Генералу нравилось все это меньше и меньше. Он не ожидал, что будет столько хлопот с этим мальчишкой. «Дипломат… твою мать!!» — выругался про себя Андрей Иванович. Вслух — не по чину.
Глава тринадцатая
Наконец — завершено
Степан Иванович Шешковский сильно задержался в учреждении. Шел он пешком домой по темноте, тросточкой помахивая, и вспоминал дела и делишки, которые в обилии навалил на него начальник. Только головой крутил, вспоминая. И Вельяминов не шел из головы. Да, сложное дельце досталось, но Андрей Иванович умен. Если только скажет мальчишка слово против Бестужева, прибавление к лопухинскому делу будет весьма увесистым, кстати, и благодарности от графа Лестока можно ожидать немалой. Но генерал-аншефу благодарность такая не к чему, он в усердном исполнении дела уже награду видит, а вот ему, Степану Ивановичу, вовсе и не помешает…
В этих приятных мыслях Шешковский забылся. Он уже не видел растворявшейся в сумерках Невской першпективы, по которой легко вышагивал, размахивая тростью. Славное обеспеченное будущее под теплым крылышком грозного для всех и милостивого для усердных подчиненных начальника Тайной канцелярии ярко рисовалось в сладких мечтаниях Степана Ивановича. Он не заметил, как остановилась чуть обогнавшая его карета, и очнулся только, когда кто-то крепко стиснул его локоть, а затем ему наглухо зажали рот. Степан забился в руках злоумышленников, пытался что-то промычать, взывая к Богу, к милосердию нападавших, а также к состраданию мимо проходящих (он не видел, что таковых, увы, не было), но уста его зажали еще крепче, так что он едва не задохнулся. Меж тем другой нападавший связывал ему руки за спиной. В таком неприглядном виде бедного Степана Ивановича поволокли к ожидавшей карете. Здесь его кинули на подушки сидения, причем какая-то дама быстренько придвинулась к окну, давая пленнику место, складки ее черного платья, колыхнувшись, задели колени Степана. Лицо дамы скрывала густая вуаль. Человек, кинувший Шешковского в карету, спокойно уселся рядом с ним, и Степан Иванович оказался между ним и таинственной дамой. О том, куда делся второй нападающий, Шешковский не задумался, а этот второй был уже на козлах и что было силы погнал лошадей. Степан открыл рот, который уже никто не затыкал, хотел произнести что-то страстное, исполненное достоинства и презрения к своим похитителям, но вместо этого у него вдруг вырвалось громкое:
— А-а-а-а!!
Женская ручка в перчатке тут же вынырнула из складок платья, и зажатый в ней пистолет уперся прямо в висок бедного Степана Ивановича.
— Замолчите! — было сказано одно слово лишь приглушенным женским голосом.
Степан мгновенно повиновался. Заговорил мужчина, у которого шляпа была надвинута на глаза так, что тень от широких полей скрывала лицо:
— Степан Иванович, не бойтесь и не кричите. Зла мы вам не желаем.
В этот миг Шешковский вспомнил наконец что он агент грозного государственного учреждения и начал делать то, с чего должен был начать с самого начала: он попытался вернуть себе утраченное хладнокровие и принялся лихорадочно соображать, что бы все это значило. Но все его усилия вылились в полувнятное бормотание:
— Кто вы и что вам угодно?
Дама лихорадочно дернулась, пистолет описал полукруг перед носом Степана Ивановича, что отнюдь не способствовало возвращению ему бодрости, и тут же ее молодой страстный голос прерывисто произнес:
— Нам угодно знать, где Александр Вельяминов.
Степан вздрогнул.
— Кто это такой, не знаю… — забубнил он.
С другой стороны сжали локоть так, что Степан вскрикнул.
— Отвечайте на вопрос, сударь, — было сказано Павлом Мстиславским. — Мы, конечно, не имеем чести состоять на службе в вашем родимом учреждении, а потому не будем применять к вам хорошо известных вам способов развязывания языка, однако, ежели я вам сейчас просто морду набью… Прошу прощения, сударыня!
Степану такая возможность очень не понравилась, однако отвечать он не спешил. Он переводил разговор с мужчины на даму, и вдруг широко ухмыльнулся.
— Значит, вы не подумали о том, что придется отвечать перед его превосходительством, Наталья Алексеевна Вельяминова? Да-да, это — вы, как бы вы не закрывали лицо и не изменяли голос! Больше просто не кому. А вас, сударь, я не имею чести знать, но, думаю, для Андрея Ивановича не окажется слишком трудным…
— Погоди, Андрею Ивановичу твоему еще призраки с того света являться будут! — прервал его Павел Дмитриевич. — И тебе того ж не миновать, славный ты ученик. Но сейчас, запомни, не на твоей стороне сила! Сейчас я буду тебя допрашивать. Слышал? Отвечай — куда запрятали Александра Алексеевича? И — за что?
Шешковский нервно заерзал на сидении. Ему было страшно. Но мысль о том, что, если он сейчас выкупит свободу ценой откровенности, то завтра ему придется объясняться с прямым начальством, была еще страшнее. Он молчал. И разглядывая в полумраке кареты через вуаль его лицо, Наталья усмехнулась.
— Александр у них — теперь сие ясно как день.
— Я этого не говорил! — взвился Шешковский.
— Считайте, что сказали, — усмехнулся, в свою очередь Павел. — Да, да, сказали, и генерал-аншеф обратному явно не поверит.
— Да я вас сейчас… — эх, руки-то связаны. — Трое на одного! Разбой, безззаконие… ох! благородные господа, да еще дама — слабый пол… Какое бесстыдство, Бога не боитесь…
— Кажется, сейчас он начнет проповедовать Христовы заповеди, — пожала плечами Наталья. — Степан Иванович, да очнитесь, наконец. Ведь вы даже не знаете, куда мы вас везем.
— А куда вы меня везете? — боязливо поежился Шешковский.
— А везем мы вас к вам же домой, — ответил Павел. — И, уверяю, обижать вас не желаем.
— Да врете вы все, — отчаянно махнул рукой Степан Иванович.
«Эх, ведь утопят сейчас в Неве, да и дело с концом, — тоскливая мысль прочно утвердилась в сознании Степана Ивановича. — И дернул генерала лукавый связаться с этим мальчишкой бесноватым!»
— Так значит, Александра Вельяминова тайно похитили по приказу генерала Ушакова из села Горелово… — начал Павел.
— А если знаете, чего мучаете? — буркнул Степан.
— Мучаем! — вышла из себя Наталья. — Мы — вас?! Или не вам лучше иных знать, как мучают людей?! Как вы мучили Александра? Что с ним сделали в вашем проклятом учреждении? Нет, вы не поняли, что пистолет мой заряжен, да я сейчас просто!..
— Да жив он, этот ваш проклятущий Сашка Вельяминов! — Степан Иванович тоже сорвался на крик, и, рванувшись, попытался разорвать веревки, впившиеся в кисти рук. Тщетно. — Жив и здоров, вроде…
— Вроде?!
— А я вам, сударыня, не лекарь!! Я бы на месте генерала его давно заживо зажарил! Не по-ло-же-но… Тайное следствие… Сподручный вице-канцлера… Эх, да руки хоть развяжите, говорю: беззаконие, душегубство.
— Кажется, он достаточно сказал, — изрек Павел. Шешковский понял это по-своему:
— Не убивайте меня! — завопил он. — Я все вам расскажу, все…
И из него полилось потоком чистосердечное признание.
Наконец, он замолчал, откинулся, как мог, на спинку сидения и закрыл глаза. Вид его красноречиво говорил: «Все, а теперь я не желаю больше знаться с вами, и слова больше не скажу, что бы вы ни делали!»
— Достаточно? — спросил Павел Наталью.
Она взволнованно кивнула, и Павел чувствовал, что она едва сдерживается.
— Ну что ж, — у Павла оказалась в руках рюмка, появилась бутылка красного вина, которое тут же было предложено Степану Ивановичу.
— Нет!! — закричал Шешковский, и сделал резкое движение, пытаясь толкнуть рюмку.
— Вот вам крест, — серьезно сказал Павел Мстиславский, — что мы вас не отравим, и вообще ничего плохого не сделаем… Однако выпить придется.
— Нет!
— Он мне надоел! — шевельнулась Наталья, и вновь, в который раз увидел несчастный Степан Иванович пугающий его пистолет. Он по долг у службы прекрасно умел разбираться, серьезно ли настроен человек, или только так, стращает. Наталья не стращала.
— Так вы клянетесь, что… — пробормотал Шешковский.
— Вот вам крест! — повторил Павел.
Со слезами на глазах, бормоча молитву, Степан Иванович втянул в себя крепко-сладкую жидкость. «А ничего винцо…» — подумал он, засыпая.
Очнулся Шешковский в своей постели. Долго смотрел в потолок. А потом позвал слугу.
— Я… ты… откуда… — забормотал он. — Откуда… меня… взяли?
Старый слуга не удивился столь нескладному вопросу.
— Да-а… ничего подобного уж и не припомнится за вами, Степан Иванович! Однако нашли вас прямехонько возле дома, где вы под забором валяться изволили.
— Я?! — едва не задохнулся Шешковский. — Под забором?!
— Так, барин. Чего ж, с каждым случиться может… Дело такое…
— Ну… пошел.
И Степан вновь уронил голову в подушку. Вот и доказывай теперь, что тебя похитили, когда вон, люди подтвердят, что в скотско-пьяном виде непотребном ночь под забором провел!
