— В общей сложности — может быть.
— Дорогой мой, ты иногда вспоминай, что ты — уже окружной комиссар, а не рядовой агент. Всему свое время. Когда мы с тобой начинали в «Летучем дивизионе» в девятьсот десятом, мы носились, как борзые, высунув язык. Теперь — очередь молодых топтать мостовые.
— Клод, тебе нужна информация о пропавшем миллионере или ты просто из любезности решил узнать, какие у меня шансы на беговой дорожке?
— Старина, мне утром звонил министр, и я его заверил, что ты делаешь все, что в человеческих силах, и даже больше.
— Ты не соврал. Потому и ношусь, высунув язык, как в прежние времена.
— Добрые прежние времена, — вздохнул префект. — Тогда мы охотились на русских террористов, охраняя царских генералов, а теперь выслеживаем тех же генералов, потому что те покушаются на вчерашних террористов.
— О чем это ты, Клод?
— Ну — ну, Рошаль, не темни. Я же знаю, что главный подозреваемый по делу — генерал Згурский. Ты уже допросил его?
— Нет. На следующий день после исчезновения Рафаилова он уехал из Франции.
— Вот видишь! Классический случай! Убийца бежите места преступления.
— Впоследствии не значит вследствие, — напомнил Рошаль.
— Да мало ли, что не значит! Ты же не будешь спорить, что у Згурского имелся прекрасный мотив для преступления. Говорят, Рафаилов украл у верховного правителя России пару десятков миллионов золотом.
— Да, у меня есть такие сведения. Но что даст Згурскому в этом случае гибель банкира?
— Может быть, Згурский его шантажировал? — предположил Симоне. — Шантажировал, а денежный мешок отказался делиться. Не исключено, что это и вовсе месть! Говорят, украденные капиталы поступили Рафаилову для закупки боеприпасов, а тот, не мудрствуя лукаво, прикарманил денежки, чем обрек армию на гибель. Отличный повод!
— Да, но почему — Згурский? Насколько мне известно, он воевал под другими знаменами. И почему именно сейчас?
Опять же украденные деньги продолжают лежать мертвым грузом в банке. Полная бессмыслица!
— Рошаль, по — моему, ты все усложняешь. Ты же знаешь свирепость русских! А Згурский в этом смысле среди них — один из первых. Я думаю, это месть и шантаж. Возможно — порознь, возможно — то и другое вместе. Кстати, министр тоже считает именно так.
— Клод, с каких это пор мнение вчерашнего адвоката для тебя имеет вес? Или ты думаешь, что, став министром, он приобрел заодно с портфелем и твой опыт?
— Анри — Жермен, ну зачем ты так? — теряя бравурно — командный тон, префект вздохнул. — Сам понимаешь — дело Политическое, меня торопят. Что я могу сделать, кроме как требовать результатов?
— На данный моменту меня нет прямых улик против Згурского, — отчеканил комиссар Рошаль.
— Ага, значит, косвенные все же имеются!
— Симоне, ты верно сказал министру — я делаю все, что в человеческих силах. А вместо этого разговора мог бы сделать что — нибудь полезное.
— Рошаль, не могу же я сказать ему, чтоб его превосходительство катился к черту и не мешал работать!
— Почему?
— Потому что он министр! Его очень интересует это дело.
— Да? Тогда пусть приезжает — я и ему подкину работенку.
В дверь постучали.
— Господин окружной комиссар, к вам какой — то оборванец. Говорит, что у него есть информация по делу Рафаилова.
— Прости, Клод, я сейчас занят. — Рошаль повесил трубку на рычаг. — Что еще за оборванец?
— По виду — клошар. Сказал, что его зовут Гаспар Шену, и вы его знаете.
— Шену? Да, знаю. Пусть входит.
Бродяга бочком просочился в кабинет окружного комиссара.
— Мсье Рошаль! Как видите, я не забываю доброту. Хоть жизнь и наказывает меня за слабость и прегрешения, но я все же…
— К делу, Гаспар. Что ты хотел сообщить?
— Я видел автомобиль.
— Тот самый? Где?
— Нуда, тот самый, большой такой. Из него вышла дама, вся такая… в мехах, аромат — на лье в округе… И шофер — негр! Огромный!
— Говори толком! Где ты видел этот автомобиль?
— Неподалеку от Дворца правосудия. Остановился, негр вылез, дверцу открыл… Негр такой черный, весь в белом, автомобиль белый…
— Постой, ты же говорил, что автомобиль был темный!
— Ну да! А этот — белый! Но такой же.
— Что ж ты мне голову морочишь! — возмутился Рошаль. — Негр, дама в мехах… Ты разобрался, какая марка авто?
— Да почем мне знать? У него вроде спереди такой ангел. С колесом в руках.
— «Изотта — фраскини», — отметил комиссар. — Что еще?
— Ничего… Думал, вдруг вам это пригодится. Опять же, может, мне за это награда какая причитается…
— Ступай. — Рошаль вытащил из кармана франк. — На, держи. Вспомнишь что — нибудь существенное — жду с докладом. А нет…
— Все, понял — понял. Две недели за препятствование работе полиции.
— Вот именно, — делая грозное лицо, подтвердил Рошаль. — А «изотта — фраскини» — это уже зацепка. Машина для состоятельных людей, немногим по карману. И во Франции их всего пару сотен, темных — и того менее. Надо проверить в дорожной полиции, на ком записаны подобные авто, не было ли зарегистрировано угонов. Такая зацепка не один франк стоит.
Комиссар нажал кнопку вызова. Дежурный инспектор возник на пороге, ожидая распоряжений.
— Бетиньи, съездишь в дорожную полицию, наведешь там справки. Да, и еще, — перебивая сам себя, продолжил Рошаль: — Ты перезванивал в Сент — Этьен? Есть ли новости о мсье Згурском?
— Все сделал, как вы велели, шеф. Згурский вернулся в Сент — Этьен вчера около девяти вечера и сегодня утром отбыл в Париж.
— Вот даже как? Поистине, неугомонный. Дня не передохнул. Что — нибудь известно о его планах?
— Его секретарь не был уполномочен говорить на подобные темы.
— Не был у — пол — но — мо — о–чен, — нараспев передразнил Рошаль, — такое ощущение, что я звоню в Ставку русского императора! Здесь все же Французская республика! Здесь есть полиция, есть законы!..
Телефон вновь звонко напомнил о себе.
— Здесь Рошаль, — раздраженно бросил в трубку окружной комиссар.
— У аппарата Згурский. Вы хотели меня видеть?
— Да, генерал, — сам не понимая, отчего запнувшись, ответил Анри — Жермен.
— Это касается дела Рафаилова?
— Именно так.
— Вы меня подозреваете?
— Нет, — покривил душой сыщик, — но вы проходите по делу свидетелем, как один из последних, кто видел Рафаилова до его исчезновения.
— Понятно. Комиссар, у меня мало времени и много дел, Сейчас я собираюсь обедать. Если удобно, могу заехать за вами, и отправимся в выбранное вами место. Надеюсь, с пристойной кухней, чтобы там решить все интересующие Сюрте вопросы. Устроит такой вариант?
— Да, вполне.
— Тогда через пятнадцать минут я буду возле Сюрте Женераль.
— Через пятнадцать минут, или минут через пятнадцать?
— Через пятнадцать минут. Спускайтесь к выходу, мой автомобиль — «изотта — фраскини» цвета «русский медведь» — не перепутаете.
Май 1924Профессор Дехтерев поглядел на закипающий чайник и невольно отметил собственное сходство с этим немудреным агрегатом: радостные эмоции настолько переполняли его, что казалось, не сними он при входе канотье, оно бы запрыгало на голове, словно крышка.
— Подумать только, — в который раз за последний час всплескивал руками он, — просто чудо какое — то!
Профессору хотелось сказать что — нибудь совсем другое — более значимое, настоящее. Однако слова будто разбежались от наплыва чувств. Он глядел на сидевшую рядом Татьяну Михайловну, очарованный ее мягкой улыбкой — чуть печальной, но оттого еще более обворожительной.
— Как же так? Я уж, признаться, и не надеялся.
Попав в уютную профессорскую квартиру, заставленную стеллажами книг и милыми безделушками, Згурская медленно оттаивала душой. Перед ее глазами вновь, но как — то уже издали, всплывали сцены ночного ареста, дни, проведенные в бандитском схроне, путешествие в Москву по уши в песке. Всё это ей сейчас казалось невероятным приключением. С безысходной ясностью Татьяна Михайловна понимала, что милейший профессор и есть причина ее несчастий, но не решалась сказать ему об этом.
— Вы как чай желаете — с сахаром? А то вот есть еще замечательная бухарская халва! Только утром сегодня в Моссельпроме купил целый фунт! Как чувствовал! Нет, ну как замечательно! Я — то думал — вы уже где — нибудь в Париже!
— Признаться, я тоже была удивлена, увидев вас здесь.
— Да, Татьяна Михайловна, это случай. Его величество Случай! Единственный всемогущий монарх в нашей республиканской стране. Но я не жалею, может быть, даже к лучшему, что остался здесь, а не уехал за сто верст киселя хлебать. Эта революция — настоящее обновление! Слом всего старого, отжившего! Если есть в мире достойное место для воплощения новаторских, революционных идей, то это именно Советская Россия! Я утверждаю, что никакая иная страна сейчас на такое не способна! Ни чопорная, надутая Европа, ни Америка со своим вечным подсчетом барышей. Да — да, именно Советская Россия! Здесь все теперь будет по — другому. Вот посудите сами: мой дед был дегтярь — обычный дегтярь. Его сын, мой отец — в юности работал на лесопилке, выучился грамоте и смог подняться до писаря в волостной управе. Не ахти какое место, но мне образование он дал. Братьям — сестрам моим — тоже. И все они стали достойными людьми. А теперь — вы только подумайте, Татьяна Михайловна, — целое государство печется о том, чтобы образовать свой народ, вытащить из грязи и свинства! Теперь у нас повсеместно будет не три класса церковно — приходской школы, а добротное среднее и высшее образование!
