В Санкт-Петербурге Потемкина ждала еще более пышная встреча. На много верст от столицы по Московскому шоссе с треском горели смоляные бочки, ярким пламенем освещая путь светлейшему. Фельдъегери на полном аллюре носились взад и вперед по дороге, следя за приближением Потемкина.
У заставы поезд князя Таврического ждало феерическое зрелище. Санкт-Петербург был ярко иллюминован, толпы народу наполнили улицы. Сидя в раззолоченной карете, светлейший махнул платком адъютанту. Демидов только и ждал сигнала: мгновение — и многочисленная блестящая свита окружила карету. Казалось, огромное сияющее облако, сверкающее всеми переливами радуги, спустилось на княжеский поезд. Кругом рысили всадники в разноцветных роскошных мундирах — гусары, латники, казаки, черкесы и гайдуки. Впереди экипажа побежали скороходы в красных кафтанах и понеслись попарно вслед за огромным арапом, несшим длинную золотую булаву. Раздались крики:
— Пади! Пади!
На верхах Петропавловской крепости вдруг раскатился громовой пушечный выстрел. Толпы народу заколыхались, как море в бурю. Между живыми человеческими стенами показался пышный кортеж: Потемкин вступил в столицу.
Царица с нетерпением ждала старого фаворита. Зимний сверкал бесчисленными огнями, лучшие покои в Эрмитаже были подготовлены по указу самой государыни и ждали князя.
Карета остановилась у главного дворцового подъезда. Поддерживаемый адъютантом, Потемкин показался в подъезде. Медленно переступая, блистательный князь Тавриды величественно прошел между рядами придворной знати, живой стеной протянувшимися от подъезда до отведенных Потемкину покоев.
За князем двигалась свита, наряженная в парадную форму. Но всех и все затмевал Потемкин…
В этот же вечер государыня первой пожаловала к нему. Милости одна за другой посыпались на князя. Императрица наградила его за взятие Измаила фельдмаршальским мундиром, обшитым бриллиантами. Мундир этот стоил двести тысяч рублей. Сенату императрица приказала написать особую грамоту с описанием заслуг светлейшего. В Царском Селе приступили к сооружению обелиска в честь победы Потемкина.
О Суворове в эти дни никто не вспомнил. Расстроенный незаслуженным оскорблением, он проводил время в одиночестве, нигде не показываясь.
Николай Никитич с нетерпением ожидал, когда окончится торжественная встреча. Как только ему удалось вырваться, он поспешил на Мойку, в дедовский особняк. Все бушевало в нем. Озлобленный, с опустошенным кошельком, он ворвался в неурочный час в свою санкт-петербургскую контору. Управитель Данилов со своей дородной супругой сидели за столом, насыщаясь обильной трапезой. При неожиданном появлении в горнице Николая Никитича он поперхнулся.
— Хозя-и-и-н! — откашливаясь, изумленно произнес он.
Демидов не дал опомниться управителю. Он подбежал к нему, без предисловий выволок из-за стола и, схватив за бороду, стал озлобленно дергать и выговаривать:
— Так вот как ты, холопья душа, вздумал над хозяином измываться! На копейки посадил и думаешь, гвардии офицеру сие пристало!
— Батюшка, выслушай! — взмолился Данилов и попытался улизнуть от расправы, но возмужавший Николай Никитич с большой силой сгреб его за шиворот и поставил перед собой.
— Говори, варвар, почему задерживал деньги и слал такие крохи, чем в большой срам меня поставил?
— Батюшка, Николай Никитич, да нешто я хозяин ваших капиталов? Опекуны всему кладут предел! Да и доходишки все ушли на ваши забавы! — пытался оправдаться Данилов.
— Врешь, каналья! — заорал Демидов. — Заводы на полном ходу: день и ночь плавят железо, и вдруг нет денег! — Он ожесточенно потряс управителя.
Данилов уловил минутку и вырвался, юркнув под руку хозяина.
— Дарья! — обиженно закричал он жене. — Тащи книги! Пусть господин сам узрит, куда ушли-укатились рублики!
Пыхтя и охая, перепуганная жена выбралась из-за стола и, подплыв к конторке, вытащила толстые шнуровые книги. Не успела она и шагу сделать со своей ношей, как Демидов орлом налетел на бабу, выбил из рук гроссбухи и стал топтать их.
— Караул, убивают! — заголосила баба.
— Молчи! Давай, сатана, деньги, а то худо будет! — пригрозил Демидов. Вся кровь ходуном ходила в нем. Распаленный гневом, он с кулаками пошел на Данилова. Выпучив от страха глаза, управитель торопливо полез в боковой карман камзола.
— Все тут, что приберег на черный день! Мое кровное… Берите, господин! Ох, господи! — взмолился он и трусливо протянул Демидову пачку ассигнаций.
Адъютант схватил их и, все еще ругаясь, выбежал из конторы:
— Хапуга! Вор! Его кровные — кто поверит сему? Мои же холопы на заводах старались для меня, хозяина!
Он выбежал в людскую и озорно закричал:
— Фамильную карету мне!
Словно ветром вымело слуг во двор. Демидов подбежал к венецианскому окну. С крыши, сверкая, падала звонкая капель. Пригревало солнце. На озаренную площадку вынеслись рысистые кони, запряженные в карету.
Николай Никитич поторопился во двор. Однако на крыльце он неожиданно что-то вспомнил и вернулся.
— Дядьку Филатку ко мне! Где запропастился, сукин кот? — закричал он подобревшим голосом.
Перепуганный насмерть Данилов, вытирая холодный пот, печально ответил:
— Нету Филатки, господин. С того времени нету Упокой, господи его грешную душу в царствии небесном…
— Отчего поторопился нерадивый дьячок на тот свет?
— И, батюшка, не с добра в петлю полез. Как узнал, что каторгой пахнет, то и порешил себя с досады!
— Дурак! — отрезал Демидов. — Разве жить надоело? Гляди, как хорошо и радостно дышится!
А на самом деле Демидову вдруг стало непонятно тоскливо: ушел из жизни Филатка, верный раб, и с его смертью отлетела юность.
И на сей раз, однако, не раскаялся Николай Никитич в своей подлости. Он спустился с крыльца, неторопливо уселся в карету и крикнул кучеру:
— В Семеновский полк!
Мысли перебежали к Свистунову.
«Как он теперь живет? Поди, по-прежнему повесничает!» — с волнением вспомнил он друга-однополчанина.
Демидов покосился на зеркало, которое блестело в карете. В нем отразился румяный, статный гвардеец. Широкоплеч, крепок, и на пухлой губе пробиваются черные усики.
«Хорош! — похвалил он себя. — Вот удивится Свистунов! Ах, друг мой…»
Мимо кареты мелькали знакомые улицы. Легко покачиваясь, Николай Никитич понемногу успокоился, а нащупав пухлою пачку ассигнации, и совсем повеселел.
«Ну, держись, братец! Непременно загуляем и в „Красный кабачок“ завернем!..»
Однако Демидову не довелось увидеться со Свистуновым: квартира поручика была занята незнакомым офицером.
— А где же гвардии поручик Свистунов? — разочарованно справился Николай Никитич.
— Свистунов? Хватились, батенька! — удивленно поднял плечи семеновец. — Да его из Санкт-Петербурга по высочайшему повелению выслали в собственное имение. В Орловщину!
— Жаль! Что за прегрешения?
Офицер покрутил ус, озорно улыбнулся.
— Известно, за что, за гвардейский грех! Садитесь, расскажу! — предложил он и придвинул кресло.
Демидов уютно устроился и приготовился слушать.
— Свистунов допустил неловкое волокитство, со всяким из нас бывало это, — начал офицер. — Однако здесь особая статья: он увлекся женою аристократа и соблазнил ее. На сей раз рогоносец-муж подвернулся решительный. Сам не отличаясь постоянством, он как-то на рассвете вернулся с попойки и в спальне своей жены застал блистательного гвардейского офицера без мундира и лосин. На ковре валялись раскиданные второпях сапоги со шпорами. Что после этого, сударь, оставалось делать? — улыбнулся в усы офицер. — Да-с!
— Замять историю! — подсказал Демидов.
— Э, батенька, так можно рассуждать только на чужой счет. Коснись сия история вас, не такой бы молебен затеяли! — весело посмотрел на Демидова семеновец. — В данном случае вышло иначе. Оскорбленный муж разбудил грешников и с укоризной обратился к поручику: «Нехорошо-с, милостивый государь, забираться в чужой дом и в чужую постель! Извольте подойти сюда! — гневно поднял он с постели господина Свистунова. — Взгляните, сударь! — указал он вниз на тротуар. — Сию минуту вы находитесь на третьем этаже. Это не высоко, но и не низко. Перед вами, господин поручик, окно, в которое вы должны немедленно уйти в том самом виде, в каком я вас застал. В противном случае, милостивый государь, вы будете жестоко высечены!..»
— Как он смел?! — вспылил Демидов. — Свистунов — столбовой дворянин!
Офицер рассмеялся.
— В таких случаях, сударь, в званиях и сословиях не разбираются! «Что миру, то и бабину сыну», — сказывается в русской пословице. Так вот-с, вельможа схватил колокольчик и предложил: «Итак, сударь, вам дается минута на размышление. Опоздаете — бесчестие совершится без пощады!» Что оставалось делать? Поручик подошел к окну и, недолго думая, совершил прыжок. В одном белье, со сломанной ногой, его подобрала на улице полиция, а в полдень весь Санкт-Петербург, сударь, уже знал о скандальном происшествии. Вслед за этим последовало высочайшее повеление Свистунову выбыть в Орловскую губернию и настрого наказано без разрешения не покидать ее пределов… Вот-с вам, сударь, история Свистунова. А жаль, превосходный был офицер!..
