— Мы не близнецы, мы просто захотели стать ненадолго похожими:)
— Ты их не помнишь?:) Ну конечно, ты их не помнишь, это жены моего сына.
В углу комнаты проявился очень высокий человек, очертания которого почти сразу размылись, и он стал похож на длинную свечу с тусклым молочно-желтым свечением.
— Ну вот, видишь, уже вспоминаешь, — Она продолжала поглаживать меня.
Я чувствовала себя так, словно вернулась в то место, которое всегда было моим домом. Нигде и никогда я не чувствовала себя так комфортно и так защищенно. Забота, которой здесь было пропитано все, достигла интенсивности такой силы, что мне стоило огромных усилий остановить потоки слез, вызванных совершенно новыми чувствами. Это было совсем не похоже на эмоции… Здесь вообще не было эмоций! Это было так не похоже на мои привычные восприятия. Что-то совсем другое, но не эмоции, вот оно что… Это не было чем-то грандиозным, это просто было другим… Все было другим, и этот мир был мне так хорошо знаком. Как же я могла забыть его?
…По комнате ползали младенцы и пялились на меня глазами стариков. Никто не следил за ними… Я сразу поняла, что это Ее внуки… А я? Кто же я?
Толкаю створки дверей, которые распахиваются в ночь с сиреневым небом. Или это не ночь? Каменистые холмы, кольцо скал песочного цвета, излучающих едва заметный мягкий свет… Как же здесь хорошо, — какая умиротворенность и как восхитительно красиво! На большом выступе сидит старица в белых лохмотьях, отрешенно смотрит в пурпурное небо и кормит грудью младенца. …Это не люди! Эта старица и этот младенец — они только издалека похожи на людей! И как же они мне знакомы и близки, я переживаю к ним такую симпатию…
Это сон? … ЭТО СОН!!! Разве бывают такие реальные сны? Я знаю этот мир! Воспоминания налетают на меня стремительным и ярким вихрем. Здесь не бывает солнца… На этой крошечной планете, затерянной в закоулках вселенной, не бывает солнца, здесь всегда сиреневая ночь… Здесь не бывает войн и не бывает эмоций, здесь все другое… Бескрайние песчаные горы, близкая планета, похожая на Луну… и… это не люди! Неужели я все еще осознаю себя во сне?
— Бабушка! Бабушка! Я вспомнила! — бегу в дом… Я назвала ее бабушкой???
Младенцы потеряли человеческую форму… светящиеся сиреневые сгустки пялятся на меня, и я все это уже видела много раз, я знаю этот мир.
— Ну-ка, давай веди меня к бабушке! Скорее же, я теряю осознавание… Скорей же!.. — солнце уже разбудило меня, а я всем своим существом еще была там — на крошечной планете с пурпурным небом и песчаными горами, источающими мягкий, едва уловимый свет.
Еще долго я лежала, не желая расставаться с ускользающим сиреневым ароматом, с тающим ощущением нечеловеческого мира. Когда мне снятся такие сны, становится отчетливо видна ничтожность гипотезы, выдаваемой психологами за проверенный на опыте вывод о том, что сны — это всего лишь компиляция восприятий бодрствования. Я не знаю, что более реально — пурпурная планета или долина Кулу. Чем измерить реальность-нереальность того и другого? Если отталкиваться от глубины и интенсивности переживаний, то конечно та планета более реальна, чем эта долина. Большей частью я вижу обычные сны, над которыми не имею никакого контроля, — это похоже на то, как если бы я напилась вдрызг в бодрствовании. Но иногда я «трезвею» во сне, и тогда нет никакой сумбурности, все цвета становятся завораживающе красивыми, а образы — законченными и живыми. Я не знаю, как сделать так, чтобы осознание себя во сне стало постоянным, но нет никаких сомнений в том, что если это произойдет, то я не знаю, на каких весах буду взвешивать эти два мира, чтобы понять, какой из них более реален. Когда я думаю об этом, мир бодрствования как будто делает шаг навстречу миру сновидения, — словно смещается привычная настройка, и каждый раз возникает шальная мысль — а может быть между ними и нет никакой границы?
Глава 21
До Ришикеша оставалось около часа. Несмотря на очередную бессонную ночь, проведенную в автобусе, совершенно не хотелось спать, и я чувствовала себя такой бодрой и собранной, какой далеко не всегда бываю даже после полноценного сна. Почти восемь утра, а солнце такое яркое, что если посмотреть в окно и отвернуться, то еще какое-то время перед глазами стоит темнота. Горы здесь похожи на большие кудрявые холмы, поросшие густыми тропиками. Я высунула голову в окно, подставив лицо теплому ветру, и он словно пролетал сквозь меня. Тело было таким легким и таким алертным, как будто я только что приняла холодный душ. Запах свежести — слегка холодящий, резкий и в то же время очень тонкий… но это не было запахом, это было нечто во всем теле, я как будто стала цветком, источающим этот аромат, и даже автобус, навеки погрязший в пыли и грязи индийских дорог, вызывал всплески этого нарастающего переживания. Я как будто оказалась в прохладной море ранней листвы, наполненной утренним солнцем, и сама стала этой листвой. В ладонях — ощущение ментолового холодка, сначала едва уловимое, но вскоре ставшее таким интенсивным, что даже успело возникнуть беспокойство — «как далеко это может зайти». С ладоней ментоловое ощущение поднялось вверх по рукам и стало особенно ярким в области груди и лица. Дыхание тоже стало морозным, как будто во рту был холодок. Эти новые ощущения не испугали, почему-то я была уверена в том, что они тоже часть тех изменений, которые со мной происходили.
В последние дни меня не покидало чувство, что вот-вот что-то должно произойти, что-то крайне важное, как будто всю жизнь до этого я шла к этому и вот наконец осталось всего несколько шагов… И еще несколько шагов… Когда же? Наверное, так себя чувствует младенец в животе матери, когда становится все теснее и когда неизбежность перехода в совсем новое качество существования поджимает со всех сторон. Я сжимаю кулаки, потому что не могу больше ждать, я не знаю, что это будет — встреча с удивительными существами, или нежданный всплеск чего-то грандиозного придет изнутри, или я проснусь утром в другом мире, как писал Ауробиндо, но я знаю, что ЭТО будет. Мне кажется, что я готова на все, на любые изменения в жизни, которые будут сопровождаться вот этим радостным звоном и страстным восхищением. Не имеет никакого значения, как я буду жить, какие декорации будут вокруг, я не хочу больше руководствоваться ничем, кроме этого желания — переживать то, что я хочу переживать. Я поняла, что хотел сказать садху, поняла, о каких желаниях он говорил — их ни с чем не перепутаешь, и я не хочу анализировать — «правильные» они или «неправильные»… Аж дух захватывает, когда представляю, что могу не подвергать эти желания цензуре, что могу просто следовать им, отдаваться, полностью доверяя тому особенному захватывающему переживанию, которым они сопровождаются. Так хочется, чтобы все мои чувства были именно такими — как порывы солнечного ветра, как мощные струи холодного течения, как лучи солнца, для которых нет никаких преград. Ткань событий становится живой и чувственной, как тело страстной девочки, — она расступается перед радостными стремлениями, открывая свою глубину, увлекая дальше, прочь от плоской выцветшей картинки, которую я каждое утро принимаю за единственно возможную жизнь… Как? Или — «что?» Или —??? Не знаю, как сформулировать нужный вопрос, но поиск этой формулировки переживаю как удивительно творческое состояние. А может и не надо находить какие-то слова? Когда я бросаю попытки подобрать нужную словесную форму для того вопроса, который как будто вот-вот сорвется с губ, интенсивность устремленности за все возможные границы становится еще ярче… Может, это и есть «ответ»?..
Ришикеш вызвал у меня снисходительную улыбку. Я ожидала найти город древних индуистских храмов, седых важных йогов, а увидела несколько примитивный карнавал-маскарад. Десятки ярко раскрашенных в самые невообразимые цвета храмов и храмиков пестрят тут и там, как на праздничном столе. Тут и пупсы размером с квадратный метр (площадка за оградкой, в центре торчит трезубец, с него свисает тряпочка, перед ним дымятся благовония — вот и готово святое место), и пирамидальные небоскребы в десять этажей, увенчанные гигантскими вывесками «такая-то йога». По коридорам, снаружи обвивающим небоскребы, идет непрерывный поток людей. На каждом столбе, в каждом кафе висят объявления о том, что идет набор на курсы такой-то йоги, такого-то массажа и т. д. — двухдневные, недельные, месячные… любые. На каждом углу длинными рядами сидят садху, но они совершенно не похожи на того, кого я встретила в Кулу, эти были двойниками Делийских садху: беззастенчиво клянчили деньги с туристов, что-то бормоча заунывной, жалобной скороговоркой, заискивающе улыбались, тянули руки и вообще выглядели неприятно — просто обычные попрошайки, вырядившиеся на этом карнавале в одежды странствующего монаха.
