— И что мы вам поведали?
— Ничего, доктор. Вы ничего не помните из этих двенадцати часов. Вы полностью выпали из пространства и времени — похоже, что действовала исключительно ваша телесная сущность… вы были как зверьки, расшалившиеся без меры, шкодливые, но не… Да, мадам?
— Я хочу принести свои извинения, субадар. Я и вправду вас недооценивала — не ваш ум, но вашу интуицию. Я пренебрегла вами после того, как вы, казалось, легкомысленно отмахнулись от моего анализа Голема-100. Теперь я поняла. Я упустила из рассмотрения фактор телесности, а вы его учли — чисто инстинктивно. Мои же инстинкты не сработали. Мне очень жаль. Я прошу прощения.
— Вы так любезны и великодушны, мадам, хотя, признаюсь, что сейчас уже я не понимаю.
— Я тоже, — проворчал Шима.
— Я поняла это изнутри. Дело в том, что наши тела могут общаться с нашим рассудком, но не наоборот. Как улица с односторонним движением.
— О чем это ты, Гретхен?
— О своей ошибке, которую почувствовал субадар. Я была настолько одержима идеей исследования Фазма-мира, что забыла о реальности вещественного мира людей. Я предала психодинамику… Давайте оставим весь этот психотехный жаргон и поговорим, как на кухне, ладно?
— С удовольствием, госпожа.
— У нас есть разум и есть тело — они существуют раздельно?
— Нет, они едины.
— Кто главнее?
— Оба.
— Жизнеспособно ли тело без разума?
— Да, как растение.
— А бестелесный рассудок?
— Нет, если только не верить в духов.
— Поэтому разум нуждается в приюте, и сома — физическая оболочка — служит домом рассудку. Тело — меблирашки, а разум — там жилец. Согласны?
— Согласен.
— Что бы ни порождал разум: искусство, музыка, науки, логика, идеи, любовь, ненависть — все равно, в производство этого был вовлечен весь дом.
— Допустим.
— Да уж, пожалуйста. Голем — это псевдожизнь. Стало быть, должен быть дом, породивший его.
— Ты же говорила, что его породили дамы-пчелки.
— Вот именно. Их улей и есть тот дом — родной очаг и пристанище Голема. — Гретхен обернулась к Индъдни. — Я внятно рассуждаю, субадар?
Индъдни с улыбкой ответил:
— Вы опускаете душу, мадам.
— Нет, я опускаю только упоминание о ней. Душа — это живительная сила для сомы. Ее метаболическая музыка.
— Черта с два! — вмешался Шима. — Я не подписываюсь под идеей души, но если таковая существует, то сродство у нее к разуму… к психике. Это наша мыслящая составляющая.
— Для меня, Блэз, это не так. Мне она представляется резонансным всплеском сомы, тем цветком, который породили миллионы лет эволюции, неосознанное окультуривающее воздействие для любого животного.
— Животного! Да еще любого животного?
— Да, любого, — твердо стояла на своем Гретхен. — Разве, по-твоему, у тигра нет души?
— Многие религии утверждают, что нет.
— А святой Франциск Ассизский думал иначе: что у тигра есть душа. Он не знает математики, не может молиться; тебе не доведется услышать, чтобы тигр шутил. Его сома и психика подчинены только рефлексам, нацелены на выживание и получение удовольствия, но я все равно утверждаю, что у тигра есть душа. Я закончила, господа судьи.
— Разумеется, госпожа советник юстиции, но в чем суть вашего дела? — совершенно серьезно домогался Шима.
— В том, что улей моих дам — это тело и душа Голема, его пристанище. Вы согласны, субадар?
— Весьма необычное построение, госпожа Нунн, вполне в вашем духе. Однако разве не имеет Голем собственного тела… сотни тел? К величайшему несчастью, я не знаком с местопребыванием его души, если таковая имеется. Может быть, мне отдать приказ к розыску и задержанию?
Гретхен рассмеялась.
— Опять код НЕМО?
— Думаю, что код «Кредо» будет здесь более уместен.
— Черт бы вас обоих забрал с вашими шуточками… — вспылил Шима.
— Остынь, малыш. Мы просто немного расслабились, — ласково сказала Гретхен и добавила, отвечая на вопрос Индъдни: — У него псевдотело, субадар. И оно, и его первобытные побуждения — всего лишь проекция, исходящая из улья. Поэтому он полиморфен. Представьте себе воду в свободном падении — без воздействия тяготения ей можно придать любую форму. У Голема нет подлинного облика — его порождает и произвольно формируют в улье.
— Так что же, — вопросил Шима, — нужно угробить всех дам-пчелок, чтобы прихлопнуть Голема? Ну прямо так и вижу, как наш здесь присутствующий друг отходит в сторонку, чтобы нам не помешать.
— Это вряд ли, — проворчал Индъдни. — Я позволяю вовсе никакого уничтожения.
— Я совсем не имела в виду физическое уничтожение моих дам, — пояснила Гретхен. — Вы поняли, что происходящее — результат их совместных усилий? Разрушьте их кружок, и Голем лишается пристанища.
— Разрушить улей?
— Нуда.
— А как?
— Еще не знаю.
— Почему это?
— Потому что я не уверена, что сходство с ульем заходит так далеко.
— Но допустим, что это так и есть.
— Тогда все равно остается знак вопроса. Жизнь колонии насекомых продолжается и без царицы — матки. Только рой пчел обязательно должен иметь матку.
— Ты об этой… как ее… Уинифрид Эшли?
— Вот тут-то и встает большой вопрос. Действительно ли она царица в пчелином смысле и без нее рой рассыплется? Она ли играет основную роль в сотворении Голема? Черт меня побери, я не знаю и не представляю, как узнать.
— Есть очевидный способ — еще одна «поездка» на Pm.
— Но я боюсь этого, Блэз. Мы не можем доверять нашим чувствам, потому что они начинают бесноваться — в них происходит короткое замыкание. И мы, безусловно не вправе полагаться на нашу сому, когда одушевляющее начало улетучивается.
— Позвольте внести предложение? — подал голос Индъдни от кедрового ствола.
— Просим.
— Следующий прометиевый «полет» можно проводить под жестким контролем. Тела следует удерживать.
— Верно, субадар, но проблему ненадежности наших ощущений это не решает.
— Я не говорю о чувствах доктора Шимы, и, может, ненадежны только ваши, мадам?
— Мои? Только мои?
— Я уже просил оценивать меня по достоинству. Да, мне было известно, что ваше зрение — из вторых рук, еще до вашего признания. Вы — lusus naturae[62]. Вы почувствовали Голема?
— Кажется, да.
— Внешность, попрошу.
— Бесформие.
— Действия?
— Никаких.
— Вы ощущали чудовище самостоятельно или посредством органов чувств доктора Шимы?
Гретхен словно громом поразило.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
