Снег идет всё время, пока они ждут Йеспера перед его домом. Два часа. Уже кажется, что они могут не успеть на свой ночной магнитопоезд. Ветер сдувает с еловых ветвей белые ленты, черную мотокарету понемногу заносит снегом. Наконец Йеспер выходит, в руке у него белый чемодан.
— Как всё прошло?
— Ну, скажем так, не очень хорошо, — отвечает он. — Едем.
И они едут. Быстро. Они просят таксиста ехать еще быстрее, но это уже опасно. Метель чертит полосы в лучах фар, ее хаос бушует повсюду, на дорогах, в оранжевых ореолах уличных фонарей. Тереш бросает водителю деньги и уходит, глядя на часы. Он бежит через заснеженную площадь и слышит, как за спиной хлопают дверцы такси. Его не волнует, что Йеспер забыл забрать его вещи.
Йеспер жалеет только, что не успел найти резинку до того, как расстался с моделью. Это вышло не слишком красиво. Об этом он тоже жалеет. Он бежит, держа в руке чемодан, в глаза ему летит снег, а в голове крутятся всевозможные хлесткие ответы: «Вся эта ерунда с модой, эта модная ерунда, пойми, теперь на этом далеко не уедешь. Вся эта модельная тема, у нее нет будущего. Забирай мой дом, будешь теперь жить в Ваасе, сама видишь, путешествовать небезопасно. Пора найти нормальную работу».
Ночь, но перед лифтами давка. Все ругаются, Тереш размахивает фальшивыми документами: «Международная полиция, разойдитесь!» Он больше не Сомерсет Ульрих, теперь он Космо Кончаловский. Космо не пропавший агент, он плод фантазии Тереша. Это чтобы запутать след — так его никому не выследить.
Только когда набитая битком кабина лифта поднимает их над городом, трое друзей, присев на чемоданы, немного переводят дух. Город окутан снегом, светофоры на моторазвязках окрашивают его белизну в темно-зеленый, уличные фонари — в золотой, оранжевый… пока кабина не ныряет в темноту воздушного вокзала. Двери лифта открываются, и они выбегают под высокие стальные арки здания вокзала. Там их встречает такая же ночная толпа. Она теснится повсюду, в зале, перед кассами, хотя табло показывают, что мест не осталось, и кошачий голосок из громкоговорителя это подтверждает. И даже на послезавтрашний рейс в Самару, в СНР, распроданы все билеты. Да, так и есть! Бюрократическое деформированное рабочее государство — место, где ты сейчас хотел бы оказаться. Не говоря о том, что в Грааде в этот самый момент исчезает сеть ирригационных каналов и гребень волны угрожающе поднимается над Екокатаа. Куда ты бежишь, оставайся дома, иди в армию!
Они проталкиваются на платформу. Там, высоко под ночным небом, тоже идет снег, и когда проводница чересчур расторопно останавливает их в дверях пятиэтажного, сплюснутого с боков вагона, Тереш делает то, чего не делал никогда. Властные выкрики Космо Кончаловского не действуют на проводницу, одуревшую от шума толпы. Девушка с кошачьим голосом объявляет о скором отправлении рейса и просит отойти за желтую черту. Уже слышно шипение гидравлических дверей. Тереш сует руку за пазуху и достает пистолет. Под мышкой у него по-прежнему висит кожаный карман кобуры. Крепко сжимая рукоятку из красного дерева, Тереш входит в роскошные сумерки поезда. Ствол пистолета сверкает, проводница отступает перед табельным оружием. Хан и Йеспер проскальзывают за Терешем. Двери захлопываются, воют, запускаясь, магниты, один из чемоданов Хана остается на перроне.
Тереш убирает пистолет в кобуру и извиняется перед испуганной проводницей. Здесь, в Катле, к такому не привыкли. Окончательно вернувшись к дипломатии, экс-агент благодарит женщину за содействие. Снаружи, на платформе, гигантские буферы отсоединяются от поезда. Пуповина перерезана, и освобожденный от подпорок пятиэтажный поезд всей тяжестью ложится на магниты. Они гудят под вагонами во всю свою мощь. А потом начинается полёт.
Магнитная подушка под поездом раздвигает воды Северного моря. В вагоне тихо, урчат генераторы, а поезд мчится в полусотне метров над водой. Друзья, улыбаясь, стоят у смотрового окна. Тереш гасит сигарету в бронзовой пепельнице, они поворачиваются к окну спиной и уходят. Перед ними лежит Серость, а за ней большой мир. И где-то там, в его городах, на улицах, в просторах степей — Зигизмунт Берг, единственный человек в этом мире, который знает, что случилось с сестрами Лунд. От города позади, за окном, остается лишь световое загрязнение, далекое золотое сияние в темноте и метели.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
15. ПЛЕСЕНЬ
Дирек Трентмёллер лежит в кататоническом состоянии. Дом престарелых вокруг него стал немым. Дирек больше не может вспомнить названия ни для одной из вещей, и все связи между ними утратили значение. Всё забылось. Он смотрит на мир с блаженным изумлением, как младенец. Через два месяца медсестра заходит в его палату и еще у двери вздыхает с облегчением. Она отсоединяет капельницу от руки старика. Кружевные тени от веток скользят по стенам палаты, когда снаружи по улице пригорода проносится мотокарета.
Колеса скрипят по снегу, а внутри, в тепле салона, развалился известный минималист и глухой музыкальный критик Оре Окерлунд, бывший коллега Йеспера по дизайнерскому бюро. Его перспективы нельзя назвать блестящими. Переписывать западные музыкальные обзоры почти невозможно, если новые альбомы не выходят. Но, как нам известно, он употребляет очень много кокаина, и это, как нам известно, делает его очень умным. Социальный климат изменился, но потребление как таковое никуда не делось. Значит, и для рекламы тоже есть место. Оре Окерлунд организует в Ваасе ставшую позже всемирно известной Лабораторию Идей — рекламное агентство, которое разрабатывает не рекламу, а идеи для рекламы. Чтобы кто-нибудь другой воплотил их в будущем. Несколько месяцев спустя в Лаборатории Идей родится шедевр апокалиптической рекламы. А транспортный гигант ZAMM запустит в северных странах интеризолярную кампанию под лозунгом «Беги! Еще не поздно».
Тогда же или чуть позже, приблизительно в зимнее солнцестояние, новый документальный фильм Конрада Гессле остается незамеченным широкой публикой. Зима обещает быть долгой и темной, паникующие массы жаждут более легких развлечений. Будь режиссер хоть восьмикратным номинантом премии Оскара Цорна. Но потом мескийский экуменический агрессор выводит свой флот из Серости, выйдя с помощью этого маневра на крайний север за Полярным плато. Черный дым его кораблей поднимается к небу под северным сиянием в граадской области Холодная Земля. За два месяца до этого к Грааду, объявившему войну государству Меск, присоединились Арда, Вааса и Сурумаа. Таким образом Катла, заповедный уголок на самом краю света, оказывается затянута в гигантскую центрифугу.
Продажи билетов на фильм «Видкун Хирд: "Видкун Хирд"» растут. К своему огромному огорчению, Конрад Гессле видит в кинозалах именно тот сорт публики, которого больше всего боялся, когда запускал свой спорный проект. Тяжелые времена придают недовольству национальную окраску, и перед экранами сидят восторженные молодые милитаристы и старые нацисты-маразматики. Никто из них не понимает виртуозного обращения гуманиста Гессле с символами, его иронии, его чувства абсурда. Эти солдафоны искренне, без тени иронии, восхищаются Хирдом, позирующим в черной рубашке. В особенности их впечатляет, как этот колосс в конце концов рушится под тяжестью своих сверхчеловеческих максим. Им кажется поэтичной бессмыслица, которую он изрыгает в последних интервью. Озвученные белым шумом кадры Хирда, пускающего слюни у себя в камере, трогают их до слез. В конечном счете даже его собственный могучий разум оказался не в силах вместить в себя эти древние истины. Они оказались слишком честными, слишком чистыми. Подлинный воин, Хирд до конца прилагал все усилия, чтобы не подпасть под влияние разбавленной культуры. В этом были его триумф, гордыня и ад: правда — слишком великая сила.
Это всего лишь одно из абсурдных событий апокалипсиса, но именно благодаря ему Свен фон Ферсен решает, что пора выйти из тени. От остроумных статей о лидерстве он постепенно переходит к «заявлениям в поддержку правительства и вооруженных сил». Позже, когда Граад и его северные союзники начинают проигрывать в мировой войне, Ильмараа оказывается единственной страной, способной организовать реальное сопротивление. Свен фон Ферсен не желает принимать руку помощи от верблюжьего дерьма: «Оглянуться не успеешь, как они воткнут тебе ятаган в спину».
