цветами, санузел не пропускал ни капли лишней воды. Комнаты наполнились светом и воздухом. Кругом не было ни пылинки. Моментально был составлен график дежурств, обязывающий поддерживать идеальный порядок. На второй этаж, тут же прозванный «Марьин терем», потянулись с экскурсией жительницы других этажей, учившиеся на других курсах. Восхищению не было границ, Марина купалась в нем, окуналась с головой и чувствовала себя великолепно.
Вскоре начались занятия. К этому времени комната стала вполне жилой и даже уютной. Конечно, она не была тем эталоном, о котором мечтала Марина, но ей нравилось жить здесь, нравилась атмосфера, даже девчонки, хамоватые и немного хабалистые, стали ей близки. Это ее новый дом, ее новый мир, ее ступень к мечте. Она будет учиться, учиться только на «отлично», чтобы потом, приехав в деревню, с гордостью показывать свой заслуженный «красный» диплом, и никто никогда не посмеет больше усомниться в том, что она достойный человек, что она достойна хорошей семьи, хорошего мужа. Она всем прикроет рот этим дипломом. Она будет учиться, а потом, как одержимая, будет работать. Она сделает себе имя – может быть, даже откроет свой небольшой бизнес, благо для этого сейчас есть все возможности. Она никогда не будет нахлебницей. И еще. Она никогда не разобьет чужую семью, никогда. Это табу. Ни один ребенок не будет плакать по ее вине. Ни одна влюбленная пара по ее прихоти не расстанется. Никто и никогда не упрекнет ее в этом, никогда не проклянет.
…В комнате общежития все уже давно спали. Не спала только хрупкая девушка на кровати у окна, она держала на коленях толстую тетрадь в клеенчатой обложке и, пытаясь сквозь сумерки разобрать клетки на страничке, быстро строчила шариковой ручкой: «Вот она какая, эта взрослая жизнь, дорогой мой дневник, интриги-то прям книжные кипят в нашей тихой деревеньке. Это было бы, наверное, очень смешно, если бы не коснулось меня лично и моей семьи. Наташка ко всем событиям отнеслась философски, ну да это ведь не ее предали. Нет, я не осуждаю ее, никоим образом не осуждаю. Я вот все думаю о том, как теперь там, в деревне, будет жить мама? Как туда вернусь я? В качестве кого? „Дочь проститутки“… Как это больно, как обидно! Я никогда не забуду этих слов. Если Бог пошлет мне дочь, она никогда не будет „дочерью проститутки“, она будет дочерью самой нежной, самой красивой и самой верной мамы!
Мама звонила, говорила, что сегодня письмо пришло от Лены. Поздравила нас с Наташкой с окончанием школы, с поступлением, маму поздравила и пожелала семейного счастья. Хорошо ей там, вдали от всяких потрясений, с любимым мужем и ребенком, сидит в своем болотце, а тут… Подскажи мне, верный друг, дневник, как мне унять боль в душе, как наложить заплатку на сердце – такую, чтоб не свербило и не болело ничего?..
Я больше никогда не позволю другим манипулировать собой. Все теперь будет только так, как хочу я. Я докажу, что желания сбываются. Докажу всем. Докажу себе. Что ж, здравствуй, взрослая жизнь. Я пришла. Готовь мне свои подарки, я их с радостью приму! У меня все равно все будет хорошо, все будет в полном шоколаде!»
За окном забрезжил рассвет. Тетрадка в клеенчатой обложке завалилась под кровать, а на белоснежной наволочке, в копне каштановых волос, улыбалось курносое личико.
Глава четырнадцатая. Ленинск и Шубаново, наши дни
В дверь кабинета резко постучали.
– Войдите, – Филиппов придвинул к себе папку с опросными листами и не прогадал – на пороге стояла Светлана Устинова. Женщиной она была статной, серьезной и с характером. Сплетни не любила, но часто оказывалась в курсе последних событий – этим и решил воспользоваться участковый, а вдруг повезет?
– Чего вызывал-то, Ильич? У меня дел выше крыши, а я бегаю по всей деревне, досужим сплетницам на радость, – она поудобнее расположилась на стуле, не дожидаясь предложения присесть, и с любопытством уставилась на Филиппова. – Ты если по поводу Маринки меня вызвал, так не знаю я ничего. Ну, обещала морду начистить…
– Погоди, не части, – оборвал поток речи Филиппов, – давай по всем правилам и по порядку. Фамилия, имя, отчество, – он приготовился заполнять протокол.
– По порядку, так по порядку, – согласилась Устинова. Несколько минут она отвечала на вопросы анкеты, расписывалась за ответственность, а потом вдруг замолчала. Ее глаза стали круглыми, как пуговицы, и такими же пустыми и безжизненными.
– Светлана Владиславовна, – официально начал Филиппов, – вы опрашиваетесь в качестве свидетеля в связи с делом об убийстве гражданки Морган Марины Борисовны. Скажите, были ли вы знакомы с ней и сколько времени.
– Да, я знала ее. Конечно же, знала, – Светлана говорила медленно, словно взвешивала каждое слово. – С недавних пор она была моей соседкой, но знакомы мы больше двадцати лет – с тех пор, как ее семья, мать и сестры, переехали в Шубаново.
– Что вы могли бы рассказать о погибшей, ее семье? Насколько вы были близко с ней знакомы?
– Да не были мы с ней подругами, скорее даже наоборот, – махнула рукой Устинова.
– Поясните.
– А чего тут пояснять? – глаза женщины зло сверкнули. – Эта тварь таскалась с моим мужем! Прямо у меня под носом, да еще и в мой дом хаживала! Неужели я стала бы к ней хорошо относиться? Да я ее ненавидела, суку! – она вдруг осеклась и посмотрела прямо на Филиппова. – Ненавидела, да, но я ее не убивала. Хотя… возможно, что это я как-то виновата в ее смерти…
– Чем же вы можете быть виноваты? – Филиппов не давил на женщину, чувствовал, что та невиновна.
– Я предупреждала ее, предупреждала, что если она не оставит мою семью в покое…
Марина шла из магазина – в руках пакет с продуктами, сумка с бумагами через плечо.
– Приветствую, соседка, – весело поздоровалась она, завидев недалеко от своего дома Светлану Устинову.
– Здорово-здорово! – Светлана хмуро взглянула на Марину и подошла к ней фактически вплотную. – Слыхала я, ты мне тут в молочные сестры набиваешься. Пришла вот свое мнение тебе по этому поводу высказать.
– Света, ты о чем? – синие глаза, окруженные длиннющими ресницами, невинно смотрели на нее.
– Да все о том. Ты помолчи-ка, если не хочешь долгих разборок и воплей на весь колхоз. Ни тебе, ни мне такая реклама ни к чему. Так вот, – Светлана кончиками пальцев, брезгливо сморщив нос, провела по воротничку изящной блузки своей визави, – я в курсе твоих… упражнений с моим мужем. В курсе и того, что ты в дом мой шастаешь. Сегодня я тебя просто
