чего-то. Она обычно в горах, например, и, когда стоишь над ней, видишь горы, небо, облака, лес внизу, скалы, может быть — море. Но тут ничего этого не было, лес обрывался в никуда, дальше, была словно какая-то серая муть, и ничего больше. Мальчик поднял глаза, и с удивлением обнаружил, что небо, настоящее небо, тоже заканчивается там же, где и лес — потому что неба дальше тоже не было, только что-то неразличимо серое.
— Я что, на краю света? — спросил он. Ответом ему стала тишина. — Эй! — крикнул мальчик. Он знал, точно знал, что в настоящих горах, во-первых, кричать небезопасно, и, во-вторых, его крику обязательно отозвалось бы эхо, пусть и слабое, но сейчас ни эха, ни усиления голоса не было, словно он кричал в серую вату, которая глушила все звуки. — Эй, ау!
Тишина. Глухая, неживая тишина. Мальчик попятился — ему расхотелось смотреть, что там, за краем. Он не понимал того, что видел, и потому оно не казалось ему безопасным. Да и записка недвусмысленно намекала, что край — это не то место, за которое можно заглядывать. Он развернулся, и пошел в лес, не забывая, однако, глядеть себе под ноги.
* * *
Следующую стрелку он нашел только минут через двадцать, уже успев решить, что сбился, и больше ничего не отыщет. Но нет, записка нашлась у старого пня, рядом с которым мальчик решил отдохнуть, и попить воды из припасенной бутылки. Видимо, этот пень показался удобным для отдыха не только ему.
Толстая пленка, под которой лежала стрелка и письмо, в этот раз оказалась ядовито-зеленая, и почти непрозрачная. Стрелка указывала в противоположную сторону от края (вот и хорошо), а записка была уже длинная. Странный почерк, подумалось мальчику, какие странные, непривычные буквы. Словно тот, кто писал эту записку, привык писать не буквы, а ноты. Точно, буквы и впрямь походили именно на ноты — мелкая, бисерная россыпь закорючек с задорными хвостиками.
«Нас могут наказать, если узнают, что мы здесь играем. Ты еще слишком маленький и глупый, и ты не поймешь, за что. Будь осторожнее, не бросай больше нож, где попало. Ари».
Маленький и глупый?! Мальчик с возмущением оглянулся в поисках оппонента, но лес был, разумеется, пуст. Конечно, кто бы сомневался. И нож он не бросал! Точно, не бросал, этот самый Ари его стащил, а потом вернул, когда узнал, что ему скоро отправляться…
Провал.
Да что же такое!
Почему память такая дырявая?! Одно помнит, другое не помнит. Ведь точно, мальчика, который старше, действительно звали Ари. Вместе с именем пришло воспоминание о внешности: высокий для своих четырнадцати, с черными волосами, и кобальтово-синими глазами. Красавчик. Умный, надменный… или нет? Или не надменный? Нет, всё-таки надменный, или им с Фасти так показалось. Конечно, рядом с ним они были как шавки рядом со слоном. Они ведь оба невзрачные, что он, что брат. Тощие, мелкие. Он — нет. Он другой. Но почему-то (Инит никак не мог сообразить, почему) они сошлись. Или, если угодно, сдружились. И этот самый Ари их двоих даже пару раз немножко защищал. Кажется. А сейчас, значит, они играют тут, в этом лесу, в какую-то непонятную игру, и — вот в этом Инит готов был поклясться — игру эту то ли предложил, то ли навязал ему (пока что только ему) именно Ари, и никто иной.
Инит спрятал бутылку с водой обратно, в рюкзак, встал с пня, огляделся. Значит, мы играем во что-то вроде пряток, так? Нет! Точно, эта игра называлась иначе. «Найди меня». Мы приходим в этот лес, и с помощью подсказок и стрелок ищем друг друга, и направляем друг друга, верно?
Глупость какая-то, подумалось мальчику.
А зачем? Для чего мы это делаем? Ведь это бессмысленно. Ну, допустим, найду я Ари, или он найдет меня — и что произойдет? Что должно произойти, если они…
Стоп.
Это ведь не просто лес. Это Лес, который необычный, совсем необычный, и наша игра, она тоже необычная, потому что у нее странные и абсурдные правила, ведь мы должны искать, но не должны попадаться.
Должны искать, и не должны попадаться, иначе — что?
Снова провал.
Инит сел на землю, бросил рюкзак рядом с собой в траву. Согнулся, сжал руками виски. Неправильно, это всё неправильно, и то, что он тут находится — неправильно, и эта игра — неправильная, и что он тут без брата, один, ведь он обманул брата, не сказал ему, куда отправляется, и что-то они с Ари затеяли совсем не то, но почему-то это нужно делать, вот только он никак не мог сообразить, для чего.
Есть Адонай и есть Альтея, верно? Верно. Непонятно, что они такое, но они существуют, в этом мальчик был уверен. И круги он в прошлый свой визит в Лес рисовал, и картинка получилась правильная… или нет? Мальчик вскочил. Оглянулся. Не подходит место, слишком густая трава, рисовать на земле не получится. Он подхватил рюкзак, и бегом кинулся к тому участку леса, в котором был кусочек старой, почти заросшей дороги.
* * *
В этот раз он повторил свою схему — заходящие друг на друга одинакового размера круги с надписями Адонай и Альтея, чуть меньшего размера круг Лес, захватывающий оба больших круга, и маленький круг «Инит», находившийся на территории кругов Альтея/Лес. Подумав, он дорисовал точно такой же маленький кружок в пересечении Адонай/Лес, и написал в нём «Ари». Выпрямился, удовлетворенно кивнул.
— Вот теперь верно, — произнес он. — Или почти верно. Когда я приду сюда с Фасти, мы окажемся тут, где я сейчас. А он приходит — оттуда. Вот только нож… может, я оставляю рюкзак здесь, когда ухожу? А он как-то пробрался сюда, — мальчик указал на свой круг, — взял его, что-то сделал, и потом…
Он не договорил. Что — потом? Он ведь вернул нож иначе. Совсем иначе. И, кажется, он, Инит, нашел свой любимый нож в каком-то очень неприятном, даже мерзком, месте. Он не мог вспомнить, как именно это произошло, помнил только то, что чувствовал — отвращение и гадливость. Вот дурак, еще и спасибо ему за это сказал. Ну, Ари, попадись ты мне… Кулаки мальчика против воли сжались, хотя, конечно, умом он понимал, что противник окажется ему не равным. Ари гораздо сильнее, умнее, и опытнее. И старше.
— Как же ты сюда пролез? — Инит нахмурился. — А поищу-ка я ещё эти стрелки. Может, разберусь.
* * *
Будь на его месте кто-то
