Все-таки я решилась задать учителю несколько вопросов и решительно перебила его. Он вежливо уступил моему давлению. Я еще не знала — что именно буду у него спрашивать, и помолчала с минуту, перебирая варианты. Тут до меня дошло, что я почти никогда в жизни не принимала решения САМА, а не под влиянием всех этих мам-скептиков-страхов в моей голове. То есть я почти никогда не следую своим влечениям, которые хоть и радостно переживаются и сопровождаются предвкушением, но не подкреплены ничьим авторитетным весом, и поэтому в глазах внутреннего скептика вообще ничего не значат. Ну а в результате я получаю то, что получаю — накатывающую серость, бессмысленность — то самое, от чего я убежала сюда в Индию… и что теперь… говорят же — от себя не убежишь, и точно — что толку, что я сейчас в Индии, а не на работе, если продолжаю жить так же, продолжаю пренебрегать в угоду «правильно-серому» теми радостно-звенящими желаниями, что иногда рождаются. Нет, к черту. Хоть я и понятия не имею — что сейчас делать и о чем спрашивать — буду лезть напролом, буду спрашивать о чем угодно, что придет в голову, а там видно будет.
Уже открыв рот, я вдруг вспомнила, что, говоря что-то про Шиву, медитацию и прочее, учитель упомянул вечное блаженство. В голову пришла шальная мысль, которую я сначала отогнала, как невежливую, а потом с возмущением прогнала «того», кто ее прогнал — нет уж, буду задавать те вопросы, какие хочу, к черту мамашу в моей голове.
— Скажите, Учитель, вот Вы рассказывали про вечное блаженство. Это просто так в книгах написано, или это Ваш личный опыт? Испытываете ли Вы сами переживание Блаженства?
— Та жизнь, которой я живу — это и есть блаженство. — Учитель многозначительно посмотрел на меня, откинулся на подушках и улыбнулся.
(Мда… и что спрашивать дальше?) Все-таки есть какая-то неестественность в его улыбке, нарочитость, ну не нравится мне ни как он улыбается, ни как говорит — да, точно, пора признаться — он мне активно не нравится несмотря на то, что он такой большой учитель в таком большом храме… Учитель… А вот представляю его без белых одежд, в толпе или на пляже, глазеющего на женщин, и сразу вижу самого обычного индуса, — примитивного, с тяжелым, животным взглядом, и вот его я боюсь??? Опять смотрю на него и думаю, что передо мной учитель, возникает беспокойство, — важный человек, с ним нельзя так запросто разговаривать… Покачавшись так несколько раз туда-сюда, я поняла, что убедив себя в том, что он Учитель, я поддалась элементарной психической манипуляции, — если говорят, что этот товар самый лучший, я начинаю верить в то, что он действительно лучший, я перестаю адекватно воспринимать явления. Оказывается, я ничем не отличаюсь от всех тех идиотов, которых так легко загипнотизировать рекламой, а ведь я всегда думала, что со мной эти штуки не срабатывают, что я отличаюсь от людей хотя бы этим…
Стоило мне только отдать себе в этом отчет, как меня словно сорвало с тормозов, и с этого момента наш разговор протекал быстро и незатейливо. Освободившись от страха признаться себе самой в негативном отношении к нему, я вдруг почувствовала свободу и легкость, зажатость исчезла, и я стала говорить с ним точно так же, как говорила бы, скажем, с соседом по подъезду, и как ни удивительно, оказалось, что именно такой способ ведения разговора — на равных — наиболее выпукло проявил все то, в чем я хотела определенности. Я уточнила, что речь идет не об оценке способа жить, а о непосредственном переживании, переживании блаженства — либо оно есть, либо его нет. На это Учитель ответил, что тот образ жизни, который он ведет, и есть блаженство, после чего снова приступил к подробному описанию своего метода. Я решила настоять на своем, и вежливо, но твердо прервала его, и глядя прямо в глаза спросила, чеканя каждое слово — есть ли у него прямо сейчас или когда-либо вообще реальное, определенное, ясное переживание блаженства, о котором он говорил.
Учитель, кажется, впервые в жизни подвергся такому допросу. Мне показалось, что раньше никто не позволял себе прерывать его хорошо поставленную речь, и в тот момент, когда он собрался перекрутить ленту чуть назад и запустить ее заново, в его взгляде промелькнула тревожность, почти паника. Его глаза неожиданно ускользнули от моих, он стал смотреть куда-то в потолок, после чего сначала не очень уверенно, но потом более твердо заявил, что да, конечно, он часто это испытывает. Поскольку он снова уже начал было излагать свои открытия в практике медитации (они начинались с того, что не нужно непременно сидеть в позе лотоса во время медитации, а можно ногу положить вот так — показал как, и вот так — тоже показал, а можно и вообще вот так вот сидеть), то я его снова перебила и попросила описать то, что он переживает, ведь каждый под словом «блаженство» может иметь в виду что-то свое, — в этом я уже успела неоднократно убедиться, общаясь с самыми разными людьми, увлекающимися (или делающими вид, что увлекаются) разными практиками. Вопрос явно застиг его врасплох, глаза снова зачем-то полезли к потолку (невероятно похоже на ту смешную непосредственную детскую реакцию, с которой школьник смотрит в потолок, когда не знает урока), а затем он натянул блаженную улыбку и сказал, что это неописуемо, что нет слов, которыми можно было бы передать то, что он переживает. Ну что ж… очень удобный способ уйти от ответа, но на меня такие актерские штучки теперь не производят никакого впечатления, — я и сама могу изобразить хоть дьявола во плоти, но обмануть этим можно только бесчувственных и пустых людей. Я же доверяю своим ощущениям, а не видимости, и этот человек мне определенно кажется шарлатаном… Ну попробую еще задать вопрос.
Я попросила его описать переживание пустоты, о которой он так много сейчас говорил, вставляя эту пустоту то там, то сям. Тут Учитель уже был готов к ответу и сразу сказал, что иногда в процессе занятий той медитацией, которой он здесь обучает, он открывает глаза и видит пустоту, а иногда открывает, и видит обычный мир. Тогда я поняла, что недостаточно четко сформулировала свой вопрос, и спросила его еще раз — не что он видит, а что он переживает, что чувствует. Он ответил, что иногда видит пустоту, точнее иногда он открывает глаза и ничего не видит. И я поняла! Если кто-нибудь захочет придумать какое-то восприятие, которого у него нет, то разумеется ему ничего не останется, как скомпоновать его описание из старых, уже известных! Так, если кто-то хочет сказать, что у него есть переживание пустоты, то как он может вообразить это переживание? Вместо переживания он будет говорить о «понятии» пустоты, или о «видении» пустоты, как будто переживание заключается в зрении или слухе или обонянии! Это все равно, что услышать килограмм. Я столько раз за свою жизнь сталкивалась с этими выдумываниями того, чего нет… я столько раз сама себе врала, когда пыталась дофантазировать то, чего на самом деле не было, что теперь у меня аллергия на громкие и красивые фразы, якобы описывающие реальный опыт.
Вечер близился к экватору, темнело, с Ганги дохнуло прохладой, делать мне тут больше было нечего. Раскрашенные куклы слоников и забавных человечков вряд ли могли меня еще развлечь, а кукла Учителя — тем более. Собравшись уходить, я напоследок спросила — испытывает ли он когда-либо негативные эмоции. Глаза Учителя раскрылись чуть-чуть более обычного, он снова задрал взгляд в потолок, и мне показалось, что он мучительно пытается решить — соврать или не соврать. Но, кажется, он понял, что соврать не удастся, потому что эта европейская сучка, сидящая перед ним, опять припрет его к стене каким-нибудь вопросом. И он ответил, что да, конечно он их испытывает, но! При слове «но» его лицо вновь приобрело торжествующее выражение окончательного просветления. Но не просто испытывает, а испытывает, но не вовлекается, и не чувствует никакой ответственности, как, к примеру, собака, которая оскалится на кого-то, но не расстраивается по этому поводу. Вот мол и он так — испытывает негативные эмоции, но не вовлекается в них.
Я чуть было не поддалась на эту фразу, уже начала представлять, что он имеет в виду, но почувствовала, что уплываю куда-то не туда, прочь от ясности, от искренности, а так хочется и впрямь поверить в то, что можно и негативные эмоции испытывать, и в то же время быть просветленным, ведь это означает, что нет никакой необходимости в том, чтобы бороться с ними… Но нет, я больше не хочу слышать про какое-то там мифическое невовлечение, я жила этим чуть ли не два года, и ни к чему кроме шаткого забытья и мутного довольства не пришла. Уже не скрывая своего скепсиса, я сказала, что ведь это глупость, и если он испытывает негативные эмоции, то в этот самый момент он вовлечен в них. Учитель быстро сдал эту позицию, и решил отойти на более укрепленные фланги — он признал, что я совершенно права, да, права, но он имел в виду, что он не чувствует ответственности за свои негативные эмоции, что принимает их как неотъемлемую часть мира, как собака воспринимает что-то там… я не стала дослушивать, что там воспринимает собака, встала и попросту ушла. Во главе храма и ашрама оказался трус, лжец и попросту мошенник. В течение всего разговора он пытался мне вручить листочки, на которых были отпечатаны воззвания в красивых выражениях и приглашение стать его учеником. За определенную плату, разумеется. И не маленькую!
