class="p1">– Не давай Лизе себя во что-нибудь втянуть! Это будет сложно, но я в тебя верю, – шепнул мне на ухо Шон, и мы разделились.
Пока господин Феррен общался с приятелями, которые сидели в беседке за круглым столиком на лужайке справа, Элли тащила меня к той, что была левее, проводя параллельно мини-экскурсию.
– Так, здесь у нас бассейн с обычной минеральной водой. – Она указала кивком на оазис. – В его центре глубина полтора метра, а там, где мостики, – шесть. А вот здесь с омолаживающей и целебной. – Она развернула меня лицом к особняку, к которому в тех местах, где у буквы «Ш» находились впадинки, были пристроены два каскадных бассейна.
Верхний уровень каждого из них имел вид маленького полукруга, заполненного розовой водой. Он переходил в средний, побольше, где цвет воды становился бирюзово-лазурным. В отличие от нижнего – золотистого, искрящегося, словно шампанское.
– Очень красиво, – сказала я искренне. – Особенно розовый. Это водоросли?
Элли от изумления выпучила на меня глаза, а потом звонко расхохоталась.
– Угадала! Водоросли! Только немного модифицированные. Полчаса в каждой ракушке – и твое тело омолодится на год, а раны затянутся. Туда приглашают только особых гостей, но я распоряжусь, чтобы тебе выдали пропуск.
– Спасибо, – просияла я. – А там что? – указала рукой на бассейн, соединявший основания двух каскадов. Вода в нем имела оттенок лесного мха в рассветных лучах.
– О, там целебные грязи, – с энтузиазмом пояснила Элли. – Но не советую туда лезть. Температура сорок градусов. Зимой там хорошо, а сейчас жарковато будет. Хотя если нырнуть под тот водопадик, за ним небольшая арка, то окажешься в спа. Рядом с ним – тренажерный зал. Но это все потом, потом. А пока пошли, я представлю тебя остальным гостям. С тобой все хотят познакомиться, ты же теперь у нас звезда! – хихикнула Элли и, ухватив меня за руку, потащила на лужайку, где уже уютно устроились на лежаках дамы.
В их числе было несколько светских львиц (я их узнала по фотографиям в журналах), подруги Элли из влиятельных семей Либрума, прекрасные юные девушки, сопровождавшие кое-кого из мужчин, и чуть подальше от остальных – госпожа Мартинез.
Она возлежала с коктейлем в руке в окружении сразу двух роботов с опахалами, а какой-то раздетый по пояс мужчина, как оказалось массажист, томительно медленно натирал ее кожу солнцезащитным кремом.
Увидев нас с Элли, она приветствовала меня, словно лучшую подружку, при этом улыбнувшись так ослепительно, будто мысленно только что всадила свой кинжал прямо в мое свежематериализованное сердце. Еще и пару раз хорошенько его провернула. Чем и привлекла к нам всеобщее внимание.
Элли окинула нас недоуменным взглядом и, тряхнув волосами, с энтузиазмом пустилась представлять гостей друг другу. И тут я поняла, что именно изменилось.
Я больше не была очаровательной подружкой господина Феррена.
Я стала Карой Грант.
Восходящей звездой Пантеона.
Собравшиеся возле бассейна дамы принялись наперебой осыпать меня вопросами о моих прототипах, сроках их поступления в продажу и ближайших творческих планах, а заодно с жаром приглашать в гости.
До меня не сразу дошло, как так вышло. Ведь одно дело храм творцов, другое – высшее общество Либрума, куда я была не так чтобы вхожа. Но восторженное щебетание Элли помогло расставить все точки над «и».
– Кара, смотри, какая прелесть! – Она вытащила свой планшет и, порывшись в настройках, включила голографический режим.
Над гаджетом тут же материализовалась ее 3D фотография в платье из пузырей.
Элли была прекрасна. Стоя на красной ковровой дорожке, она загадочно улыбалась, охваченная розово-перламутровым облаком, и казалась чьей-то ожившей фантазией.
– Это с одной крутой вечеринки, которая была в среду, – с гордостью сообщила она. – Представляешь, меня единогласно признали самой стильной девушкой вечера! Заметь, девушкой, а не богатой наследницей. Там было столько журналистов, модных обозревателей, светских дам… И все наперебой спрашивали, где я раздобыла такую прелесть. Ну, я и решила немножко тебя порекламировать, – закусив губу, шаловливо призналась она и добавила на ухо шепотом: – Так что теперь ты самая популярная писательница сезона. Не благодари.
Ну а дальше разговор плавно свернул на мою личную жизнь.
Причем у меня сложилось стойкое впечатление, что окружающим, включая Элли, известно о ней гораздо больше, чем мне. И пока я лихорадочно пыталась разобраться в намеках и иносказаниях, сопоставляя имена незнакомых людей с их поступками, госпожа Мартинез от души развлекалась, с пугающей осведомленностью подливая масло в огонь в нужных местах, отчего обсуждение становилось все более оживленным.
Но когда дело коснулось «пылких чувств господина Феррена», его угроз уничтожить свой портокар прямо во время презентации и «одного очень приятного объявления», которое, по всеобщему убеждению, должно было скоро появиться во всех газетах Либрума, я поняла, что ситуацию надо было срочно исправлять.
– Дамы, уверяю вас, о чем-либо подобном говорить пока рано. Мы с Шоном слишком мало знакомы, – твердо сказала я и покосилась на Элли, мол, мне нужны объяснения.
Но в этот момент официант передал ей просьбу отца уделить ему пару минут и она нас покинула. А всеобщее внимание снова переключилось на моего кавалера, который как раз выходил из бассейна. Уверенными грациозными движениями он поднялся по ступенькам на нагретые солнцем камни. Взъерошил пальцами намокшие волосы, отчего заходили мускулы на его плечах и груди.
– Господин Феррен очень красив, – с интонациями ценителя предметов искусства произнесла госпожа Висмарк, жена одного из советников господина Штольцберга. – Вам повезло, Кара. – Внезапно Шон отвернулся, и в свете солнечных лучей отчетливо проступили уродливые отметины, которые практически полностью покрывали его спину. – Только эти шрамы все портят… Вы знаете, откуда они?
Я отрицательно качнула головой, в который раз подумав о том, у кого поднялась рука изувечить настолько красивое, мощное, почти совершенное тело. Между тем дамы стали строить догадки, а потом пришли к выводу, что такие уродства не стоит выставлять напоказ. Да и мужчины, мимо которых проходил Шон, которым пожимал руку, улыбались ему в лицо, шутили, а стоило ему отойти, бросали брезгливые, хмурые, изумленные взгляды на его спину. Им было некомфортно.
В отличие от Шона, который держался невозмутимо. Мне даже показалось, что он специально расхаживал перед любопытной публикой, упиваясь эффектом, который производили его шрамы.
Вон и господин Штольцберг, который что-то втолковывал Элли, уловив перемены в настроении гостей, окинул мускулистую, подтянутую фигуру Шона внимательным взглядом и едва заметно усмехнулся.
– Кара, вы бы аккуратно намекнули господину Феррену, что с нынешними технологиями все эти повреждения можно удалить буквально за пару часов. Так, что и следа не останется, – обратилась ко мне подруга Урсулы, Хелена. – Это недешевое удовольствие, но лучший писатель Либрума в состоянии себе такое позволить.
– Насколько мне известно, – подключилась к обсуждению Лана, – на этом поприще госпожа Масс потерпела провал. Но вдруг у вас, Кара, что-то получится. С такими-то пылкими чувствами! – не удержалась она от подколки. – Впрочем, дамы, с чего это мы взяли, что наша дорогая Кара чем-то недовольна. Может, ее такие вещи заводят. Был тут у меня один знакомый… – И несколько пар любопытных глаз тут же устремились к ней. – А впрочем, не стоит, – издевательски улыбаясь, Лана пошла на попятную. – К тому же не исключено, что Кара считает, будто шрамы украшают мужчин. В ее обстоятельствах так думать гораздо удобнее.
Я слушала их обсуждения, наблюдала за Шоном и чувствовала, как у меня в груди зреет потребность его защитить от нападок. Заставить окружающих понять, что за этими отметинами стоит что-то очень важное, личное. То, о чем он не хочет забывать. То, что сделало его сильнее. И я не сдержалась.
– Знаете, Лана, у каждого из нас свои шрамы. Кто-то носит их снаружи, а кто-то внутри. Я горжусь Шоном, что он своих не стыдится. Потому что за ними стоит опыт, который сделал его таким, какой он есть. Извините, дамы, я вас покину.
С этими словами я осушила бокал и, взяв солнцезащитный крем, направилась к Шону, который как раз присел
