– Че пристаете-то! Самураи! Кхмеры красные! Отстаньте! Кыш отсюда! Да пошли вы!
Лешка активно отбрасывал тянущиеся к нему руки, но не резко, а так, на уровне «Ах, оставьте меня…» Ему активно, под общий хохот помогали защищаться Наташка с Катькой, хватая Лешку за ноги, обнимая, похлопывая по спине и всем видом демонстрируя, что он «наш» и никаким «голубым» мы его не отдадим.
Тот, что пониже, понимая, что у него практически «нет шансов» с Лешкой, попытался переключиться на Железнова, обхватив пальцами двух рук Сашкин бицепс, восхищенно вращая при этом глазами. Но тут же получил достойный отпор со стороны Юльки, которая своим мощным бюстом отсекла доходягу от Железнова, взяла Сашкину руку и положила на свою пышную грудь, демонстрируя «кто здесь хозяин» – идите, юноша, идите отсюда… В общем, под всеобщий хохот интервенция сорвалась. Агрессор побежал за очередной порцией пива.
За то время, пока шла «борьба с голубыми», произошла смена декораций – «ихтиандры» ушли сушиться, и на авансцене появились трансвеститы – в ярких платьях, на высоких каблуках, которые в режиме «non-stop» под всемирно известные хиты демонстрировали свое искусство танца. Фишка, конечно же, заключалась не в танцах, а, собственно, в самих трансвеститах. Железнов наклонился к Лешке:
– Леш, что ж у них здесь, аномалия какая-то? Голубые, трансвеститы… Нормальные-то есть?
– Да нет, Александр, у них здесь за счастье родиться девочкой – есть шанс стать проституткой. Самый выгодный вид заработка, по местным понятиям, конечно. А тем, кому не повезло родиться мальчиком – вынуждены делать операцию, чтобы стать женщиной, то есть, опять же – проституткой. Так-то…
Железнов перевел взгляд на танцующих под «Money, money, money» трансвеститов… и вывалился в параллельный поток:
«И чем ты ей можешь помочь?
– Только одним – никоим образом не напоминать ей о себе.
– Чтобы она как можно быстрее тебя забыла.
– Да.
– А что будешь делать ты?!.
– Хороший вопрос…
– Сбежать бы…
– Да где это место?!.
– Куда от себя убежать?!.
– Поэт хренов…
– Да ладно тебе. Не отвлекайся.
– Хорошо. Ты же не будешь доказывать ей, что ты… Стоп! У нее есть все информационное поле – кто ты и что ты – для того, чтобы принять решение.
– Она и приняла – «неполоманная жизнь».
– Нет в тебе чего-то такого, Железнов… последнего штриха какого-то…
– Знать бы… какого…»
Очнулся Железнов опять же – от всеобщего хохота. «Высокий» не унимался – стоял напротив Лешки в «позиции № 1»: руки за спиной, взгляд застенчивый, второй ножкой «рисовал кружочки» перед собой, в общем – сама невинность, с затаенной надеждой ожидающая приглашения на первый в жизни танец. Лешка в стиле Ренаты делал пассы рукой – «Уходите… ну уходите же… не мучайте меня…» К Железнову наклонилась Юлька, ее шикарные каштановые волосы накрыли всю левую половину его лица:
– Саш, забудь ты о ней…
– Ты о чём? – Железнов поднял взгляд и уперся в зеленые глазищи Юльки. – «О, черт…» – в этих глазах было всё – всё, кроме равнодушия. – Я не понимаю тебя.
– Не надо, Саша. Ты всё понимаешь. Кстати, она не такая уж и красивая.
– До определенного момента я согласился бы с тобой.
– Это до какого, определенного?
– А мы с тобой говорим об одном и том же?
– Не сомневайся. Я все видела. Я видела, как ты танцевал с ней, Саша.
Сашка усмехнулся: «Черт… Как все плохо. Докатился, Железнов, женщины тебя начали успокаивать».
– Неужели ты не понимаешь, что она живет другой, совершенно другой жизнью! Что в ее кругу присутствует только расчет! Она всю жизнь будет относиться к тебе как к нищему!
– Вполне справедливо, надо отметить. Уже не будет.
– Саш, и долго ты так собираешься? Ты что, хочешь жить иллюзиями?!. Да она про тебя уже забыла! – Железнов внимательно посмотрел на Юльку. – «Откуда она может знать что-то? До этого момента он ни с кем, ни с одним человеком не обсуждал свои отношения с Машей».
– Почему ты так решила?
– Да потому, что ты уже два месяца как не улыбаешься. Иногда – смеешься вместе со всеми. А глаза не улыбаются… Никому. Ни разу.
– Не забыла, – Железнов увидел, как у Юльки подрагивает верхняя губа, очень красивая и очень сексуальная, чем-то очень напоминающая вензель профессора Мориарти – главного врага Шерлока Холмса у Конан Дойля. – Пока – не забыла. Но это ничего не изменит.
– Не понимаю.
– Ну, Юлька, наверное, достаточно того, что я все понимаю.
– Саш, но она же никогда не будет с тобой?
– Нет, не будет.
– Я о другом – дура она.
– Не суди, да не судима… Она – мать своих детей. А ты – ничего не знаешь для того, чтобы судить. Она выбрала неполоманную жизнь для своих детей, сломав свою…
– А ты?
– А мне нужно начинать другую жизнь… Чтобы иногда улыбаться.
– Я хочу быть с тобой. Давно хочу.
– Нет, если это серьезно.
– Ну почему?!. Я здесь только из-за тебя.
– Видишь ли, Юлька, после падения мужчина должен подняться сам. Как птица Феникс – возродиться из пепла, а не опираться на красивые, но хрупкие Юлькины плечи, – Железнов улыбнулся. – Вот когда я стану сильным, тогда и вернемся к этому разговору. Хорошо?
– Смотри, ты обещал. Я буду ждать.
*** (2)(13) Игра (Формат: «Она мне нравится»)
Прямой эфир. Аппаратная
Пятый тур. Финал. Женщина – актриса. Продолжение
– Конец вопросов! – иногда Няма бывает достаточно резок. – Сюжет два… пошел!
На эфирном мониторе в аппаратной и на огромном экране в зале синхронно замелькали кадры из всенародно любимого «Служебного романа»: фрагмент обучения зашоренной на работе «самодуры» Людмилы Прокофьевны «тигриной» походке настоящей женщины со стороны продвинутой секретарши Верочки (в блестящем исполнении Алисы Фрейндлих и Лии Ахеджаковой). С экрана понеслись известные практически всем и всякому фразы:
– Встаньте-ка! Оправьтесь…
– Боюсь, что я не одолею эту науку…
– Ерунда! Голову – вперед! Грудь – вперед!
– Сзади – подберитесь! Спереди – в себя!
– Как?!.
– Делайте, что я сказала!
– И пошла! На меня! Свободной походкой! От бедра…
Железнов с трудом оторвал взгляд от эфирного:
– Где вы набрались подобной пошлости? – и через третий монитор с некоторым волнением: – «Как она?» – посмотрел на Ксению Соболеву. Глаза у Ксюши блестели, на лице – легкая естественная улыбка, чувствовалось, что она получает большое удовольствие от того, что видит на экране. «Никаких следов мандража, даже некоторая расслабленность. Сцена сложная, динамичная. Недооценивает? Не должно бы – на нее это совсем непохоже».
Поток размышлений Железнова прервали аплодисменты аудитории в связи с окончанием маленького шедевра отечественного кино.
– Алексей, – Наум по внутренней связи попытался, было, напомнить Дикало, что «пора и честь знать» – работаем, но Дикало и сам прекратил аплодисменты, успокаивающе поднял руки в направлении аудитории и развернулся в сторону Соболевой:
– А что, Ксения, кого бы вы хотели сыграть в данном эпизоде, старую «грымзу» или…
– Я люблю обеих. А что, у меня есть выбор?
– Да. В данном случае – да! Учитывая «характерность» (с ударением на втором слоге) обеих героинь, мы решили вам предоставить право выбора.
– Вот это да! Неожиданно…
Заметив, что Ксения на секунду замешкалась, Дикало решил прийти на помощь:
– А хотите я…
– Нет – нет, – включилась Ксения, – в принципе мне было бы интересно попробовать и то, и другое. Но… есть у меня одна идея, Ксения улыбнулась, – давайте я попробую быть учителем, вернее, учительницей, Верочкой.
– Это ваш выбор. В таком случае я приглашаю в зал актрису Леру Кузьмину, которая будет ассистировать вам в роли Людмилы Прокофьевны.
Под аплодисменты в зале появилась «Людмила Прокофьевна» в блеклом коричневом пиджачке, в юбке ниже колен такого же цвета, в неуклюжих старомодных очках и с «живенькой» зализанной причесочкой.
– Фрагмент два, без аудиоряда – пошел! – скомандовал Наум.
Стоявшая лицом к аудитории Ксюша резко развернулась – в зале раздался вздох (стон) восхищения – перед обалдевшей публикой предстала прекраснейшая женская спина в полном своем обличье – вырез платья заканчивался где-то далеко-далеко внизу – на ложбинке, разъединяющей… в общем, нет слов. В атмосфере шока, в котором находилась абсолютно вся мужская аудитория, то бишь – каждый член жюри, Ксения с грациозностью пантеры сделала несколько шагов: с каждым из них под обтягивающим платьем попеременно вздувались вверх мышцы ягодиц, просматривалась каждая линия обворожительных ног, гладкая, чуть подзагоревшая кожа на спине струилась в такт ее походке.
На последнем шаге Ксюша медленно развернулась к выучившей текст «Людмиле Прокофьевне», на какую-то секунду улыбнулась улыбкой женщины-обольстительницы, и… мгновенно стерев с лица какие-либо эмоции, занудно-менторским тоном педагога с тридцатилетним стажем – сухим, с элементами сарказма и незыблемой уверенностью в тупости обучаемых, прокаркала:
