— Объясни.
— Я не могут допустить, чтобы вас привело сюда только Расположение ко мне или преданность делу, которому я служу.
— Очень может быть.
— Ну так раскроем карты. Кто бы вы ни были сами по себе, но, во всяком случае, вам решительно все равно, на чьей стороне окажется счастье в борьбе, которая раздирает сейчас эту несчастную страну.
— Ты прав.
— Не правда ли? Вам ведь все равно, будет ли Техас свободен или порабощен?
— Совершенно все равно.
— У вас должны быть, следовательно, какие-либо иные причины, побуждающие вас действовать таким образом.
— Всему есть свои причины.
— Разумеется — вот их-то я и хотел бы знать.
— А если я не скажу тебе этого?
— Ну так я не приму вашего предложения.
— Напрасно.
— Может быть.
— Подумай.
— Это решено.
На минуту оба замолчали. Старик первым возобновил разговор.
— Ты молод, горд и подозрителен, — сказал он, — из чувства ложно понимаемой законности своих поступков ты отвергаешь случай, который, может быть, впредь тебе уже и не представится более.
— Я рискую здесь многим. Буду откровенен с вами: я знаю вас — правда, по рассказам, — с очень плохой стороны, молва о вас идет ужасная, и никто не поручится мне, что под предлогом услуги вы не расставляете мне западню.
Обветрившееся, безжизненное лицо старика вдруг вспыхнуло при этих оскорбительных словах, дрожь пробежала по его телу, но страшным усилием воли он овладел собою и несколько секунд спустя уже отвечал спокойным голосом, в котором слышался лишь слабый отзвук бури, пронесшейся в глубине души его.
— Я прощаю это тебе, — сказал он, — ты должен был сказать мне так, я не мог ожидать другого. Время идет, уже полночь, скоро будет поздно, чтобы привести в исполнение мой смелый план. Скажу еще раз: подумай, прежде чем дать решительный ответ, — от него будет зависеть и мое решение. Причина, побуждающая меня предложить тебе провести твой отряд на асиенду, касается только меня и решительно не имеет отношения к вам.
— Но чем поручитесь вы, что предложение ваше не заключает в себе предательства.
Старик сделал шаг вперед, выпрямился во весь рост и проговорил торжественным голосом:
— Слово мое — слово человека, который, что бы ни говорили про него, никогда не изменял долгу. Клянусь тебе честью, в присутствии Бога, пред Которым и я и ты, быть может, скоро предстанем, что намерения мои по отношению к тебе чисты, честны и далеки от какого-либо предательства. Теперь отвечай, на что ты решаешься?
Когда старик произносил эти слова, его фигура, лицо, жесты прониклись таким величием и благородством, что он казался совсем преобразившимся.
Против воли Ягуар почувствовал себя потрясенным, его увлек этот голос, исходивший из сердца.
— Принимаю ваше предложение, — сказал он твердым голосом.
— Я так и знал, у молодых и благородных натур честные чувства всегда находят отклик. Тебе не придется раскаиваться в том доверии, которое ты оказал мне.
— Вот вам рука моя, — отвечал юноша, — возьмите ее без боязни, это — рука друга.
Последняя холодность его по отношению к старику исчезла.
— Благодарю, — сказал старик, и слеза заблестела на его реснице. — Твое слово вознаградило меня за многие страдания.
— Теперь объясните мне свой план.
— Это я и хочу сделать в двух словах. Но прежде чем мы обсудим план, прикажи собраться трем — четырем сотням людей, без шума, так чтобы, когда мы решим, что делать, мы могли бы немедленно отправиться в путь.
— Вы правы.
— Давать тебе советы мне незачем. Необходимо, чтобы люди собрались в совершенной тишине. Краснокожих не бери, они будут скорее вредны, чем полезны. Я не могу их видеть, и они меня не выносят, я их заклятый враг.
— Будьте спокойны, я сделаю все, как вы хотите.
Ягуар вышел. Отсутствие его продолжалось минут пятнадцать. Все это время Белый Охотник За Скальпами неподвижно стоял посреди палатки, задумчиво опершись на дуло своего карабина.
Извне донесся глухой гул как бы зароившегося пчелиного Улья — это пробуждался от глубокого сна лагерь.
Ягуар вошел.
— Приказ отдан, через четверть часа четыреста человек будут наготове.
— Этого чересчур для того, что я хочу вам посоветовать сделать. Мой план прост, и если ты его исполнишь в точности, то мы войдем на асиенду, не сделав ни одного выстрела. Слушай меня внимательно.
— Говорите.
Старик придвинул стул к столу, у которого сидел Ягуар, сел и, поставив карабин между коленями, начал:
— Уже давно я знаю асиенду дель-Меските. Вследствие событий, о которых слишком долго было бы говорить и которые вовсе не интересны для тебя, я жил в ней около года в качестве мажордома. В то время был еще жив отец нынешнего владельца, питавший ко мне по различным причинам безграничное доверие. Тебе известно, что когда испанцы строили эти асиенды, то они строили их не столько для ведения сельского хозяйства, сколько с целью удержания в повиновении покоренных жителей. Кроме того, почти каждый день их беспокоили своими набегами краснокожие. Как и во всякой крепости, в стенах асиенд имеются замаскированные ворота, потайные подземные выходы, служащие во время осад или для оказания помощи гарнизону людьми или припасами, или для вылазки и оставления его в случае слишком сурового оборота дел.
— О! — воскликнул Ягуар, хлопнув себя по лбу. — Разве на асиенде дель-Меските существуют такие тайники?
— Терпение, друг мой, слушай.
— Но вот здесь подробный план асиенды, нарисованный человеком, семья которого уже в течение трех поколений обитает в ней. На нем нет ничего подобного.
Старик небрежно взглянул на план и продолжал:
— Это известно только одному владельцу. Но дай мне закончить.
— Говорите, говорите!
— Эти тайники были полезны во времена окончательного завоевания страны; со временем, когда воцарилось спокойствие, на них перестали обращать внимание, а затем мало-помалу и самая память о них исчезла, и я убежден, что большинство обитателей асиенды даже и не подозревает о существовании этих тайных ходов. Сам нынешний владелец принадлежит к их числу.
— Почем знать? Может быть, этот ход заложен или случайно даже охраняется сильной стражей.
Старик улыбнулся.
— Нет, ход не заложен и никакая стража не может охранять его.
— Вы уверены в этом?
— Я же говорю тебе, что уже несколько дней я брожу здесь.
— Я забыл это.
— Я сам хотел убедиться в существовании этого хода, открытого мною давным-давно совершенно случайно.
— Ну и что же?
— Ну и я нашел его опять.
— Слава Богу, асиенда теперь взята! — радостно воскликнул Ягуар.
