
Как образумить ту, что уже сделала свой выбор? Ту, которая выбрала жизнь без него?
Вопросы… сплошные вопросы. А тот, кто поставлен смотреть за человеческими жизнями, привычно молчит!
