Моленков упал на багажник и попытался отдышаться.
Договаривался Яшкин. Мастерская, конечно, уже закрывалась. Пришлось заплатить сверху.
Механик сказал, что машина будет готова к утру. После диагностики выяснилось, что причина в электрике, и им посоветовали найти ночлег.
Яшкин ответил, что они переночуют здесь, на полу, рядом с машиной. Механик предложил освободить багажник, прежде чем загонять машину на подъемник. Яшкин отказался и загадочно, с намеком, подмигнул, словно был матерым вором и перевозил краденое или контрабанду. Пришлось дать еще денег. В карман механика, этого треклятого вымогателя, перекочевало больше половины того, что у них было.
Они не могли пойти в кафе вдвоем. Моленков отправился в ночь и принес булочки, сыр и два яблока. Они поели и улеглись на грязном, промасленном полу.
Час назад Моленков услышал, как завелся двигатель — старушка, надо признать, бегала, как молоденькая. Он попробовал разбудить Яшкина, сказать, что мотор в порядке, но тот выругался и повернулся на другой бок.
Моленков переменил позу и поморщился от боли. Бетонный пол — не самое лучшее для отдыха место. Под потолком горела пыльная лампочка. Сначала Моленков засомневался, но потом понял, что прав. По замасленному полу возле ямы рыскала крыса.
Он пригляделся и увидел, что зад машины как будто осел.
Хлынувшие в голову мысли — что они везут и зачем, сколько она весит и что они с Яшкиным наделали, — окончательно прогнали сон. Рядом раздался взрыв кашля. Яшкин дернулся, вскинул голову и потер глаза.
Потом ухмыльнулся и ткнул товарища кулаком в плечо.
Боль в теле проходила, и Моленков улыбнулся.
— Никогда бы не поверил, но в этом дерьме, на полу, я спал, как младенец. Впервые так выспался. Что случилось? Ты спал?
Моленков не ответил.
Яшкин обнял его за плечи.
— Знаешь, я могу спать, где угодно. Отлично отдохнул. Не печалься, старина, все могло быть хуже.
Моленков встал, подошел к яме, подтянулся, открыл багажник и достал свою сумку. Вынул бритву, кусок мыла, помазок и пошел в заднюю комнату, где был вонючий туалет и грязная раковина.
— Мы с тобой — отличная команда! — крикнул вслед Яшкин. — Так что смотри веселей!
* * *
Кэррик вышел из ванной комнаты.
Включил на полную душ и стоял под горячей струей столько, сколько смог вытерпеть, пока кожа не стала красной. Казалось, тело вдохнуло тепла. Он насухо вытерся полотенцем. Промокший костюм, рубашка и туфли валялись на ковре.
Прозвенел будильник. Он пришел в отель пятнадцать минут назад, показал карточку ночному портье — иначе бы не пустили. В номере он посмотрел в зеркало, увидел себя, промокшего и взъерошенного, и разделся. Неизвестно зачем — разве что для компании — включил телевизор.
Кэррик выключил будильник. Голый, он стоял посредине комнаты, скалился и скреб ладони ногтями, словно пытался избавиться от того, что сделал. Ночные обиды уже позабылись… По телевизору шла реклама. Он вытащил из шкафа пакет для грязного белья и положил в него одежду и туфли. Написал на пакете свое имя и номер комнаты, как будто это могло пригодиться в будущем. Оделся. У него был только один комплект одежды. По телевизору передавали прогноз погоды. Он застегнул рубашку, завязал галстук, пригладил волосы, вытер вторую пару обуви носовым платком, взял бумажник и сотовый телефон. Он был готов, и до начала его смены оставалось три минуты.
Пакет с грязным бельем он оставил за дверью. Прошел по коридору, постучался. Если бы его не выследили, если бы тот чертов старик не примчался на Фуггерштрассе, то он не стоял бы сейчас перед дверью, и все было бы кончено. Прошел бы паспортный контроль, сел в самолет, потом автобусом в Лондон и прогулка до Пимлико: прости, Джордж, и все такое, но это не для меня. Есть еще что-нибудь?
Дверь открылась, и он увидел Виктора.
Кэррику показалось, что русский изучает его: глаза пробежали по прическе, лицу, узлу галстука, чистой рубашке, отутюженному костюму, который долго висел в шкафу и уже избавился от морщинок, и туфлям.
Его вдруг как будто огрели дубинкой по голове. Зачем охраннику, заступающему на смену в четыре утра, принимать душ и бриться, как будто намечается вечеринка, надевать чистую рубашку, костюм и менять обувь? Ему все равно сидеть в кресле четыре часа. Он не мог ответить на этот вопрос, и не знал, что думает по этому поводу Виктор. Как не знал и того, мог ли русский час или два назад подойти к его двери, постучать и не дождаться ответа. Сам Виктор был в ношеной обуви с развязанными шнурками, мятых брюках и расстегнутой рубашке без галстука. Волосы взъерошены. Когда Виктор повернулся, чтобы взять пиджак, Кэррик увидел у него за поясом пистолет.
— Есть что-нибудь, что я должен знать? — спросил он.
Ему показалось, что Виктор улыбнулся, но тот лишь покачал головой.
— Что у нас на утро?
Теперь Виктор точно улыбнулся. И ушел.
ГЛАВА 10
13 апреля 2008
Они ехали из нового центра Берлина.
Кэррик сменился только под утро и поспал не больше часа, когда Виктор постучал в дверь и сказал, что надо вставать и одеваться и у него в запасе не больше десяти минут. Завтрак пришлось пропустить. Виктор держался по-другому, уверенно и самодовольно, словно принял какое-то решение.
Он же и сел за руль. Кэррик устроился рядом, Босс — сзади. Никто не разговаривал. Виктор полностью сосредоточился на дороге — заканчивался час «пик». Коммерческий центр с его башнями из стекла, стали и бетона остался позади, пошли старые улицы. Здесь было много вывесок и знаков на турецком, вдоль канала вытянулась длинная цепочка торговых киосков и павильончиков. Город вкатывался в привычный дневной ритм. Тут и там на балконах болталось вывешенное для просушки белье, в воздухе висел запах жареного мяса, на тротуарах вставали горки овощей и фруктов. В колонках гремела музыка. Где они? Кэррик не знал, потому что впервые оказался в Берлине. Не знал он и куда они направляются — ему никто ничего не сказал, а спрашивать ему не полагалось. Он сидел рядом с Виктором и старательно играл роль телохранителя.
Босс выглядел подавленным, что было особенно заметно в сравнении с излучавшим уверенность Виктором. Похоже, эти двое согласовали маршрут заранее, но решили не посвящать в свои планы Кэррика.
Ощущение тревоги, приближающейся опасности нарастало, но установить ее источник и, следовательно, подготовиться он не мог. В отделе такого рода ситуации обсуждались постоянно. Тема восприятия угрозы и интуитивной реакции на нее рассматривалась ежедневно. Там действовал непреложный закон — безопасность офицера есть приоритет первостепенной важности, — но этот закон никак не принимался в расчет Гольфом, отчитавшим его как мальчишку на глазах у всех. В 10-м отделе все было расписано до мелочей. От агента вовсе не требовалось подвергать свою жизнь опасности и предпринимать рискованные шаги единственно ради достижения цели расследования. Встречи с объектами рекомендовалось проводить по возможности в людных местах, ресторанах, барах, фойе отелей, чтобы группа прикрытия всегда имела возможность разместиться где-то неподалеку и в случае необходимости быстро прийти на помощь. Иногда контакт с агентом терялся, и тогда для руководителей операции наступали трудные времена, вроде тех, что бывали на заре космической эры, когда спускаемая капсула выходила из зоны радиосвязи и наблюдатели на земле замирали в ожидании позывного. За чаем и кофе в офисах Пимлико говорили о том, что первое правило действующего под прикрытием агента — продумать вариант эвакуации. Где дверь? Куда она ведет? Кэррик не знал, есть ли поблизости — или, если уж на то пошло, вообще где-то — группы поддержки и не представлял, каким может быть потенциальный вариант эвакуации, но ощущение опасности давило все сильнее.
Они проскочили мимо еще одного уличного рынка.
Здания за окном выглядели все хуже, повсюду были заметны следы небрежения и упадка, тени тянулись дальше…
Женщины, дети, старики в кепках с приклеенными к губам сигаретами враждебно смотрели на пересекающую их территорию большую, дорогую машину.
Они вырвались наконец из кольца серых строений, и тут же, словно по команде, дождь застучал по крыше, и «дворники» задвигались живее.
Кэррик не сразу заметил, что перед ними тупик — высокий стальной забор с острыми шипами и рядами колючей проволоки. Их встретили открытые ворота. Какой-то человек жестом предложил Виктору проезжать. Лицо мужчины скрывал шарф. Глянув в зеркало, он увидел, что железные створки уже сошлись. Помня первое правило, Кэррик огляделся — весь участок окружал забор с колючей проволокой, и другого выхода, кроме ворот, видно не было. За спиной часто задышал Иосиф Гольдман. Рядом усмехнулся Виктор. Машина остановилась перед старым кирпичным складом. Несколько окон с разбитыми стеклами, другие заколочены. Из ржавых труб низвергались потоки воды, под карнизами зеленела трава.
