Масло из разбитого фонаря вылилось на снег и тут же вспыхнуло от горящего фитиля.
В отблесках пламени Траск увидел, как карета заваливается набок. Левая лошадь тоже упала. Экипаж перевернулся вверх колесами, потащив за собой обоих животных. К ржанию коней прибавился отчаянный крик кучера.
Полковнику почудилось, будто он снова попал на войну и коляску перевернул взрыв пушечного ядра. Повозка скатилась в канаву и остановилась в считаных дюймах от ли ца Траска.
Лошади в панике забились, грозя разорвать экипаж на части. Полковник, согнувшись в три погибели, выбрался из канавы; рука на перевязи стесняла его движения. Услышав стоны кучера, Траск бросился к нему на помощь.
Кучер лежал на снегу, придавленный колесом. Второй фонарь тоже разбился, и огонь медленно приближался к вознице.
– Вы меня слышите? – крикнул Траск.
– Я сломал ногу!
Огонь подбирался все ближе.
– Вы сможете отползти, если я приподниму колесо? – спросил Траск. – Мне не под силу одновременно удерживать колесо и вытаскивать вас!
– Поднимайте! – простонал кучер. – Быстрее!
Траск снова нырнул в канаву, лег на спину и уперся ногами в обод.
– Сдвинулось! – закричал кучер. – Попробуйте еще выше!
Траск напряг все силы и приподнял колесо еще на дюйм.
– Выползайте! – прохрипел он.
Пламя уже было совсем близко. Вскрикивая от боли, кучер цеплялся за мерзлую землю, пытаясь выбраться.
– Я долго не выдержу! – предупредил Траск, чувствуя, что теряет силы.
– Все, я вылез.
Полковник убрал ноги, и колесо с грохотом рухнуло обратно. Он успел выбраться из канавы, прежде чем туда хлынуло горящее масло. Здоровой рукой Траск оттащил кучера подальше от огня. У бедняги от боли текли слезы, оставляя грязные дорожки на щеках.
Траск вернулся к коляске, чтобы помочь запутавшимся в упряжи лошадям. Пока он пытался освободить одну из них, в глаза ему ударил луч света. Полковник встревожился, что у него начались галлюцинации.
Мгновение спустя он понял, что это фонарь приближающегося экипажа.
– Боже мой! – воскликнул возница.
Коляска остановилась, из нее выпрыгнул незнакомый мужчина.
– Меня зовут доктор Гилмор, – представился он, помогая высвободить правую лошадь. – Один из моих пациентов живет неподалеку.
– Слава богу, что вы проезжали мимо! – обрадовался Траск.
– У вас на лице кровь!
– Пустяки! – Здоровой рукой полковник продолжал отстегивать упряжь. – У кучера сломана нога. Он вез меня в Лондон.
– В такое время?
– Я должен помочь дорогому для меня человеку.
Вместе они освободили лошадь и отскочили в сторону, когда испуганное животное, стуча подковами, умчалось в темноту.
Траск с доктором поспешили ко второй лошади.
– Полковник, вы спасли мне жизнь! – простонал кучер.
Огонь как раз добрался до колеса, под которым он недавно лежал.
– Я заплачу вам больше обещанных ста фунтов! – крикнул ему Траск. – Вам до конца жизни не придется заботиться о деньгах. Доктор, придержите лошадь! Не дайте ей вырваться!
Они отстегнули последний ремень упряжи.
Как только обезумевшее животное поднялось на ноги, полковник вскочил на нее верхом.
– Какого дьявола? – воскликнул доктор.
Удерживая левой рукой самодельную уздечку, Траск пришпорил пятками бока лошади. «Кэтрин!» – тревожно билось у него в голове. Понукая скакуна снова и снова, он помчался по темной дороге в сторону Лондона.
Лорд Палмерстон вошел в дом и тут же нахмурился, увидев Де Квинси и Эмили, сидевших на ступеньках лестницы, поджидая его. При появлении лорда оба поспешно встали.
– Каждый раз, когда я ухожу или возвращаюсь, вы сидите здесь, словно в засаде.
– Милорд, позвольте побеседовать с вами? – спросил Де Квинси. – Конфиденциально.
– Я скоро ожидаю гостей – членов будущего правительства, которое мне предстоит сформировать.
– Мы не стали бы тревожить вас, не будь дело таким срочным.
– Хорошо, но только до той поры, пока вы не достанете из кармана бутылку с лауданумом.
Они поднялись по лестнице в библиотеку. Свет ламп отражался от полок красного дерева, кресла уже были расставлены для встречи.
– Милорд, в тот день, когда Эдвард Оксфорд выстрелил в королеву из двух пистолетов, рядом с каретой бежал маленький ирландский мальчик и просил помочь его родителям и сестрам, – начал Де Квинси. – Вам что-нибудь известно о нем?
– Понятия не имею, о ком вы говорите.
– Его фамилия – О’Брайен. Возможно, это поможет вам вспомнить.
– Никоим образом. Если вам больше нечего сказать, прошу оставить меня, пока не начали съезжаться гости.
Эмили шагнула вперед, ее голубые глаза впились в лорда Палмерстона.
– Милорд, мы предполагаем, что мальчик просил помощи у многих людей, в чьем ведении находились суды и тюрьмы, – у лорда Косгроува, судьи сэра Ричарда Хокинса, комиссара Мэйна – и нигде не добился успеха. Мы также предполагаем, что этот мальчик, теперь уже ставший взрослым, решил отомстить им за то, что они отказали в его просьбе. Припомните, возможно, он обращался тогда и к вам.
Лорд Палмерстон никогда не выказывал грубости по отношению к привлекательным девушкам и потому ответил гораздо мягче:
– На улицах полно нищих. Не думаете же вы, что я вспомню кого-либо из них спустя пятнадцать лет?
– «Пожалуйста, помогите моим матери, отцу и сестрам» – вот что он говорил, – не отступала Эмили.
– В сороковом году я был министром иностранных дел и не имел никакого отношения ни к судам, ни к тюрьмам, так что у вашего мальчика не было причин обращаться ко мне.
– Возможно, он кинулся к вам, исчерпав все прочие средства, – предположила Эмили.
– Даже если так, я подобного не помню. Ему следовало просить о помощи лорда Норманби, который тогда занимал пост министра внутренних дел.
– Значит, нужно как можно скорее связаться с ним, – сказал Де Квинси. – Лорд Норманби может оказаться следующей жертвой.
– Боюсь, для вас это будет затруднительно. Он сейчас в Италии. Его назначили посланником во Флоренцию.
– Расстояние может спасти ему жизнь, – заметил Де Квинси. – Прошу вас, отправьте ему телеграмму. Спросите, нет ли у него каких-либо сведений о семье О’Брайен. И предупредите, что ему угрожает опасность.
– Вы серьезно?
– Инспектор Райан сейчас выясняет у комиссара Мэйна, не помнит ли он того мальчика. Нам необходимо отыскать в бумагах комиссара упоминания о людях с фамилией О’Брайен в промежутке от первого до одиннадцатого июня тысяча восемьсот сорокового года. Потом мы просмотрим бумаги лорда Косгроува и сэра Ричарда Хокинса. Тем временем сержант Беккер изучит документы Ньюгейтской тюрьмы.
– До одиннадцатого июня? – переспросил лорд Палмерстон. – Почему поиск ограничен этой датой?
– Потому что именно в тот день в Ньюгейтской тюрьме умерли мать и сестры мальчика.
– Все в один день? – нахмурился лорд Палмерстон.
– Старшая сестра повесилась, задушив сначала мать и младшую сестру.
Его светлость потрясенно замолчал.
– Ньюгейтская тюрьма кого угодно может довести до отчаяния, – со вздохом произнес наконец лорд Палмерстон. – Какое же ужасное преступление совершила эта женщина?
– Ее обвиняли в краже сорочки из бельевой лавки, – ответила Эмили.
– Значит, все они умерли из-за одной сорочки? – Лорд Палмерстон опустил голову, внезапно почувствовав страшную усталость. – Иногда закон бывает чрезмерно суров. А отец? Что произошло с ним?
– Как раз это мы сейчас и пытаемся выяснить. Но, учитывая жестокость деяний убийцы, можно предположить, что и отца постигла незавидная участь. Милорд, я бы хотел обсудить с вами еще одну вещь, – добавил Де Квинси. – Эмили, ты не могла бы ненадолго оставить нас одних?
– Одних? – В голосе лорда Палмерстона прозвучало не меньше удивления, чем было написано на лице Эмили.
– Да, милорд. Разговор предстоит весьма деликатный.
Снизу раздались голоса.
– Приехали потенциальные члены кабинета министров, – нахмурился премьер-министр. – Так что, если нет угрозы для ее величества…
– Королева под ударом в первую очередь, милорд, – перебил его Де Квинси.
– Но вы ведь уже объяснили, что повзрослевший ирландский мальчик подозревается в недавних преступлениях. Или у вас из-за опиума настоящее перемешалось с тем, что случилось пятнадцать лет назад?
– Милорд, я хочу поговорить с вами об Эдварде Оксфорде и «Молодой Англии».
– Какое отношение может иметь Эдвард Оксфорд к нынешней угрозе ее величеству?
– Меня больше беспокоит не он, а «Молодая Англия», милорд. Истинная реальность.
– Истинная реальность? – Лорд Палмерстон строго посмотрел на Де Квинси. – В отличие от ложной или опиумной?