Скоро дорога снова побежала по полям, и Гэлбрит вспомнил про своих гостей.
– Как я понимаю, вы родственники, – крикнул он, заглушая шум дождя. – Значит, вас знакомить не надо. Гидеон, это моя жена, Джин. Скоро приедем к вашей бабушке, только вот темень, хоть глаз выколи… не проскочить бы поворот. Не возражаете, если я буду смотреть на дорогу, а не на вас?
Он что, и с ней, и со мной разом говорит? Гидеон задумался, потом переглянулся с Лаурин. Она, похоже, тоже ничего не понимала. Мальчик пожал плечами, украдкой повертел у виска и кивком указал на Гэлбрита. К его облегчению, девочка улыбнулась.
Джин Гэлбрит словно в рот воды набрала, ее супруг то бранился, то что-то бормотал себе под нос. Телега считала колдобины, и один раз ее тряхнуло так сильно, что Гидеон прикусил язык.
Наконец Гэлбрит успокоился.
– А-а, прекрасно, не пропустил! – торжествующе прокричал он. Резкий поворот – и телега покатила по узкой тропинке. Вдалеке уже мерцали окна маленького домика, из трубы весело валил дым.
Лошади остановились на мокрой лужайке перед домом и жалобно заржали. Им явно не терпелось поскорее отправиться в теплую сухую конюшню. Гидеон с удивлением смотрел, как Гэлбрит помогает девочке вылезти из повозки. А она-то что здесь забыла? Но ливень становился все сильнее, и сейчас надо было поскорее укрыться, не тратя времени на расспросы. Дети обежали вокруг телеги, чтобы забрать свои пожитки и поблагодарить молчаливую Джин, которая только кивнула из-под полога, а Гидеон пожал Гэлбриту руку. Возница спешил домой не меньше, чем его любимые лошади.
– Не стоит благодарности, парень. Право… – он похлопал Лаурин по плечу, – Не стоит благодарности, моя девочка. Теперь сама справишься, или проводить тебя до двери?
Лаурин уже собиралась ответить, что справится сама, когда дверь домика распахнулась, и в проеме показалась невысокая полноватая женщина.
– Все, детки, пора. Передайте бабушке поклон и извинения, но я спешу. Загляну через пару дней. И всего наилучшего.
Гэлбрит забрался на повозку и устроился рядом с женой.
Гидеон решил, что стал жертвой какой-то шутки. Нет это просто какой-то всеобщий заговор… Но чтобы этот старый зануда Пирс над кем-то подшучивал? Однако дождь лил и Гидеону ничего не оставалось, кроме как подхватить котомку и бегом броситься к двери. Когда они с Лаурин оказались под крышей, Гэлбрит с супругой уже уехали.
Если бы Гидеон сунул руку в карман, он наверняка застыл бы на месте: каменный шарик полыхал жаром и бился точно маленькое сердце. Но сейчас рука мальчика касалась локтя Лаурин – он поддерживал свою спутницу, чтобы та не поскользнулась. Дети не на шутку волновались. Но не только они: старушка прикрывала рот ладонью и не скрывала слез. Когда дети подбежали к ним, она раскинула руки и заключила обоих в объятия. Она оказалась такой маленькой, что им пришлось наклониться.
Наконец, бабушка выпустила своих маленьких гостей, смахнула слезы и просияла.
– Добро пожаловать домой, дети.
Гидеон, окончательно смешавшись, прочистил горло. Надо было что-то сказать, но что? Он посмотрел на Лаурин. Девочка тоже выглядела потрясенной, но это было потрясение иного рода: ее зеленые глаза сверкали от ярости, губы сжаты.
Старушка провела их в кухню, где весело потрескивал огонь. На печи весело булькал котел, а от аромата похлебки у Гидеона заурчало в животе. Как он давно не ел! Старушка бормотала что-то уютное и ласковое, но мир царил недолго. Лаурин не выдержала.
Она резким движением откинула мокрый капюшон. Оказалось, что ее затылок прикрывает белый плат, какой носят послушницы Гиртонского монастыря.
– Слушайте, что здесь творится? – выкрикнула она. – Сначала меня заставили тащиться в такую даль, чтобы повидать бабушку, которую я почти не знаю. Потом какой-то болтун, которого я уж точно не знаю, встречает меня, тащит в трактир, где дышать нечем, оставляет со своей женой, из которой слова не вытянешь, а теперь я должна познакомиться… с тобой!
Она гневно посмотрела на Гидеона.
– Как я понимаю, ты – мой брат, которого я никогда не видела и про которого даже не разу в жизни не слышала!
Похоже, девочка завелась надолго: начинала она куда тише, чем закончила, и останавливаться не собиралась. Однако старушка сложила руки, словно в молитве, и коснулась губ кончиками пальцев. Движение было мягким, плавным, но исполнено такой торжественности, что Лаурин умолкла – правда, раздраженно фыркнув напоследок.
Гидеон снова откашлялся. Он чувствовал себя совсем неловко. Надо было что-то сказать, а в голову ничего подходящего не приходило. Лаурин все еще кипела гневом. Мальчик не разделял ее чувств, но был вовсе не против объяснений. Он запустил пальцы в свою мокрую шевелюру и пригладил ее, точно гребнем. Старушка улыбнулась.
– Ты так похож на своего отца, мой мальчик… – прошептала она.
На своего отца? Гидеон был озадачен. Старушка сразу понравилась ему, но эта таинственность раздражала.
– М-м-м… простите… Как вас зовут?
– Зовите меня Соррель. Думаю, пока вам будет проще звать меня по имени.
Улыбка у нее была такая теплая, что Гидеону показалось, что он защищен ото всех бед на свете. Однако он твердо решил во всем разобраться.
– Мне почему-то кажется, что я вас знаю. Но, если честно, не помню, почему. Может, вы объясните, что случилось… – он покосился на Лаурин. – Нам… Э-э-э… то есть… мне сказали, что вы очень тяжело больны и хотели встретиться со мной перед… э-э-э… смертью. Теперь я не знаю, что и думать. У меня нет родных, и я первый раз слышу, что у меня есть сестра… Не знаю, почему почтенный Гэлбрит привез нас сюда, почему вы приветствуете нас так, словно мы должны друг друга знать…
– Я все объясню. Но вы проделали такой долгий путь, замерзли… и, наверно, проголодались. Может быть, сначала поужинаете? Я специально для вас готовила.
Гидеон разглядывал старушку. Ее волосы напоминали цветом серебро и были аккуратно собраны на затылке. Круглое личико сияло добротой и покоем; казалось, оно никогда не выражало ничего, кроме радости и готовности помочь если не делом, то словом, – как и карие глаза, в уголках которых все еще блестели слезы. Наверно, ей лет сто. Несмотря на свою полноту, она выглядела хрупкой, почти беззащитной, но не больной. В конце концов, что ему терять? Почему бы не полакомиться горячей похлебкой после шести дней на вяленом мясе и сухом хлебе? Соррель сама сказала, что все объяснит потом. Гидеон улыбнулся и встал, предлагая свою помощь.
Лаурин устроилась на другом конце стола. Она тоже проголодалась, устала, а ярость только отнимала у нее силы. Маленькая старушка, похоже, не желала им зла – наоборот, стремилась окружить своих гостей заботой. Наконец, Лаурин тоже решила, что не стоит пренебрегать гостеприимством. Этот Гидеон, решила она – один из тех омерзительно правильных мальчиков, которых так много среди ференианцев. Только посмотрите, с какой радостью он участвует в этом фарсе… Однако в глубине души Лаурин понимала, что юный послушник ведет себя куда более достойно, чем она сама. Матери-Настоятельнице такое не понравится. Вот-вот, теперь помогает этой мнимой бабушке накрывать на стол. А он симпатичный, внезапно поняла Лаурин. И это тоже не понравится Настоятельнице. У нее насчет Лаурин уже есть планы – главное, чтобы она поскорее приняла постриг. И тогда Лаурин уже никуда не денется. Ладно… Девочка заставила себя не думать о монастыре. Хватит с нее нынешних сложностей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
