И вообще у человека всё должно быть на уровне. Брюки со стрелочками такими, чтоб порезаться можно было. Рубашка с чистым воротничком. И самое главное обувь, чтоб выглядела не как из глиняного карьера, а наоборот, как с витрины Универмага. Кстати, именно ботинки небольшим отрезом от вафельного полотенца я сейчас и надраивал.
«Вот и отрубил я все пути к отступлению, — думал я, ритмично двигая руками, чтоб кожа ботинок блестела как мои озорные глаза. — В отделе кадров долго отговаривать не стали. Кто я для них такой? Человек, который два года совсем не просыхал, ни передовик, ни стахановец, ни подлец-доносчик и ни комсомольский активист. Как сказала толстая тётка с бумажками: «Одним алкоголиком и бляд…ом меньше». Оказывается к двадцати пяти годам тот я, который был до меня, ничем хорошим и не отметился».
— Бум, бум, бум! — Вдруг кто-то нагло и нахраписто постучал в дверь.
— Щас руки-то вырву! Доколошматите у меня там! — Рявкнул я, после чего в дверь постучали более культурно.
— Это я, Самсонов, открывай! — Донёсся голос физорга из-за тонкого дверного полотна.
— Ну, — я отодвинул шпингалет и высунулся в узкую щелочку. — Ты что в помойке рылся? — Почувствовал я нездоровый запах гнили.
— Нет кубка, — зашептал Олег Палыч, — нужно на городскую свалку ехать.
— Сначала нужно научиться с людьми разговаривать по-человечески, — я загнул один палец, не впуская физорга внутрь комнаты. — Затем если пьёшь, то пить, зная свою норму и вообще кубок можно было заранее, перед пьянкой, куда-нибудь отдать в надёжные руки. Тогда не нужно было бы по помойкам лазить.
Я, наконец, открыл дверь, и кивнул головой на стол, на котором стоял главный приз за первое общекомандное место в заводской «Спартакиаде» рабочих, спортсменов и студентов. Самсонов, на секунду онемев, принялся грозить мне указательным пальцем, закатывая глаза вверх. Возможно, Олег Палыч намекал, что там, на высшем небесном суде, с меня за такой юмор серьезно спросят. Потом физорг, помассировав себя в области сердца, тяжело выдохнул, и устало улыбнулся.
— Ну, Тафгаев, ну сукин сын, воспитатель хренов, я ведь все картофельные очистки не первой свежести перекопал, сука! — Самсонов обессиленно махнул на меня рукой.
***
От моей общаги до вечерней школы № 30 было примерно пятнадцать минут в прогулочном темпе. Но я вышел немного заранее, так как по пути находилось одно из самых посещаемых мест Автозаводского района, Автозаводской универсальный магазин. Лично для меня, чисто внешне, он напоминал гигантскую ванну из стекла и железобетона. На коньке этого здания была гордая, изогнутая по огромному закруглению, надпись «УНИВЕРМАГ», из-за которой выглядывал маленький серп и молот. Был бы я архитектором, то на серпе с молотом, которые есть символ союза колхозницы и рабочего, экономить не стал бы!
В магазине я приобрёл пять плавленых сырков и кефир в треугольном картонном пакете. Кстати, все покупки были тут же уничтожены прямо на улице. Я даже немного опоздал, ведь тяга к знаниям пока, в моём сознании, проигрывала тяге, как следует пожрать. Итак, с одной общей тетрадкой на все случаи учебной жизни я влетел в коридор тогда, когда уже затихла трель школьного звонка.
«Куда бежать, куда податься?» — подумал я в поисках хоть, какой-нибудь живой души. И о чудо, она нашлась. Из учительской вышел прямо на меня Роман Петрович Нестеров, мужчина маленького роста, зато с большой скрученной в трубочку картой под мышкой.
— Давайте помогу, — улыбнулся я, забирая ценный учебный реквизит и шагая рядом. — Вы меня помните? В цех ещё ко мне приходили, агитировали за учёный образ жизни. На аспирантуру намекали, на разные профессорские степени. Говорили, что не хватает доцентов на душу населения. Вот я и пришёл.
— Вот мы и пришли, — учитель истории остановился около какой-то деревянной двери. — Ничего я тебе такого говорить не мог — это раз. Иди в класс…
— Это двас, — закончил я фразу за товарищем преподавателем. — Но хотелось бы закончить среднее образование минимум на трис.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я широко улыбнулся и вплыл внутрь учебного помещения, как белый теплоход в неизвестную пока гавань. Мельком скользнул по лицам своих одноклассников и остановил внимание на очень хорошенькой барышне, которая на мою удачу сидела одна. Решение присесть и познакомиться с великовозрастной девятиклассницей созрело молниеносно, поэтому я уселся на первый ряд от дверей за четвёртую парту. Странно, но по классу поползли смешки вперемешку с усмешками, и либо мне сейчас позавидовали, либо посочувствовали.
— Привет, — шепнул я, — меня зовут Иван.
— Тоня, — представилась красавица со светло-каштановыми волосами и небесно-голубыми большими глазами.
Затем весь класс встал, так как следом появился Роман Петрович, и громко задвигав стульями, жаждущая знаний молодежь, рухнула обратно. Я выложил на плоский стол единственную свою общую тетрадь, которую вынул из-под ремня.
— Лайфхак, — улыбнулся я Тоне. — С одной стороны можно писать лекции по одному предмету, с другой по-другому и с середины по третьему, и четвёртому.
— А по пятому? — Серьёзно спросила девушка.
— А с пятым буду тренировать память, — я, наконец, посмотрел на историка.
«Хороша, кобылка, — забубнил голос в голове. — И грудь имеется».
«И без тебя, неуч, вижу», — ответил я ему.
А между тем Роман Петрович, наверное, чтобы не портить сегодня себе настроение, проигнорировал опрос вечерних школьников по прошлой теме, сразу же перешёл к объяснению нового материала: «Политический строй России к началу 20 века». И понеслось, смерть Александра третьего, воцарение Николая второго… И мне сразу же захотелось уложить Тоню под одеялко и заняться с ней более интересными вещами.
— Вам что-то не понятно? — Почувствовав подсознательно, что я сейчас уткнусь лбом в парту, спросил меня историк.
— Цифра одна не ясна, — я потряс головой, прогоняя предательский сон. — У вас на плакате написано, что рабочий день сократили в 1897 году до 11,5 часов. А ещё раньше работали по 14 часов в день.
— А что в этом не понятного? — Удивился историк.
— Ну, вот смотрите, — я встал из-за парты. — Допустим я хозяин завода. Если у меня рабочий будет пахать по 14 часов в день, я как коммерсант вылечу в трубу. Разорюсь. Давайте считать: первые семь часов человек отработает, как положено, а вторые семь часов, измотавшись физически, он мне столько брака наляпает, столько инструмента перепортит, что лучше бы вообще не приступал. И на следующий день трудиться нормально не сможет. И это если рабочая операция относительно простая. А если ремесло сложное, допустить литьё. Представим, что работник в литейке пашет ежедневно 14 часов, то он помрёт через полгода. А чтоб нового специалиста обучить на эту должность потребуется несколько лет. Кто в здравом уме забивает гвозди микроскопом? Почему мы априори считаем, что люди прошлого были глупее нас? Я не вижу ни логики, ни правды в этих цифрах. Спасибо за внимание, — я сел обратно к красавице Тоне.
— Кто хочет ответить, товарищу новенькому ученику? — Ловко перевёл стрелки Роман Петрович, затем посмотрел на несколько поднятых рук и сказал, — отвечает Сидоров.
С третьего ряда подскочил высокий и прыщавый парень лет двадцати с хвостиком:
— Поэтому и свершилась Великая Октябрьская революция, чтобы облегчить жизнь нам, рабочему классу!
Ответ прыщавого был встречен дружными аплодисментами. И даже Тоня посмотрела на меня как триумфатор на поверженного врага.
— Теперь вам всё понятно? — Хитро улыбнулся историк.
— Гениально, — хмыкнул я. — Если меня вдруг спросят, как пройти в библиотеку, я так и отвечу, что именно для этого и свершилась революция, чтобы люди могли ходить в читальный зал. И вообще — это же универсальный ответ на любой исторический вопрос. Спасибо, Сидоров!
В классе раздались редкие смешки, поэтому Роман Петрович постучал указкой по своему учительскому столу.
Всё же до конца первого урока я не досидел, уснул минут за пять, и чуть-чуть не рухнул на колени своей хорошенькой соседке по парте. И когда прозвенел звонок на перемену, я облегчённо выдохнул. «Надо же, устал от этой бессмысленной информации, как будто смену за станком отстоял, — мелькнуло в голове. — Какое-то накопление капитала, обострение эксплуатации. Весь мир его накапливал, и во всем мире обострялась эксплуатация. Но только в России к власти пришла группа человек без единого русского в её составе. Валить нужно из школы, пока мозги целы!»
