– Теперь-то я осознаю, что тогда случилось. Когда брат Бенно прочитал свою лекцию, нацисты насторожились. Бенно рассказал, что среди документов Микеланджело обнаружил секретную «Книгу молчания», которая может стать очень опасной для Церкви. Нацисты уже понимали, что их время истекает. А тут в их руки попали документы, с помощью которых можно было оказать давление на Церковь. Это пришлось очень кстати. Отослав молодого немца из монастыря, они присвоили документы, над которыми он работал. Они надеялись, что Бенно погибнет на войне, и вместе с ним его знания.
– Но брат Бенно выжил.
– Он выжил, но не решился обнародовать свое открытие, а нацисты воспользовались «Книгой молчания» для шантажа Церкви. Монастырский план бегства был гениальным, у ораторианцев на Авентинском холме нацисты нашли безопасное укрытие и прекрасный перевалочный пункт, используя который они бежали за границу. Церкви пришлось пойти на сотрудничество с ними, чтобы о «Книге молчания» не стало известно всем.
Еллинек задумался. Если все так и было, то Ватикан после этого должен был вернуть себе компрометируюттие документы, включая и «Книгу молчания», зачем иначе было хранить письма Микеланджело в Riservciï tio где же сама «Книга молчания», содержание которой по-прежнему неизвестно?
– Чего я до сих пор не понимаю, – сказал Еллинек, – так это роли отца Пио. Сегони обнаружил «Книгу знака» и должен был узнать что-то или хотя бы заподозрить. Очевидно, Пио вырвал последнюю страницу и вместо нее вложил свое письмо с предупреждением. Он знал, что существует рукопись, компрометирующая Церковь. Иначе его действия были бессмысленны. Но откуда об этом мог узнать отец Пио? И почему он повесился? Знание не лишает человека жизни.
Отец Августин качал головой. Он знал причину, по крайней мере, считал, что знает, ему об этом рассказал аббат. Но вот стоит ли помалкивать либо все же рассказать кардиналу о том, что ему известно? Рано или поздно тот все узнает. Еллинек ведь явно не был человеком, который останавливается на полпути.
И Августин рассказал кардиналу об эмиграционной службе Ватикана, которая занималась отправкой нацистов под видом монахов в Южную Америку. И о монсеньоре Тондини, который руководил этим, и о его помощнике Пио Сегони, который не смущаясь взял деньги и драгоценности, полученные нацистами от римских евреев.
Став главным в архиве из страха, что его предшественник узнает о том, что по желанию неких сил должно быть сокрыто, Пио Сегони был настигнут собственным прошлым. Время лечит раны, но подчас одного воспоминания достаточно для того, чтобы вновь разбередить их. Отец Пио знал что-то «взрывоопасное», что было скрыто в наследии Микеланджело и касалось его прошлой жизни. Он знал о том позоре, который выпал на долю Церкви и о котором теперь могут узнать все если тайна будет раскрыта.
Знал ли отец Пио о «Книге молчания»? Нашел ли он ее? Или, возможно, уничтожил?
В среду на Страстной неделе
Утром члены консилиума собрались на внеочередное заседание. Кардинал-государственный секретарь Касконе экстренно созвал их в этот день. Касконе сразу же спросил, есть ли новые факты по делу. Все ответили отрицательно. Дошло дело до Еллинека, который сообщил, что для разгадки нужна была недостающая страница «Книги знака». Только узнав, что было написано на этой странице, можно будет продолжить работу. Зачем же Касконе собрал консилиум именно сейчас, на Страстной неделе?
Касконе заметил, что Пасха – это праздник мира в Церкви. Он спрашивал себя, не пора ли и этому болезненному вопросу дать покой, если в течение последних недель в его расследовании не было сделано ни шагу. Решение найдено: Микеланджело запечатлел на своде Сикстинской капеллы имя каббалиста; стоит сообщить о его приверженности каббале. Это ведь и так давно известно. Может, у Еллинека есть новые сведения?
Еллинек ответил отрицательно. Не удалось найти ничего такого, что раньше не было бы известно. Он все перевернул вверх дном в архиве и в Riserva, но не отыскал рукописи, которая была изъята у Абулафии инквизицией. Нет и других материалов по Абулафии. Поиски в еврейских библиотеках также пока не принесли результатов.
У Еллинека нет второго экземпляра «Книги знака», он утратил надежду обнаружить в стенах Ватикана хоть что-нибудь, что могло бы пролить свет на тайну. Либо документы были утеряны ранее, либо отец Пио уничтожил их перед своей смертью. Последнее нельзя сбрасывать со счетов, особенно если вспомнить о содержании его письма. Однако новость была: один монах, откликнувшись на газетную заметку о загадке Сикстинской капеллы, принес ему письмо Микеланджело, в котором говорится о мести, воплощенной в росписи капеллы. В письме также есть упоминание о рукописи, изъятой инквизицией. Больше новостей не было. Касконе неуверенно произнес:
– Господин кардинал, это не продвинуло дело ни на йоту! Да и не могло бы продвинуть, ведь мы уже нашли объяснение. Разгневавшись на то, что его заставляли заниматься нелюбимым делом, и на постоянные унижения, которые он терпел от папы, Микеланджело решил дать волю своей ярости. Зачем же нам другие толкования? Тайна разгадана. Нам незачем заниматься человеком, о котором даже документов не сохранилось, которого сочла незначительным сама Церковь. Поиски сведений об Абулафии могут принести только вред. Нам и так многое известно. Микеланджело был каббалистом. Вас для этого сюда и созвали. Мы только зря теряем время. У каждого из присутствующих есть дела и поважнее.
– Но, господин государственный секретарь! – воскликнул Паренти. – Мне мало этого объяснения! Его недостаточно и науке! Касконе резко оборвал Паренти:
– Речь идет о Церкви, а не о науке! Нам этого толкования достаточно! Поэтому я принял решение и прошу господ присоединиться к нему. Мы должны распустить консилиум и считать дело specialissimo modo.
– Я никогда не соглашусь на это! – вновь крикнул Паренти.
– И для вас мы найдем объяснение, профессор. Церковь ничего не прощает, у нее длинные руки! Не забывайте этого!
Еллинек также был против такого решения: несмотря на то, что в данный момент он не продвинулся в поисках, у него был верный след.
Канизиус сказал, что кардинал-государственный секретарь прав, и многие согласно закивали. Он тоже полагает, что необходимо распустить консилиум. Все дальнейшие поиски принесут только вред.
На этом и закончилось заседание консилиума, да и сам консилиум. Большинство проголосовало за прекращение работы. Еллинек был освобожден от своей работы ex officio. Было решено и в будущем считать все, о чем говорилось на консилиуме, specialissimo modo. Паренти обязали в ближайшее время подготовить официальное сообщение. Нужно решить, как поступить с надписью.
Еллинек оставил собрание вместе с Беллини.
– Не нужно так расстраиваться, господин кардинал.
– Я разочарован! Касконе всегда был врагом моих исследований, с самого начала он подгонял, и невозможно было сделать обоснованные выводы. Но я думал, что хоть вы-то на моей стороне! Я рассчитывал на вашу помощь, но ошибся в вас и в Штиклере!
– Должен согласиться с Касконе, действительно, есть и более важные дела. Зачем копаться в документах четырехвековой давности, когда и в настоящем хватает недомолвок? У нас множество обязательств, которые еще не утратили актуальности!
– Возможно, вы правы. Я и сам некоторое время не верил в успех. Столько следов успело затеряться и уйти в небытие с начала работы. Но я не брошу дело, не доведя его до конца. Так просто я не сдамся, иначе я бы не занимал свой пост. И я не сдамся за полшага до разгадки.
– Частенько нам приходится сдаваться, брат во Христе, – бросил Беллини. – Жизнь вынуждает нас идти на уступки. Полагаете, мне всегда легко делать свою работу? Иногда даже приходится пересиливать себя. Помните нашу недавнюю беседу в обществе Штиклера?
– Поэтому я и рассчитывал на вашу помощь в борьбе против вражеского лагеря.
– Как я уже сказал, иногда нужно идти на уступки, чтобы выжить. Хотел спросить: к вам больше незваные гости не захаживали?
Еллинек покачал головой:
– Я до сих пор не знаю, что и думать о том предупреждении. Почему именно мне подбросили этот пакет?
– Я размышлял об этом. У меня есть подозрение, что вы, господин кардинал, невольно помешали секретной организации, слишком далеко зайдя в поисках ключа к разгадке надписи Микеланджело. Скорее всего, кто-то очень боится этого расследования.
– Поэтому мне и прислали пакет с тапочками и очками понтифика!
– Именно. Непосвященному пакет ни о чем не говорит. Но тому, кто в своих исследованиях продвинулся так далеко, что уже узнал многое, пакет будет недвусмысленным предупреждением. Вы ходите по лезвию бритвы, вы в большой опасности!
Еллинек теребил пуговицы сутаны. Он не был человеком, которого легко напугать, но сейчас сердце его дрогнуло.
