«Похоже, разговора с Родерихом избежать не удастся».
Эржебет тяжко вздохнула и крикнула: «Входите!».
Эржебет еще никогда не видела невозмутимого Родериха таким взволнованным. Он подошел к Эржебет, опустился рядом на диван, порывисто схватил ее за руку.
— Слава Богу, ты вернулась! Я уже не знал, что делать! — выдохнул Родерих. — Ты так внезапно исчезла.
— Простите, — только и смогла пробормотать Эржебет.
Она лихорадочно пыталась придумать объяснения своему долгому отсутствию, но как назло ничего путного в голову не приходило.
— Аличе прибежала ко мне в слезах, все твердила, что ты ушла за какой-то птицей, — продолжал рассказывать Родерих. — Я не обратил на нее внимания, решил, что это ее обычные глупости. Но ты не вернулась ни к вечеру, ни на следующий день… Я подумал, что ты отправилась в свою столицу по какому-нибудь срочному делу, но тебя не было и там. А затем мой посол сообщил, что тебя видели в Берлине, во дворце Байльшмидта.
Родерих на мгновение замолчал, немного нервно поправил очки.
— Что ж по нашему новому договору ты вольна видеться с ним, когда захочешь, поэтому я не стал посылать ему официальных вопросов или ноту протеста.
«Ага, конечно. — Про себя Эржебет едко усмехнулась. — Ты наверняка подумал, что меня вполне могли похитить, но пока ты еще не собрал достаточно сил для войны, решил не цапаться с Гилбертом. Пусть он меня забирает».
— Но все же, Эржебет, тебя не было слишком долго. — Родерих отпустил ее руку, заговорил холодно, в голосе послышались нотки осуждения. — Несмотря на все твои привилегии, ты остаешься моей провинцией и не можешь вот так срываться куда-то и пропадать неделями! Я требую объяснений!
«А я так и не смогла их придумать».
— Я улаживала с Гилбертом кое-какие личные дела, — промямлила Эржебет, отлично осознавая, как жалко это звучит.
— Личные дела? — Родерих скептически выгнул бровь. — Байльшмидт все-таки мой враг, Эржебет. Да и твой тоже, пока ты находишься в составе Империи. Конечно с моей стороны невежливо вмешиваться в твою частную жизнь, но политическая ситуация вынуждает меня. Прости мою неучтивость, но тебе придется подробнее рассказать об этих «личных делах». Нам нужно серьезно поговорить.
— Герр Родерих, а нельзя хоть немного повременить с беседами? — Эржебет даже не пришлось притворяться, в ее голосе и так звучала неподдельная усталость. — Я только что с дороги, я проехала весь путь от Берлина без остановок. Позвольте мне немного отдохнуть, привести себя в порядок, а потом я отвечу на все ваши вопросы.
— Конечно, конечно. — Родерих заметно смутился. — Извини, что совсем забыл о твоих нуждах.
Он встал, галантно поклонился и скрылся за дверью, Эржебет облегченно вздохнула, радуясь, что смогла выторговать себе немного времени на размышления.
Она приказала приготовить себе ванную. Вместе с суетящейся прислугой в комнату вбежала Аличе. Увидев старшую подругу, девочка бросилась ей на шею, расплакалась, а Эржебет стало еще более стыдно за свою безответственность. Она успокоила Аличе, пообещала больше не исчезать.
Когда ванна была готова, и повеселевшая Аличе ушла вслед за слугами, Эржебет, скинув одежду, с наслаждением окунулась в теплую воду. Вот теперь Эржебет могла позволить себе подумать, распахнув все двери сознания, выпустить ворох мыслей и попытаться разложить их по полочкам. Она должна была, наконец, разобраться в своих чувствах и понять, что же произошло за эту неделю в Берлине. Самую странную в ее жизни.
«И самую прекрасную…», — честно призналась себе Эржебет.
На нее нахлынули воспоминания. И совсем старые, и недавние.
Гилберт обнимает ее, когда они стоят на дороге посреди леса. Она прижимается к его широкой, сильной груди, ей невообразимо хорошо, ощущение такое, словно она вернулась домой после долго странствия…
Она целует его ладони, загрубевшие ладони воина, но ей так приятно прикасаться к ним… Он смотрит на нее тяжелым, полным кипящей лавы взглядом. Она хочет, чтобы он всегда смотрел на нее так. На нее одну…
Он скользит губами по тонкой коже ее живота, спускается ниже. Она вскрикивает, стискивает в руках простынь, стонет его имя. Он тихо смеется, называет ее своей маленькой Лизхен, она не шлет его куда подальше, а просит, чтобы он продолжал…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Эржебет ощутила, как затрепетало все внутри от одних только воспоминаний. Она нырнула в воду с головой, стараясь унять разгорающийся пожар, но это не особо помогло.
«Почему? Почему я позволила ему все это?» — бился в голове один единственный вопрос.
И ответ был очевиден.
«Я люблю его».
Тут же Эржебет начала спорить сама с собой.
«Да это обычная похоть! Я все-таки чисто физически женщина, мне нужно… нужно… И тут Гил подвернулся под руку!»
Но возникал вопрос: почему тогда ничего подобного она не чувствовала к другим? Эржебет столько веков жила на свете и практически всегда находилась в мужском обществе. Короли, рыцари, дворяне — среди них часто попадались настоящие красавцы, любимцы дам. Тот же Родерих был весьма привлекателен: изысканная внешность, длинные, изящные пальцы музыканта, пикантная родинка на подбородке. Но Эржебет отмечала его красоту лишь механически, точно также она восхищалась комодом резного дерева или расписной вазой. Зато Гилберт… Грубый, не отличающийся ни красотой, ни галантностью Гилберт… Только он один вызывал у нее трепет, заставлял ее сердце биться чаще. Только рядом с ним ей было по-настоящему хорошо, а без него пусто и одиноко. Так не тоскуют по другу. Так не мечтают о мужчине на ночь.
«Лучшее мгновение в твоей жизни?» — спросила Эржебет сама себя.
«Наш первый поцелуй на острие клинка». — И этим ответом поставила окончательную точку.
«Я люблю его».
На душе стало удивительно спокойно, больше не осталось никаких противоречий, все теперь было просто и ясно.
«Я люблю его. Всегда любила».
Эржебет счастливо улыбнулась, обняла себя за плечи так, будто на самом деле нежно обнимала Гилберта. Несколько минут она сидела, наслаждаясь ощущением умиротворения, перебирая воспоминания, которые теперь представлялись в совершенно ином свете и несли столько радости. Но постепенно, с каждой возникающей в голове картиной, возвращалось беспокойство.
«А что Гил? Кто я для него? Он ведь никогда ничего не говорил о своих чувствах. Он притащил меня к себе… Мы занимались любовью, но в любви он мне так и не признался. Ничего не сказал. Да он воспользовался мною! Я для него как игрушка! Военный трофей! Конечно, он всегда хотел меня победить, вот теперь ему это удалось. Да еще и удобная возможность утереть нос Родериху представилась!»
От спокойствия не осталось и следа. Эржебет почувствовала себя загнанным зверем, а Гилберт был охотником, неумолимым и беспощадным. Ее пугала всепоглощающая сила ее чувства к нему, то, что рядом с ним она забывала обо всем на свете. Да, она, бесстрашная Эржебет Хедервари, боялась. Боялась потерять себя и раствориться в жарком пламени. Стать лишь безвольной рабой Гилберта, который наверняка вовсе ее не любит.
Эржебет вылезла из ванны, закуталась в теплый домашний халат, вернулась в гостиную и без сил рухнула на диван. Раздумья еще больше утомили ее, сейчас ей хотелось свернуться калачиком на постели и погрузиться в сон без сновидений. Но настойчивый стук в дверь напомнил, что об отдыхе пока можно лишь мечтать. Вошел Родерих, и только увидев его, Эржебет поняла, что не придумала подходящего оправдания своему отсутствию.
«И черт с ним. — Она была слишком измотана, чтобы сплетать красивую ложь. — Скажу все, как есть. В конце концов, я не занималась ничем предосудительным. Я ведь не его жена! Могу спать, с кем хочу!»
На этот раз Родерих присел в кресло напротив Эржебет, она тут же ощутила напряжение, словно они были противниками, смотрящими друг на друга с разных сторон баррикад.
— Итак, я хотел бы внести некоторую ясность, — сухо заговорил Родерих. — Зачем ты ездила к Байльшмидту?
— Я уже сказала, герр, это было личное дело, — устало произнесла Эржебет. — Настолько срочное, что я не успела вас предупредить. Или вам нужно детальное описание того, как Гилберт упал с лошади, а я ухаживала за ним, пока он лежал в постели с переломанными ребрами?
