Шуньфэн знал, что под роскошным одеянием скрываются тонкие доспехи. Янь Хайлань опасалась провокации – не от У Иньлина, конечно же, но от отдельных участников Совета.
«Им придется постараться, чтобы добраться до нее – и обломать себе ногти, как иным ныряльщикам за жемчугом».
– Да будет прям и светел ваш путь, глава клана У! Я очень рада выразить вам лично свою благодарность за заботу о моем сыне на недавней охоте. Ваше чуткое и умелое руководство сыграло не последнюю роль в ее успешном завершении.
Скулы У Иньлина слабо порозовели.
– Что вы, глава клана Янь, это я должен вас благодарить за то, что пошли навстречу просьбе главы Хань и отправили молодого господина Янь со мной. Его помощь оказалась воистину неоценима и своевременна! Ваш клан в будущем возглавит достойный заклинатель.
– Приятно услышать оценку непредвзятого наблюдателя. – Янь Хайлань вновь грациозно склонила голову и прошла следом за выделенным им в провожатые адептом. За ее спиной У Иньлин послал Шуньфэну смущенную улыбку, и тот вполне искренне ответил на нее. Кажется, божественная охота и правда сблизила их.
Когда-то давно, в незапамятные времена, Совет собирался раз в полгода: это был повод не только решить важные вопросы, наладить связи и заключить соглашения, но и похвалиться достижениями, красивыми невестами и достойной молодежью, провести состязания по стрельбе из лука, божественную охоту или заклинательский турнир. Потом кланы были больше заняты военными действиями и новым оружием, а не разговорами и попытками найти общий язык, но после Сошествия гор всем пришлось учиться говорить друг с другом заново. Правда, последние лет двадцать Совет проводили только по неотложным поводам – таким, например, как неудавшийся заговор клана Хань Ин против императора. Тем не менее Зал Совета был устроен в каждой резиденции – и в каждой по-своему. В Рассветной Пристани стояли кресла для глав, окрашенные в официальные цвета определенного клана; в Башне же Ветров – причудливые сиденья из распахнутых огромных раковин чэцюй[207], покрытых мягкими подушками. Все сиденья располагались по кругу на одном уровне, лишь над тем, которое, по-видимому, предназначалось главе У Минъюэ, было закреплено выложенное цветными камнями изображение летучей рыбы. Когда-то кланов было семь, как и сидений; с тех пор осталось лишь шесть, но седьмое не стали убирать, а просто накрыли белым полотном. Спинки остальных были задрапированы летящими тканями в цвет каждого клана, на низких столиках слуги расставляли кувшины с прохладительными напитками и блюда с фруктами.
– Глава У – гостеприимный и внимательный хозяин, – тихо заметила Янь Хайлань, наклоняясь к сыну и указывая на подготовленный зал. – Смотри и учись.
– Приветствую главу Янь и молодого господина, – прозвучало сзади. Повернувшись, Шуньфэн увидел адептов клана Хань Ин; впереди стоял сам глава Хань Даичжи. Испытав мимолетное разочарование, что Хань Дацзюэ не приехал, Шуньфэн вслед за матерью учтиво поклонился.
Главу Хань наследник Янь Цзи видел всего пару раз: тот редко выезжал за пределы своих земель, в основном отправляя племянника, и то, что сегодня он явился лично, означало, что происшествие на божественной охоте его изрядно встревожило. Возможно, он чувствовал вину за то, что не взялся за нее сам, а попросил о помощи соседей, и их адепты серьезно пострадали. Впрочем, на его лице не отражалось никаких эмоций; глава Хань напоминал написанный тушью портрет: бледное утонченное лицо, темные росчерки бровей над черной бездной глаз, темные же волосы ниже лопаток, слабые мазки краски на губах и скулах и ярким всплеском – лазурь кланового ханьфу, разбавленная вышитыми цветами магнолии на плечах и груди. На поясе в полированных ножнах – обманчиво легкий на вид меч, носящий одинаковое с хозяином прозвище – «Клинок Магнолии».
«Будь господин Хань Даичжи картиной взаправду, – подумалось Шуньфэну, – то обязательно с надписью наподобие: “Благородный муж знает о своем превосходстве, но избегает соперничества” или “Благородный муж превыше всего почитает долг”»[208]. Если У Иньлин родился с самообладанием, то Хань Даичжи чувства долга боги отсыпали полной мерой, и его же он успешно воспитал в племяннике. Порой Шуньфэн жалел о том, что Советы кланов и тому подобные собрания стали редкостью: казалось бы, война прекратилась, делить больше нечего, почему бы не наладить добрососедские отношения? Он бы с радостью чаще виделся и с У Иньлином, и с Хань Дацзюэ, и с другой заклинательской молодежью… Несмотря на облик и воспитание, каменной статуей Шуньфэн не был; ему оставалось лишь со смирением принимать не чуждые ему человеческие слабости, к которым относилась и жажда общения равного с равными.
Что ж, быть может, нынешние события изменят что-то в этом многолетнем застое.
– Рада, что глава Хань в добром здравии, – говорила между тем Янь Хайлань. – Признаться, не ожидала вас встретить. В последнее время все вопросы за пределами клана решает ваш племянник.
– На сей раз он замещает меня во Дворце Дракона, – качнул головой Хань Даичжи. – Наследнику полезно увидеть разные грани будущих обязанностей.
– Согласна с вами. Мудрость наставников и личный опыт неразрывно связаны, как кожа и мех[209]. Молодой господин Хань ведь уже взрослый? Насколько я помню, они почти ровесники с А-Фэном.
– Уже совершеннолетний, глава Янь. Думаю, что скоро смогу передать ему все дела и уйти на покой. – Губы Хань Даичжи слабо дрогнули в намеке на улыбку, а взгляд чуть смягчился.
Так, за светской беседой, оба главы дошли до отведенных им мест и учтиво попрощались. Усевшись и расправив одеяния, Янь Хайлань наклонилась к устроившемуся чуть ниже сыну:
– Помнишь, о чем мы говорили?
– Да, муцинь. Рядом с благородным мужем допускают три ошибки: с ним говорить, когда слова не доходят до него, – опрометчивость; не говорить, когда слова до него бы дошли, – скрытность; и говорить, не наблюдая за выражением его лица, – слепота[210]. На Совете будут благородные мужи, у которых есть чему поучиться, ведь усердный ученик использует для обучения любую возможность.
– Правильно. – Пальцы Янь Хайлань невесомо прошлись по выпущенным из прически сына прядям, убирая их за уши и разглаживая ханьфу на плечах. Мимолетная ласка, часть их общения без слов. – Наблюдай внимательно, даже если поведение некоторых благородных мужей покажется тебе не слишком… благородным.
– Да, муцинь.
До начала Совета оставалось не больше кэ, и от нечего делать Шуньфэн принялся разглядывать присутствующих. В качестве сопровождения Янь Хайлань взяла с собой всех спутников Шуньфэна на недавней охоте – свидетели лишними не бывают, – и они, расположившись за креслом главы, негромко переговаривались. Глава Хань сидел, спокойно положив руки на колени, и мысли его явно блуждали не здесь: наверное, такими же невозмутимыми были великие мастера древности, живущие отшельниками на вершинах гор и способные отправлять своего энергетического двойника-юаньин в путешествие за пределы тела. Внезапно глаза его широко распахнулись, полыхнули драконьим пламенем и вновь застыли глубоким омутом – все за каких-то несколько мгновений. Шуньфэн проследил взгляд главы Хань: на сиденье в цветах Чжао Ляо устраивался молодой человек в скромном черном ханьфу с шафрановой каймой и вышитыми ветками можжевельника у ворота. Внешность необычная, выделяющаяся не яркой красотой, а странным сочетанием тускло-песочного цвета волос – словно пылью присыпанных – и светлых глаз. Ханьфу простой, но меч дорогой, и в волосах бронзовый гуань в виде листа папоротника с костяными накладками. Рядовой заклинатель не смог бы позволить себе такую роскошь.
За креслом молодого человека стояли всего два адепта в таких же черных одеяниях, но без каймы и вышивки. Незначительная свита для представителя клана… Такой контраст путал. Кто же этот незнакомец?
– Муцинь, – тихо позвал Шуньфэн, заметив, что и она пристально разглядывает нового гостя, – кто это? Слишком молод для главы клана Чжао.
– Это наверняка его сын, Чжао Шаюй, – так же тихо ответила Янь Хайлань. – Никогда его не видела и не думала, что он уже настолько взрослый. Старик Чжао давно не напоминал о себе. Не удивлюсь, если молодой господин Чжао прибыл на Совет против воли отца, хотя… – Не договорив, она резко втянула воздух сквозь стиснутые зубы – самое яркое проявление раздражения, которое глава Янь позволяла себе на людях. Шуньфэн быстро повернулся ко входу в зал. Ну разумеется.
Правящая семья клана Чу Юн явилась в полном составе. Узнав о том,
