– Вы не ошиблись? Покой и зеленка?
– Да – покой и зеленка, – подтвердила Ксения.
– А разве не нужны антибиотики?
– Пока – совершенно не нужны. Можно я пройду? У меня еще три вызова.
Хозяйка сделала шаг в сторону. Небольшой, так что Ксении пришлось протискиваться мимо нее боком.
– Но разве в наше время не изобрели ничего лучше зеленки?
Вопрос был чисто риторическим и абсолютно бессмысленным. Зеленка сама по себе хороша настолько, что лучше и не сделаешь, только испортишь. Что же касается лечения ветряной оспы, то Ксения ничего не переврала...
– Для вашего случая ничего, кроме зеленки и покоя, не требуется...
– Но неужели нет ничего общеукрепляющего или стимулирующего?!
– Вы можете позвонить заведующей отделением, и она скажет вам то же самое. – Ксения влезла в куртку, застегивать не стала – следующий больной ждал ее в соседнем подъезде, и сняла бахилы.
– Ну что вы, Ксения Юрьевна, я вам полностью доверяю, – заворковала хозяйка. – Это я так, один же он у меня...
«А если один, то зачем тебе няня?» – подумала Ксения и, пообещав заглянуть к Славику завтра или послезавтра, ушла.
Славик был отнесен к категории легких и беспроблемных.
На следующий день Ксения, как и обещала, пришла взглянуть на него и осталась довольна. Правда, разговор с матерью Славика снова вышел неприятный. Причем на этот раз критические высказывания начались еще во время осмотра.
– Вы бы чем ходить, лучше бы лечение назначили, – довольно грубо заявила обеспокоенная родительница.
Было произнесено еще несколько фраз в том же духе.
– То, что я должна, я знаю, – наконец ответила Ксения.
Ответила твердо, уверенно. Должно быть, именно эта уверенность и заставила собеседницу замолчать. Но дело свое она сделала – помешала осмотру. Ксения не оценила того, что Славик со вчерашнего дня заметно увял, и не придала значения повысившейся температуре. Вышло так, что ей до сих пор не встречались тяжелые осложнения при ветряной оспе, и потому это заболевание расценивалось ею как легкое и безопасное. Только так и никак иначе.
На следующее утро мать Славика позвонила заведующей отделением. Та выслушала ее и вызвала к себе Ксению.
– Нам все хуже и хуже! Славик почти не пытается вставать с постели, он вялый, я вижу, что ему плохо!
Голос был таким же, как и вчера – беспокойно-раздраженным.
– Он почти ничего не ест! – Выдвинув последний довод, мать Славика замолчала, ожидая реакции врача.
– Все в порядке вещей, не волнуйтесь, пожалуйста. – Ксения не знала, как зовут ее собеседницу, а спрашивать об этом сейчас ей было неловко. – Аппетит во время болезни снижается, вялость тоже может иметь место. Давайте подождем пару дней...
Заведующая отделением многозначительно посмотрела на Ксению.
– Я сегодня во второй половине дня загляну к вам, – пообещала Ксения и положила трубку.
Вздохнула совсем по-матерински и пожаловалась заведующей:
– Нина Яковлевна, ну просто достала меня эта особа! Вцепилась как клещ – выпиши моему сыну антибиотики при ветрянке, и все тут! Позавчера у них была, вчера была, сегодня тоже пойду.
– А что с мальчиком?
– Да банальная ветрянка, и ничего больше, – махнула рукой Ксения. – Что я, ветрянок не видела?
Но от заведующей отделением, памятливой и цепкой, просто так уйти было нельзя.
– В журнал запиши активы на вчера и сегодня и посещения оформи в карте должным образом, – велела она.
– Сейчас народ слегка раскидаю и все сделаю, – пообещала Ксения и не обманула. Знала, что заведующая обязательно проверит.
Нина Яковлевна могла забыть пообедать, но не проверить, как выполнены ее распоряжения, было для нее немыслимо.
Обращаемость росла не по дням, а по часам – не иначе как разгоралась эпидемия. До Славика Ксения дошла в восьмом часу вечера. Долго звонила внизу в домофон, но ей никто не открывал. Увидев знакомую мамашу, Ксения попросила ее засвидетельствовать приход врача в восемьдесят вторую квартиру и, как положено, записала ее контактный телефон. Подобным образом она поступала всякий раз, когда ей не открывали дверь на вызове. Люди ведь какие – могут проспать и не услышать звонка, а потом с пеной у рта примутся качать права в поликлинике. Не было, мол, врача – и все тут! Так что без свидетелей никак.
Если бы не Нина Яковлевна с ее напоминаниями и дисциплиной и не старая привычка подстраховываться, получила бы Ксения как минимум два года условно. За халатность, или, как гласит пункт второй сто девятой статьи Уголовного кодекса, за «причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей» лишением права заниматься врачебной деятельностью в течение трех лет. Потому что несчастный Славик, к которому мать, отчаявшись ждать участкового врача, вызвала «скорую помощь», умер спустя пять часов после доставки в стационар. Причиной смерти стал сепсис. О том, что течение ветряной оспы может осложняться сепсисом, Ксения, если уж говорить начистоту, и понятия не имела. Влетело когда-то в институте в одно ухо и сразу же в другое вылетело. Главному врачу ведь в людях надо разбираться, а не в осложнениях инфекционных заболеваний.
Два записанных в журнале актива и правильно оформленные записи в амбулаторной карте спасли Ксению от уголовной ответственности. Правда, от строгого выговора с занесением в личное дело и лишения премии они ее не спасли, но это уже были пустяки. Выговор ей дали не за ненадлежащее исполнение своих профессиональных обязанностей, а за «неверную оценку показаний к госпитализации». Добросовестное заблуждение, не какая-то там халатность. Да и о какой халатности можно говорить, если врач по собственному почину дважды посещала пациента на дому?
Ксения была приятно удивлена тем, что если в родном городе ее вызов на коллегию в управление здравоохранения на неделю стал главной темой для разговоров среди коллег, то в Москве на разбирательство по поводу смерти ребенка никто в поликлинике не обращал внимания. Не приставали с расспросами, не лезли с советами, словно и не было ничего. Сначала Ксения решила, что это от равнодушия, а потом поняла, что не равнодушие тому причиной, а деликатность, принципы невмешательства в чужую жизнь. Не хочет человек начинать разговор на эту тему – и ладно.
С матерью Славика Ксения иногда встречалась на улице. Та каждый раз демонстративно отворачивалась в сторону, за что Ксения была ей до крайности признательна. А то бы еще, чего доброго, здороваться пришлось.
История одиннадцатая
Уходя – уходи
Гамлет:
Мир, мир, смятенный дух!
Уильям Шекспир,«Гамлет, принц Датский»[22]What can I do?What can I do?Nothing to say but it used to beNothing to say but it used to beWhat can I do?[23]
Припев из старой песни давно уже стал для Феликса чем-то вроде мантры. «Что я могу сделать? Слов нет, как все хреново!» Перевод был несколько вольным, но с другой стороны – сверхточным, ведь переводил Феликс не умом, а сердцем. Он вообще больше привык полагаться на свою интуицию, нежели на логические расчеты Волынцева.
Сейчас не помогало ни то, ни другое. Расходы росли, доходы падали, а Дополнительная Услуга, на которую компаньоны поначалу возлагали столько надежд, оказалась невостребованной. Ну, не то чтобы совсем невостребованной, но...
В этих уклончивых «но» и крылась вся загвоздка. Дополнительная Услуга была из числа тех услуг, которые не включают в прайс-листы и не рекламируют в открытую. Это была специфическая и очень деликатная услуга. Даже в разговорах с глазу на глаз Феликс никогда не озвучивал ее сущности, предпочитая пользоваться намеками. Мир полон ханжества и лицемерия. Даже у такой полезной и ничем не угрожающей обществу процедуры, как эвтаназия, есть множество противников.
Услугу Феликс всегда предлагал сам, не доверяя это тонкое дело ни Волынцеву, ни тем более кому-то еще. Тщательно изучал объект, стараясь собрать о нем как можно больше сведений (желательно – неофициальных, они более полезны), присматривался к отношениям объекта с родственниками, выбирал, если было из кого выбирать, Главного Родственника и приглашал его в свой кабинет, роскошное убранство которого с лихвой компенсировало скромный размер – всего какихто двадцать квадратных метров. Каморка, келья, но – уютная.
Оба окна кабинета, находившегося в левом крыле здания, построенного в форме буквы «Н», были обращены к главному входу. По выходным Феликс подолгу наблюдал за уходящими посетителями, в первую очередь – за выражением их лиц, но еще и за тем, как быстро они идут, останавливаются ли для того, чтобы помахать рукой. Любопытство было не пустым, ведь именно по поведению родственников и намечались объекты.
Начав разговор, Феликс долго трепался на отвлеченные темы, словно привыкая, примериваясь к собеседнику, затем, как и положено совладельцу, недолго, но эмоционально хвалил пансионат, и лишь только после этого переходил к сути дела. Начинал примерно так:
