Рассказ про бегемотиков вызвал у меня катарсис.
— Ты не любишь людей? — спросил я у Лионы серьёзно.
— А за что их любить?
— О боже, неужели у вас это до сих пор модно?
— «У вас» — это у кого?
— «У вас», — сказал я, — это в городе будущего.
Лиона нахмурилась.
— Дьявол, я и забыла, что ты из прошлого. Это так необычно... Я не думала, что такое возможно... Так значит, в твои времена ненавидеть людей было модно?
— Да. И до моих времён это тоже было модно.
— Это будет модно всегда. Неужели ты ожидал, что в будущем что-то изменится?
— Знаешь, Лиона, если что-то было всегда, это вовсе не значит, что так должно продолжаться дальше. Я не ожидал увидеть в будущем прогресса. Но я его увидел. Там наверху, — я указал пальцем на потолок, по которому над нами отплясывали парни и девчонки, — там наверху живут люди, которые жертвуют жизнью, чтобы очистить нашу планету от дерьма. В моё время на такое не были способны, хотя дерьма хватало, и от него умирали. Прогресс налицо.
— Видимо, — сделала неожиданный вывод Лиона, — ты в своём времени особого успеха у девушек не имел.
— Отчего же?
— А им такие разговоры страшно неинтересны. Девушки, видишь ли, не любят, когда их наставляют...
— И вовсе я не наставляю, — попытался перебить я, но Лиону было не остановить.
— ...девушки, видишь ли, терпеть не могут, когда до них снисходят. Девушки приходят в клуб, чтоб отдохнуть, раствориться, а не для того чтоб копаться в этой мути.
— Мне всегда казалось, что человек отдыхает от того, от чего он устал. Лично я устал от человеческой глупости — и вот теперь пытаюсь отдохнуть от неё в компании девушки столь же мудрой, сколь и прекрасной. А ежели девушке мои измышления не нравятся, пусть сменит тему.
— Смена темы требует усилий. Девушки лучше потерпят, пока ты выговоришься, и будут во всём соглашаться. Зато в дальнейшем постараются больше не пересекаться с тобой.
— Ты совершенно права, о Лиона. Всё именно так и обстоит.
— Ненавижу баб, — вздохнула Лиона. — Бабы — машины для секса.
— А вот тут ты не права, — сказал я. — Дети — вот машины для секса.
— Наконец-то ты перестал корчить из себя чёрт-те что и показал себя настоящим варваром! Вот это мне больше нравится.
— Ты такая циничная, потому что не знаешь, зачем живёшь, — произнёс я. — И думаешь, что другие тоже не знают.
В любой другой ситуации мне б и в голову не пришло сказать вслух подобные вещи. Во-первых, я и сам не знал, зачем живу. А во-вторых, такое, как правило, говорили гнусные умники, которым лишь бы только поучить других жизни. Я терпеть не мог умников, и ни в коем случае не желал им уподобляться, но сейчас мне вдруг ужасно захотелось задеть Лиону и посмотреть, какой она на это подберёт ответ. Я был уверен, что она парирует выпад достойно — и не так, как я ожидаю.
— Жизнь не нуждается в оправдании, — ответила Лиона. — Это Чехов сказал. Слышал о таком?
— Слышал, — ответил я. — Но Чехов жил давно, и в те времена жизнь, может, и не нуждалась в оправдании. А теперь, после ядерной войны, людям только и надо делать, что оправдываться — и перед жизнью, и друг перед другом.
— Между прочим, у тебя язык заплетается. — Лиона посмотрела на танцпол над нашими головами. — Ты умеешь танцевать?.. А хотя чёрт с тобой, ты слишком много занудствуешь.
— Когда не можешь решить проблему, проще всего обозвать занудой того, кто её озвучил, — наставительно произнёс я и попытался встать, чтобы пойти с Лионой на танцпол, но кто-то ударил меня пыльным мешком по спине, и я повалился на стол, опрокидывая тарелки, бутылки и стаканы.
— Ты ещё и алкоголик... — рыжая Лиона покачала головой. — Ладно уж, сиди смирно, а то в вытрезвитель заберут.
— Алкоголик — зато талантливый, — сказал я, обращаясь к её удаляющейся спине.
Хорошо, когда последнее слово остаётся за тобой. Кажется, будто это эффектно. В смысле, мне кажется.
А Лионе и горя мало. Она обернулась и, беззлобно усмехнувшись, затерялась среди столиков. Минут через пять она объявилась наверху, прямо надо мной, с типусом в золотой форме. Он совершал резкие механические движения в такт музыке, а Лиона крутилась, извивалась и раскачивалась, как настоящая колбасёрка; мягкие подошвы её сапог, касаясь стекла танцпола, становились чуть более светлыми и норовили раздавить маленького зелёного чёртика, копошившегося среди ног танцующих.
***
До седьмого стаканчика, пока я говорил с Лионой, мне было почти весело, но, выпив ещё, я стал постепенно осознавать весь ужас положения. Я до мозга костей прочувствовал себя пленником огромного железного мешка под названием Город, и вокруг творилось форменное безумие. Фантасмагория какая-то. Я пил и пил, и чем меньше оставалось в бутылках мятно-шоколадного коктейля, тем страшнее мне становилось, словно я глотал не алкоголь, а чистый адреналин. От страха, безысходности и духоты я незаметно задремал.
— А где толстый?
— Не толстый, а ловкий.
— Ловкий. Так куда он запропастился?
— Дьявол знает. А что с пришельцем из прошлого?
Вокруг меня вились голоса, и воняло сигаретами.
— Алекс, с тобой всё в порядке?
— Он говорить не может.
— Ну и пусть не может.
— Заберут его. В вытрезвитель. Он и так весь пол в «Green glaze» и «Paradise down» вымазал.
— Ещё бы! — полтора литра «Plastic heart» выпил! И как он сидит до сих пор?
— С помощью подлокотников.
— Алекс, тебе очень плохо?
Подчиняясь голосу Кати, я подал признак жизни.
— Алекс, давай-ка выйдем, — Катя усиленно тёрла виски. — Надо.
— Аб-зательно. Если Алексом называть не будешь.
— Пойдём, пойдём, — Катя вцепилась мне в воротник. Я поднялся, отряхнул «Green glaze» с рубашки и вздохнул, когда очутился за дверями «Ада»: на свежем воздухе, прошедшем через кондиционеры, и в тишине, отдающейся слабым эхом пустых коридоров.
— Ох ты! Я думал, с ума сойду от этого скрипа.
— Это модем, музыкальный стиль такой.
— Нет, модем приятнее пищит... Ты что-то хотела мне сказать?
— Ты пьян?
— В меру.
— Тогда почему ты так себя вёл?
— Я испугался белой горячки. Мне привиделся зелёный чёртик.
— Он не привиделся!
— В «Аду» все черти были красные. А я увидел зелёного.
— Это розыгрыш такой. Кто увидит зелёного чёртика — тому приз: бесплатный день в этом клубе. Так что говори быстрее, где ты его видел, — Катя дёрнулась к дверям «Ада». Я поймал её, сказал прямо в лицо:
— Ты туда больше не пойдёшь. И я не пойду.
— Как скажешь...
— КАТЯ!
— Всё в порядке.
— Тогда пойдём быстрее домой.
— Я хотела сказать тебе то же самое. Мы не пойдём сюда больше. Никогда-никогда.
— А домой пойдём?
— Не сразу. Мне надо в одно место заглянуть ещё. Не бойся, не в клуб. А Лёша оказался уродским скотом... Ты помнишь, где я живу? Левел минус первый, квартира «бэ триста четырнадцать». Один дойдёшь? Прислонишь пальцы к квадрату у двери, она и откроется, — я ввела в базу твои отпечатки.
— Откуда у тебя мои отпечатки?
— Оттуда же, откуда и одежда, и информация обо всей... обо всей прочей хрени, — Катя с трудом удержалась, чтобы не выболтать что-то важное и мерзки секретное. — От Чёрного Кардинала. Она знает всё.
— Очень рад за него. А ты-то куда идёшь?
— В магазин. Мне за тебя аванс дали. Наконец-то принтер куплю.
— Не упади по дороге.
***
Посидев у дверей клуба несколько минут и убедившись, что Катя действительно ушла, я поднялся на минус первый уровень и почти у самой бэ триста четырнадцатой двери встретил Лёшу, шедшего мне навстречу из противоположного конца коридора.
— Эй, надо поговорить! — крикнул он мне и ускорил шаг.
«Поговорить?» — подумал я. Если б он решил бить морду, то не стал бы разговаривать. Впрочем, бить морду мне особенно и не за что, а если и есть за что, то чёрт знает, какую ерунду наплели ему Катя с Лионой про дикие нравы моего времени.
— Что случилось, Лёша?
— Ты откуда такой вылез? — он с налёта толкнул меня в плечо, и я стукнулся затылком о дверь Катиной квартиры.
— Умник, тоже мне! — проскрежетал он и повалил меня на пол ударом в висок.
— Пришелец!!! — выкрикнул он в третий раз, схватил меня за воротник рубашки и приготовился повторить удар.
