– Ага, записываю… Спасибо.
Затем Павлуша набрал еще один номер:
– Могу я поговорить с профессором Скрипченко?.. Ушел?.. Можно мне его сотовый?… А домашний?… Поймите, речь идет о жизни и смерти! Дайте хотя бы адрес! Угу. Спасибо. До свидания!
– Кто такой этот профессор Скрипченко, – спросила я Идмона.
– Не знаю.
– А как узнать?
– Можно вернуться домой, прозвонить эту организацию, если она существует в наше время, конечно, и выяснить.
– Отлично, ведите!..
Беру Анжелу за руку. Она пребывает в несколько лихорадочном возбуждении от тех событий, свидетелями которых мы стали. Не мудрено! После того как я перемещаю ее на кухню, она пулей летит в комнату, а затем так же стремительно возвращается обратно с ноутбуком и беспроводным модемом в руках. Затем она что-то долго ищет в Интернете, ругается время от времени и вскоре поворачивает ко мне экран:
– Никаких правительственных организаций «Штамм» нет и в помине. Но я нашла данные о частной лаборатории с одноименным названием. Кажется, они занимаются исследованиями штаммов гриппа и практикуют вакцинацию от птичьего и свиного типа этого вируса.
Кстати вакцину они разработали сами – вот объявление о проведении профилактических прививок и телефон.
– Звоните, Анжела!
– Сейчас. – Она берет трубку от радиотелефона и набирает номер, указанный в объявлении. – Можно мне профессора Скрипченко? – спрашивает невидимого собеседника. Затем она задумчиво опускает телефон на стол:
– Они не знают никакого профессора Скрипченко, Идмон, – сказал она растерянно. – Предложили поговорить с каким-то кандидатом медицинских наук Красько Юрием Никифоровичем.
Хм… Красько Юрий Никифорович.
– Анжела, а Вам не кажется эта фамилия знакомой?
– Нет.
– А я вот, кажется, где-то ее слышал, или видел, или… – внезапно на меня словно озарение находит, – Анжела, это же отец Глеба!
– Отец?..
– Да! Помните, что было написано у Глеба на бейджике – Красько Глеб Юрьевич! А Юрий Никифорович Красько – это его отец!
– И что из этого следует? – Анжела все еще растеряна. Да и я тоже не в лучшей форме, если честно.
– Не знаю. Может быть, Павел звонил в эту организацию, чтобы поговорить с ним?
– Тогда почему он спросил профессора Скрипченко, а не…
– Не знаю. Вероятно, отца Глеба не было в тот момент в городе, и Павел знал об этом?.. В конце концов, господин Скрипченко мог гораздо позже появиться в этой организации, чем отец Глеба – этим и объясняется тот факт, что в «Штамме» его знать не знают. И возможно это произошло уже тогда, когда среднестатистическая частная лаборатория приобрела статус правительственной организации… Все возможно.
– И что теперь делать? – спросила меня Анжела.
Ну, что я могу ей ответить? Что я сам не знаю? Она ведь не этого ждет.
– Нам надо попасть к Глебу домой. Посмотреть на его отца. Когда я увижу его, тогда мы можем попробовать выяснить, почему Павел звонил профессору Скрипченко вместо того, чтобы сразу связаться с его отцом…
Беру Анжелу за руку. Мысленно представляю себе лицо Глеба и прошу Великую Богиню на понятном ей древнем языке переместить меня туда, где живет этот мальчик, и спустя мгновение мы с Анжелой оказываемся в незнакомой квартире.
Глава 6
В комнате пахнет духами и ванильными булочками. Самым внушительным предметом в ней является громоздкий, вытянутый во всю стену книжный шкаф. Большинство книг в нем на околонаучную тематику: биология, медицина, справочники редких насекомых, химия, вирусология, и все в таком духе, но так же попадаются детективные и фантастические романы. Плюс обилие фотографий в рамках. В основном: женщина, мужчина и ребенок – Глеб.
Чувствую себя как грабитель какой-нибудь, даже естественное в такой ситуации любопытство сильно попахивает скопом партизан влезших на вражескую территорию. Впрочем, Идмон ведет себя так, как будто всю жизнь провел сыном полка в каком-нибудь подразделении лазутчиков: деловито ходит по квартире, рассматривает, уходит в другую комнату, возвращается, опять уходит.
Странно, что в квартире никого нет. Судя по времени суток сейчас или очень раннее утро или почти вечер. То, что электронные часы показывают 06:08 может означать и то, и другое. Хотя, не во времени дело. Квартира выглядит так, как будто люди, живущие в ней, появляются здесь раз в неделю: легкий налет пыли на мебели, кое-где валяются носильные вещи, на кухне в раковине горка невымытой посуды, на окне почти засохшие кусты фиалок…
– Никого, – сообщает мне мой спутник спустя минут десять.
Очень ценная информация – я поняла это почти сразу, как мы здесь появились!
Идмон несколько минут задумчиво смотрит на фотографии в книжном шкафу, затем сообщает:
– А ведь он умер, Анжела.
– Кто?
– Отец Глеба, – все таким же отрешенно-монотонным голосом отвечает Идмон.
– Быть не может, – я всплеснула руками от удивления, – он же должен быть еще достаточно молодым человеком!
Странно все это как-то. Смерть как будто волочится за нами весь этот безумный день, ни на секунду не теряя бдительности, того и гляди и нас подкараулит за каким-нибудь из поворотов лабиринта чужих судеб, где мы не переставая бродим с утра.
– А от чего он умер? – спрашиваю своего спутника в надежде на то, что он знает ответ, но вопреки моим ожиданиям он, пожав плечами, отвечает:
– Не знаю. Простите, Анжела, но я не могу этого выяснить только по фотографиям. Они сделаны в те годы, когда Юрий Никифорович Красько был здоров и полон сил. Как бы я не хотел, но я не могу найти следов какой-либо болезни. Возможно потому, что он умер какой-нибудь внезапной смертью, например, попал под машину или… Что-нибудь в этом роде, в общем.
– Может быть, нам поискать более новые фотографии?
– Как? Мы не можем ни к чему прикасаться, потому что по сути нас здесь нет.
– Ну, да. – Понимаю, что Идмон прав, – А что же тогда делать? – сдаваться мне не хотелось, но я пока не вижу никакого решения.
– Мне надо подумать, – говорит мне мой проводник во времени. – Давайте вернемся на Вашу кухню, чаю попьем. Я очень устал, у меня уже практически нет сил ни на перемещения, ни на размышления.
– Да, конечно. – Я вижу, что Идмон действительно слегка бледен, поэтому без лишних слов беру его за руку…
Первым делом проверяю как там мой малыш. Спит, раскинув ножки и ручки в разные стороны, словно звездочка небесная, сопит и улыбается во сне. Накрываю его фланелевой простынею и возвращаюсь на кухню к Идмону. Он сидит в той же позе, в которой я его оставила минуту назад: немного сгорбившись, положив подбородок на свои здоровенные кулачищи.
Молчит… Размышляет о чем-то наверное.
Пока я ставлю чайник на плиту, вспоминаю, что о многом хотела его расспросить. Не долго думая, перевожу свой внутренний монолог во внешний мир:
– Идмон, давно хотела Вас спросить… – чувствую себя немного не в своей тарелке оттого, что собираюсь выяснить, но любопытством терзаться гораздо болезненней. – Можно?
– Да, конечно, если я смогу ответить, то обязательно сделаю это.
– Мне показалось, что Вы многое знаете о том, что происходит с человеком после того, как он умирает… Вы можете мне об этом рассказать?
– Могу, но не слишком много.
Я выжидательно замолчала, дабы Идмон мог сосредоточиться и изложить интересующую меня информацию.
– После смерти ничего особенного не происходит, – начал Идмон. – Человек просто переходит из одного мира в другой, как школьник переходит в следующий класс.
– И все? – моему удивлению не было предела. – А другой мир это Рай и Ад?
– Анжела, при чем здесь Рай? Рай – это понятие христианской религии.
В Библии написано, что Рай находится на Седьмом Небе. Совершенно конкретные координаты, между прочим… В руническом алфавите есть две руны – Небо и Небеса. Так вот: небо – место, где нет Бога, а место, где нет бесов называется «небеса».
– А я слышала об этом – Михаил Задорнов говорил об этом на каком-то из своих концертов…
– У Предков не было и в мыслях попасть после смерти в какой-нибудь Рай и зависнуть в нем до скончания Вселенной, – невозмутимо продолжал мой гость. – Вам это кажется привлекательным? Проведя в Раю несколько тысячелетий, Вы от скуки начнете на Луну выть, а может быть и раньше.
– Я об этом как-то не думала…
– Почти никто не думает, не волнуйтесь. Мы приходим в этот мир для того, чтобы научиться создавать, созидать. А чтобы научиться создавать, нужно, прежде всего, научиться любить – так говорил мой Учитель. Вспомните, чем мы занимались, когда были маленькие – строили города из кубиков и песка, лепили животных из глины и пластилина, шалаши из веток собирали, в юности многие из нас писали стихи или рисовали картины. Это были наши первые опыты создания чего-либо из подручных материалов. Для нас этот мир примерно как пятый класс для школьника. Выполнил программу – переходи в шестой класс, не выполнил – оставайся на второй год. Называется это «инкарнация», когда Бог Варуна и Богиня Карна возвращают человека обратно, если он не научился тому, чему должен был научиться или не выполнил того, что должен был выполнить. Конечно, гораздо проще верить, что если будешь жить праведной жизнью, то поселишься после смерти в Раю, будешь есть фрукты, пить Нектар, купаться в радости, гулять по Райскому саду и все такое прочее. Но богам не нужны ленивые, самодовольные от собственной святости, нахлебники. Они ждут от нас, людей, что мы пройдем наше обучение в этом мире – на Земле – и в следующих мирах, и вскоре сможем стать их помощниками! Такие вот дела, Анжела.
