Вообще-то, Боб – техник группы, и в сочинении песен участия никогда раньше не принимал. Но на мое предложение он откликнулся с воодушевлением. Первую строчку задал, естественно, я:
– Ты нашла свое место,Неприкаянная душа…
Боб подумал-подумал и выдал:
– … Ты закатана в тесто,Но не вышел пельмень ни шиша.
– Ты чего это несешь? – удивился я. – Какое тесто, какой пельмень?!
– Ну, это образно, – смутился Боб. – Имеется в виду, что душа не материальна, и никакого толку ее помещать в не свойственную ей оболочку нет. Вот, например, душа Вадика, она должна быть в его же теле, иначе – все неправильно. А «ни шиша» это я так специально по-рок-н-ролльному грубовато придумал.
Я внимательно к нему присмотрелся. Нет, вроде, не шутит и не издевается. Ладно…
– Давай-ка еще раз попробуем, – предложил я и, отбивая ритм по коленке, повторил:
– Ты нашла свое место,Неприкаянная душа…
На этот раз Боб выдал даже без паузы:
– … Ты с родного насестаПетухом упорхнула, шурша.
– Почему петухом? – снова потребовал я объяснений.
– Потому что с насеста, – не напрягаясь объяснил он.
– А почему шурша?! Чем?!!
– Крыльями! Что ты придираешься?! Придумай лучше, если такой умный!
– И придумаю, – пообещал я и, опять постукивая себя по коленке, тихонько, почти про себя, повторил «для разгона»:
– Ты нашла свое место,Неприкаянная душа…
Но Боб, не дав мне опомнится, выпучил глаза и выкрикнул:
– … Не желая жить пресно,А, как кот, свою шерсть пуша!
Увидев испуг в моих глазах, Боб завопил:
– Чего, тебе опять не нравится?! Идеальные строчки! Когда мой Рыжий беспокоится, у него шерсть дыбом встает! А у твоей Мурки нет, что ли?!
– Встает, – вынужден был признать я.
– Вот я и применил аллегорию. Душа не хотела жить скучно, то есть, пресно, а хотела жить неспокойно, то есть, шерсть дыбом! То есть, беспокойно! То есть, пуша!
– Нет такого слова – «пуша»! – заорал я.
– Нет, так будет! – парировал Боб. – Это поэзия! В поэзии надо идти непроторенными тропами! Бездарь несчастный!
– Вот что, – сказал я, заставляя себя успокоиться. – Ну ее, эту песню. Давай не будем ее сочинять.
– Ну и не сочиняй, – пожал плечами Боб. – Тебя никто и не просит. Я ее сам сочиню.
Я даже не знал, что ему и ответить, но наш неожиданный поэтический конфликт разрядился сам собой. Раздался голос деспетчера:
– Внимание. Межпланетный шаттл «Золотой хвост», прибывающий с Марса, заходит на посадку. Встречающих просим пройти к площадке номер четыре.
Народ зашевелился. Мы тоже снялись со своих мест и направились к подземному переходу.
Зависнув над космодромом, многотонная туша корабля медленно опускалась на один из зеркальных приемных кругов, разбросанных по зеленому полю аккуратно постриженной травы. Все-таки я до сих пор не могу смотреть на это без благоговения. При том, что я – один из немногих, кому посчастливилось слетать в космос. Перелеты в пределах Солнечной системы – дело сегодня все-таки очень ещё дорогое.
Самое замечательное в посадке шаттла – тишина. Абсолютная, но не ватная. Тишина живая, естественная. Слышно дуновение ветра, слышно сопение соседа, слышно, как что-то хрустнуло под чьей-то ногой, но это шумы посторонние. А сам гигантский конус космического судна слипается с площадкой, не издав ни звука.
И только через несколько секунд после полного приземления, когда отключаются антигравы, ноги ощущают волну сотрясения почвы, и раздается низкий утробный раскат, словно сама Земля стонет, приняв на себя невыносимую тяжесть… Класс! Но мы сюда не любоваться приехали.
Мы изо всех сил вглядывались в фигурки высыпавших на траву пассажиров, ища глазами медицинскую каталку. Но нет, никаких каталок не было. Люди тонким ручейком двинулись в нашу сторону. Я уже понял, что информация Козлыблина о прибытии тела оказалась неверной, когда Боб возбужденно загомонил:
– Смотри! Вон! Двое в форме! Видишь?! Вон! А между ними?.. Видишь?!
И я увидел. Тело очнулось. Оно преспокойно шло собственными ногами под ненавязчивым конвоем двух офицеров космической медслужбы.
– Ёлки! – воскликнул Боб. – Это ж надо!
– Ничего не понимаю… – признался я.
– Чего тут понимать-то? – всплеснул руками Боб. – Ты что, правда, не въезжаешь? Никуда он не скачался, а все-таки только скопировался. И теперь на свете есть два Козлыблина – один этот, реальный, другой у нас – виртуальный.
– Думаешь?
– Чего тут думать? Факт налицо.
Вадик узнал нас издалека, запрыгал и замахал руками, а когда поравнялся с нами, принялся обниматься и жать руки с криками:
– Ребята! Привет! А вы как тут?! Кого встречаете?!
– Кого встречаем? – саркастически усмехнулся Боб, но я ткнул его локтем в бок, и он закончил: – Да никого. Так. Песню сочиняем. Впечатлений набираемся. Для вдохновения.
– Козлы, блин! – обрадовался Козлыблин. – Я вам потом такого нарасскажу, на целую оперу хватит! Я ведь с Марса.
– А мы не догадались, – съязвил Боб.
– Прошу прощения, – вмешался один из козлыблинских сопровождающих, мужчина неопределенного возраста. Выглядел он слегка растерянно. – Ваш друг находится во временном карантине. Мы уполномочены свести к минимуму его контакты с посторонними лицами…
– Да ладно, – махнул рукой Боб, – у нас еще есть…
Я снова ткнул его в бок, да так, что он аж вздрогнул и выдавил из себя:
– … Друзья. Другие.
– Извините, – вмешался я, – один вопрос. Скоро этот карантин закончится?
– Трудно сказать, – сказал мужчина. – Думаю, дня через два. Насколько я понимаю, раз вы находитесь здесь, значит вы имеете допуск к определенной информации о Марсе?
– Да, – подтвердил я, – мы были там и подписывали бумагу о неразглашении.
– В таком случае, пожалуйста, имейте в виду, что все, касающееся пребывания на Марсе вашего друга и его возвращения, относится к информации того же разряда.
– Хорошо, – отозвался я, – мы учтем это.
– Всего доброго, – кивнул он, и троица двинулась дальше, к выходу.
– Я скоро буду! – крикнул нам Козлыблин, обернувшись. – Всем привет!
Когда мы рассказали об этом нашем свидании Козлыблину виртуальному, мы ожидали с его стороны чего угодно, только не радости. Но мы ошиблись.
– Значит живой?! – орал он, приплясывая на экране. – Вот класс! Вот ништяк! И на Земле?!
– Чему ты радуешься, я не пойму? – удивился Боб. – Тебе-то что с этого? Его тело занято, а он радуется.
– Дурак ты, Боб! – откликнулся Козлыблин. – Я ведь почему хотел в тело вернуться? Потому что жаба давила: есть тело, оно, вроде бы, моё, а его убить могут. А теперь, когда выяснилось, что у него есть хозяин, чего мне жалеть-то?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
