наварю на год вперёд! Всего. Вёдрами.
Стоит мне оказаться за дверью, как от стены отделяется мужская фигура. Он что? Серьёзно решил, что своим стремительным появлением может меня испугать?
— Чем обязана? — холодно интересуюсь у господина.
— Позвольте представиться. Маркиз Роунмар.
Где-то я это уже слышала. Ну конечно! Сторонник моего ареста, королевский распорядитель, у Альфреда ещё такое лицо было, когда он о нём говорил. Будто его величество лимон проглотил. Целиком. Не жуя.
Я рассматривала мужчину. Странное ощущение. Вроде смотришь на человека, но никак не можешь осознать его образ. Всё на месте: нос, рот, глаза. Высокий. Статный. Но если бы меня попросили его описать или просто я бы решила восстановить маркиза в памяти, ничего. Пусто! Всё расплывается серым бесформенным пятном, потому как ничего примечательного в нём и вправду не было.
— Добрый день, маркиз.
— Мне сообщили, что его величество провёл с вами ночь.
Смотрю на этого… смертника с изумлением и без гнева. Что-то они тут совсем страх потеряли.
— И?
— Я главный распорядитель.
— Вот и распоряжайтесь, — вздохнула и развернулась к двери.
И тут меня осенило: если сопоставить появление горничной в гардеробной и этого… чуда чудного. Это он что же, заслал девчонку проверить, в моей постели король или нет?
Поворачиваю обратно:
— Потрудитесь распорядиться таким образом, чтобы прислуга без моего вызова ко мне не заходила.
Пристально смотрю в упор до тех пор, пока он не кланяется, как ему и положено. Если я не люблю придворный этикет, это ещё не значит, что я его не знаю.
— Зря вы так, — говорит он, распрямляясь.
— После обеда я желаю побеседовать со всеми горничными, что были в покоях её величества. Скажем, часа в четыре.
— Начальник королевской гвардии всех проверил.
— Очень хорошо, — улыбаюсь. — Соберите всех. По его спискам и проверим все ли на месте.
Была у меня идея. Жаль, магии нет. Зато в подземелье есть герцогиня Норфолк, а в коробе — нужные ингредиенты. Так чтопосле обеда (который надо ещё где-то добыть) проведу эксперимент.
К сожалению, мой плащ остался в подземелье, поэтому бежать через двор пришлось, ёжась под ледяными порывами ветра. Забежала в конюшню, дыша на озябшие ладони, и тут же бросилась к другу:
— Колокольчик!
Прижалась к грифону, чувствуя, как меня обволакивает тёплой волной. Конюшня вспыхнула золотым светом, с тихим шорохом из-под сена принялись выглядывать синие цветы. К моему лучшему на свете грифону вернулась магия!!!
— Соскучился? — глажу пёрышки, целую в клюв. — Ты мой хороший… Красавец! Тебя покормили?
— Гррр…
— Напоили?
— Гррр…
— Полетать тебя выпустить?
Бедный птах и вправду засиделся — конюшня и двор, на котором она была построена, вспыхнули ярко-синим ковром!
— Ты мой колокольчиковый маг, — прижалась к груди грифона, чувствуя мощные удары сердца, щурясь от синего марева вокруг, чувствуя, как ко мне возвращаются силы! — Спасибо! — шепчу сквозь слёзы радости. — Спасибо! Пойдём! Пойдём, я тебя выпущу. Только с тобой не полечу… У меня плащ в подземелье остался, понимаешь. Не обижайся. В следующий раз полетим вдвоём, обещаю!
Пока я всё это говорила, мы подошли к площадке, откуда грифоны взмывали ввысь. Пришлось идти прямо по цветочному ковру, жалко, но что делать: Колокольчик сегодня в ударе. Обняла грифона последний раз крепко-крепко, и птах, сверкнув золотым глазом и расправив крылья, рванул к облакам!
Стою, задрав вверх голову, красота! Лазоревое небо в вышине, цветущая синь под ногами, кое-где уже покрываются золотом листья, воздух пахнет осенью.
— Добрый день, Джоан, — раздался за спиной голос Ролана.
Стою и не хочу поворачиваться. Просто не хочу. У меня истощение. Магическое. Холодно и хочется, чтобы никто не стоял за спиной. Может, мне показалось, а?
Ну, пожалуйста…
«Никто», стоящий за спиной, накидывает мне на плечи тёплый плащ. Ворот касается щеки и… запах. Родной запах ветра и свободы.
Ролан.
Верный сморит на нас с интересом, а я. Мне и страшно, и радостно. Хочется сбежать. Любопытно, можно ли забаррикадироваться в королевском подвале? И одновременно хочется броситься ему на шею, прошептать: «Прости!», целуя недовольно поджатые губы.
— Добрый день, — говорю я хриплым, каким-то не своим голосом.
Как простуженная ворона, честное слово! А сердце замирает. Ой, что сейчас будет! Мы повздорили, а потом я усыпила его и сбежала. Кажется, Милосердная, мне конец…
— В платье, в такой мороз… Это глупо, — сообщает монсеньор холодно, спокойно. — Постарайтесь включать разум. Даже если обычно вам это несвойственно, — и тем же тоном подбежавшему слуге, — позаботьтесь о моём грифоне.
Короткий поклон и он уходит.
Я смотрю вслед безупречно ровной, равнодушной спине и… ничего не понимаю. Чёрные кудри взлетают от ветра при каждом шаге.
Это как? Это что? Это… всё? За что?!
Он просто… накинул плащ и ушёл?
Очнулась, когда уже сделала шаг вслед за ним, и вдруг.
— Джо! Джо! Джо-о-о-о!
Прямо с неба раздались ликующие вопли.
— Улька! Ришка!
Первым появился Колокольчик. Такой довольный, будто он лично летал за девчонками. Приземлился, что-то прокурлыкал Верному, должно быть, приветствие.
— Крххх, — услышал в ответ от приятеля.
А тем временем на посадку заходил клин гвардейцев монсеньора Ролана. И как у них получается так летать? Словно по линейке.
Девчонки румяные, растрёпанные кинулись меня обнимать, казалось, ещё до того, как грифоны коснулись земли. Обе в чёрной форме, зачарованных плащах для полёта, сапожках. Всё выполнено точь-в-точь как у взрослых: добротное, по размеру. Где ж нашли такого мастера в Приграничье?
Душу царапнуло чувство вины. Ответственность за девчонок брала на себя я, а он. Занимался всем этим с любовью, заботой, как… Как будто это его дети. Слова Альфреда про чувства Ролана тут же всплыли в памяти, и стало совсем не по себе.
— Мы летели и летели, — трещала Ришка, устроившись у меня на руках.
— Ты как? — Улька, мой маленький лекарь, смотрит обеспокоенно: всё чувствует, всё видит. — Магия ещё не вернулась?
— И летели, и летели, — вопило в ухе. — Монсеньор форт громил, когда ты…
Я прижала Ришку к себе. С одной стороны, для того, чтобы она наконец замолчала, с другой, чтобы Улька не видела моего лица.
Форт громил, говорите? Значит, когда мы с Колокольчиком покинули Биргенгем, монсеньор переживал? А по его спине да холодным замечаниям сквозь зубы и не скажешь.
— Знаешь, как страшно было! — продолжала шептать маленькая фантазёрка. — Я тряслась, когда к нему шла с твоей запиской…
— Не выдумывай! — нахмурилась Уля. — Записку не ты относила, а я!
— Мы вместе! — тут же насупилась Ришка.
— Я же тебя отправляла к лекарю, — посмотрела я на Улю.
— Ещё чего! — маленькая вредина усмехнулась, а я радовалась её сияющим глазам
