В 400 году основная часть населения Европы жила мелкими общинами, связанными между собой сетью родственных отношений и разговаривавших на множестве языков и диалектов. Некоторые напрямую подчинялись Риму, другие были включены в систему экономического оборота, в которой главенствующую роль играли римские деньги. Пятью столетиями позже начала складываться география современной Западной Европы: установились национальные территории, как правило, объединенные по принципу общего языка, вместе с ними окончательно оформилась и вся церковная организация епархий и приходов, управлявшая верующими континента через тщательно проработанную систему предписаний, уложений и церковного права. К концу «темных веков» европейские монархи осуществляли свою власть при поддержке и с учетом мнения родовой аристократии, чей статус обеспечивался подконтрольными ей внутри королевств областями. Потенциальный конфликт между светской властью королей и духовной властью пап и епископов обернулся взаимовыгодным сотрудничеством, в рамках которого монарх получал церковный статус защитника веры, оставаясь при этом формально вдали от церковных дел. Крестьяне даже перешли на время в свободное состояние и смогли вести хозяйство, не сдерживаемое ни прежним жестоким налогообложением со стороны Рима (которое едва давало большинству сводить концы с концами), ни установившейся позже системой феодального землевладения.
Хотя фундаментальное строительство европейской цивилизации целиком протекало в так называемые «темные века», подробные свидетельства о том, почему оно приняло именно ту форму которую приняло, досадно малочислены. Вину за эту неясность мы можем частично возложить на процветание позднейших времен: средневековые строители сносили саксонские и меровингские церкви, чтобы построить на их месте новые, а рост промышленных городов разрушил основную часть материального быта той эпохи (например, остатки обителей в Уирмуте и Ярроу, связанных с именем Беды Достопочтенного, погребены под нынешним Тайнсайдом). Запутанная система «монашьих тропок», каменных и колейных дорог, как правило, скрывалась новым мощением в следующие века. Документальные источники редки и, что еще хуже, часто далеки от реальности — являясь преимущественно сочинениями монахов, жаждущих продемонстрировать торжество христианства над темными силами язычества или рассказать о спасении народа, произошедшем через принятие истинной веры. Тем не менее в последнее время появилось достаточно материала, позволившего историкам создать новый образ этой эпохи — образ, в котором попросту растворились многие из привычных исторических вех нашей цивилизации.
У расхожего представления о раннем Средневековье всегда была основополагающая идея, которая заключается в том, что единство является, или являлось, идеалом европейской цивилизации. Если Римская империя и Карл Великий обеспечили политическое единство континента, то католическая церковь и франкское завоевание, начиная примерно с 900 года н. э.. дали единство духовное и культурное. Всякое отклонение от этих «идеальных» единств подзразумевало хаос, анархию и разрушение. Хотя варварские нашествия после 400 года н. э. уничтожили объединяющие структуры римской цивилизации, христианству удалось сохранить себя в изолированных сообществах, и таким образом после 600 года н. э. миссионеры уже смогли отправиться в варварские земли Англии, северной Гкллии, Нидерландов и Германии для обращения язычников в истинную веру. Родилась христианская культура, однако даже Карл Великий, выдающийся объединитель. не сумел надолго сковать единством континент, на котором заправляли варварские короли; как следствие, все пришло к тому, что на карте Европы возникли отдельные государства.
Нас учили, что падение Римской империи было вызвано массированным притоком варварских народов, который она отчасти сама же и поощряла. Но понятное пристрастие к впечатляющим жирным линиям на карте заставляет придавать «племенным» миграциям и вторжениям непомерно большое значение. Движение людей и культур наверняка было процессом постепенным — непрерывным дрейфом, порожденным нескончаемыми метаморфозами жизненного пространства. Одна из недавних гипотез гласит, что гранцы империи встали барьером на пути естественной человеческой миграции с востока на запад и позже с севера на юг. Эта миграция, связанная с климатическими изменениями и экстенсивным хозяйствованием, происходила на протяжении столетий, медленно пермещая малые людские группы с востока через всю карту Европы. Римское завоевание Галлии, западной Германии, Дакии, Британии и других окраинных провинций, установление постов таможенной службы и пограничной стражи остановило эту миграцию, что привело к скоплению населения во внешних областях. Именно это популяционное давление, а не слабость имперского центра, стало самым важным фактором подрыва римского влияния на окраинах. Эти внешние поселенцы не жили в отрыве от римского мира, они были включены в римскую торговую систему, кто‑то перенимал культурные привычки римлян, их вожди входили в сношения с имперскими властями. Варваров звали воевать за империю и даже приглашали формировать собственные легионы внутри армии, компенсируя службу землей и деньгами — тем самым неявно признавая как потребность варваров в земле, так и наличие ее ресурсов у империи. Число варваров, находившихся на военной службе Риму, росло все быстрее, происходило размывание власти, а раздоры между группами вели не столько к коллапсу империи, сколько к утрате центральной инстанцией решающего значения.
Некое впечатление о нагнетавшемся внутри империи напряжении позволяет составить непростая история взаимоотношений между Аларихом и римскими властями. В конце IV века Аларих, вождь вестготов, был приглашен Феодосием на службу в Западную империю, где ему поручили командование готскими частями имперской армии. Однако после смерти имератора он откочевал на юг, в Грецию, и там получил предложение от восточного императора Аркадия за вознаграждение вторгнуться в Италию. После поражения от отрядов нового западного императора Гонория он вновь получил денежное предложение сменить союзника, но, так и не увидев обещанного золота, в 410 году захватил Рим и подверг его разграблению — к тому времени, правда, двор императора находился в Равенне, и Рим не представлял политического значения. И хотя взятие Рима стало рубежным и символическим событием, в целом варвары не преследовали цели разрушения империи — они пришли на юг в поисках земли и безопасности, а не для того, чтобы сеять насилие и хаос. Переселение народа, которое задним умом ощущается как поворотный эпизод истории, на самом деле было преимущественно мирным и постепенным.
Хотя в результате ослабления центральной власти Рима местные жители обрели больший контроль над своей территорией, это не было простой передачей власти из одних рук в другие. Все хозяйство Западной империи было самым тесным образом завязано на ее выживание. Разные провинции процветали в разное время и в разной степени, но общая экономическая система работала за счет циркуляции денег, добываемых через налогообложение с помощью армии и гражданской администрации и в свою очередь расходуемых на поддержание и строительство публичных зданий, приобретение продовольствия, снаряжения и прочих необходимых товаров. В этой системе местные жители удерживались в состоянии, близком к нищете — в их среде болезни и недоедание были широко распространенным явлением, — а значит, оказывались неспособны дать экономике что‑либо кроме налогов. (На гораздо более урбанизированном Востоке дела обстояли совсем иначе.) Когда римская администрация исчезла, вся система немедленно рухнула, и именно эти события, а не учиненные варварами разрушения, изменили социальную географию Западной Европы столь кардинальным образом.
Модель общественного развития после коллапса империи сформировалась, по крайней мере, в некоторых провинциях, еще во времена кризиса начала III века. Хотя порядок был восстановлен и IV век стал эпохой стабильности и процветания, особенно в западных провинциях Галлии и Британии, империя трансформировалась в более фрагментированное образование, как политически, так и культурно. В каждой области местный «патрон»» (patronus) —правитель, номинально назначаемый Римом, — получил еще больше власти и самостоятельности. По мере того как контакты с Римом стали сходить на нет, он превращался в человека, который выступал посредником между гражданами и остальными подданными с одной стороны и законом и сборщиком налогов с другой. Патроны способствовали поддержанию стабильности, собирая деньги для имперской казны и рекрутов для имперской армии и одновременно держа под контролем граждан и крестьян. (Позднее этот порядок стал образцом также и для феодальной системы.)
