Традескант поцеловал ее в губы, в лоб, как тогда, во время их помолвки, и снова в губы.
— Прости меня, — попросил он. — И благослови. А сейчас мне пора.
— Да хранит тебя Бог, — напутствовала его Элизабет скрепя сердце. — И пусть Он вернет тебя невредимым.
— Аминь, — откликнулся Джон.
И прежде чем она добавила что-нибудь еще, он высвободился из ее объятий и взбежал по сходням в шлюпку «Меркурия».
На этот раз Элизабет не стала ждать, пока корабль отойдет. У нее была серьезная причина торопиться. Днем Джей должен был прийти из школы, и она планировала успеть домой с кентерберийским фургоном, который ехал из Грейвсенда в середине дня. Но по правде говоря, имелась еще одна причина: Элизабет была сердита и обижена и не желала стоять на пристани и махать мужу, как покинутая девушка. Она никак не могла избавиться от мысли, что его отъезд — это неверность по отношению к ней. К тому же он нарушил обещание и не остался дома копаться в саду. Элизабет злилась на мужа, поскольку он не устоял перед соблазном приключений.
Джон, глядя с палубы на маленькую непреклонную фигурку с прямой спиной, уходящую прочь с причала, догадывался, что творится в душе супруги, и не мог не восхититься ею. Ему казалось, что она была бы более счастлива рядом с другим мужем, домоседом, слушавшим истории путешественников в деревенской таверне. И сам Джон был бы куда счастливее, если бы супруга провожала и встречала его с широкой улыбкой, а не цеплялась бы за него при расставании и не встречала бы с обидой. Но изначально их брак не был браком по любви. Любовь, которую они обрели в семье, любовь, которой они занимались, была чистой случайностью; ни они сами, ни их отцы, так мудро организовавшие их жизнь, не могли предвидеть подобного исхода. Их брак задумывался прежде всего как выплата долга. Необходимо было поместить приданое Элизабет в руки человека, который разумно им распорядится. А талант Джона отдать женщине, которая сумеет обеспечить достойный быт при постоянном продвижении мужа наверх. Старики сделали хороший выбор. Традескант богател, его заработки росли, как и доходы от торговли редкими растениями. Элизабет вела дом в Кентербери так же, как когда-то новый дом в Хэтфилде или как коттедж в Меофеме, — уверенно и честно. Она занималась хозяйством и в жилище священника, и в фермерском доме Гертруды. Она могла бы справиться с домом и побольше, чем тот, что достался ей в браке.
Но их отцы не приняли во внимание темперамент, желание и ревность. В семье Традескантов не было места для таких эмоций. И, глядя, как Элизабет уходит с причала, пока «Меркурий» отдает швартовы и баржи берут его на буксир, Джон размышлял о том, что жена взвесит все разочарования замужества и все преимущества и ей придется смириться с тем, что ее муж — искатель приключений и авантюрист. А когда он вернется домой, Элизабет вынуждена будет признать, что ее супруг не способен отказаться от путешествий по морям-океанам. Ведь когда такой шанс представляется, Джон всегда его использует.
Средиземноморский вояж привел Традесканта в Малагу, где команда присоединилась к остальному английскому флоту, готовому пойти приступом на Алжир. Все вместе они двинулись на Майорку для пополнения запасов продовольствия. На обеих стоянках Джон выпрашивал у капитана шлюпку и отправлялся на берег с мешком и маленькой мотыжкой. Обратно он привозил по полному мешку.
— Ты выглядишь так, будто убил дюжину неверных, — хмыкнул капитан Петт, когда Традескант, грязный и довольный, вернулся на закате средиземноморского солнца.
— Никаких трупов, — улыбнулся Джон. — Лишь несколько растений, которые прославят мое имя.
— Что там у тебя? — лениво поинтересовался капитан.
Он не был садоводом и мирился с энтузиазмом Джона только из-за неоспоримой пользы от присутствия на борту человека спокойного и опытного, который в случае необходимости может взять на себя командование отрядом.
Джон стал вытаскивать из грязного мешка свои находки и класть на отдраенную палубу.
— Посмотрите на это. Звездчатый клевер, сладкий желтый стальник… а это, как вы думаете, что такое?
— Понятия не имею.
— Гранатовое дерево с махровыми цветками, — гордо сообщил Джон, извлекая из мешка саженец длиной около фута. — Для него мне сразу же понадобится бочонок с землей.
— А оно будет расти в Англии? — полюбопытствовал капитан Петт.
Традескант улыбнулся.
— Неизвестно.
И капитан вдруг понял тот восторг, который вселился в его необычного временного офицера.
— Неизвестно, — повторил Традескант. — Культивированные сорта мы выращиваем в оранжереях, а это деревце намного более хрупкое и очаровательное. Но я должен попробовать. И если я добьюсь победы, у нас в Англии будут дикие гранаты… и тогда слава Господу! Каждый посетитель моего сада встретит такие растения, которые раньше можно было увидеть лишь за многие мили от нас. И он осознает, что Господь сотворил этот мир в разнообразии и блистательном богатстве и не устает радоваться этому изобилию. И я не устаю радоваться.
— Ты выращиваешь растения во славу Божью? — уточнил слегка сбитый с толку капитан Петт.
На короткое время Джон задумался, затем медленно произнес:
— Если честно, я цепляюсь за эту мысль. Ведь если думать иначе, то получится ересь.
Возможно, на земле капитан Петт повел бы себя по-другому. Но на своем пинасе[19] он был хозяином и мог говорить свободно.
— Ересь? Что ты имеешь в виду?
— Что если Господь создал дюжины, даже сотни почти одинаковых растений, то это богатство и разнообразие либо приумножает славу Его святого имени, либо…
— Либо что?
— Либо это сумасшествие. Сумасшествие полагать, что Бог сделал дюжины растений почти одинаковых, но все же отличающихся. Тогда разумный человек приходит к заключению, что не Бог придумал такое разнообразие. Что земля, на которой растут цветы, и вода, которую они пьют, в разных местах разного качества. И это и есть та единственная причина, почему цветы отличаются. А если это так, то я отрицаю, что все в мире изначально сотворил Бог в Эдеме, где он работал как садовник шесть дней и отдыхал в субботу. А раз я отрицаю, значит, я проклятый еретик.
Капитан Петт помолчал, следуя извилистыми тропками логики Традесканта, потом коротко хохотнул, с силой хлопнул садовника по плечу и воскликнул:
— Ты попался! С одной стороны, открывая каждый новый вид, ты невольно сомневаешься в том, что Господь создал все это за шесть дней в Эдеме. С другой стороны, ты все-таки утверждаешь, что стремишься показать людям изобилие во славу Божью.