– Отец Иеремий, – поднял руку прот.
– Да, отец Александр, – живо откликнулся тот.
– А поведай еще о тех, кто так беспокоился о «синем дьяволе».
– О! Таких было премножество… Из Авиньона прибыл легат от папы римского с требованием выдать еретика и мага. Из Венеции специальный посланник, просивший выдать его для суда, как известного убийцу на острове Лазаретто. Тайно прибыл османский паша и великий воин Хаджи Гази Эврен с большим выкупом. И множество других, в том числе большую заинтересованность проявили генуэзцы и иудеи. Множество послов других стран, вельмож из окружения Кантакузина, богатых константинопольцев готовы были заплатить золотом, лишь бы только взглянуть на закованного в цепи посланника дьявола. А в это время в Константинополе созревал бунт. Горожане требовали уничтожить того, кто мог колдовством разрушить стены города святого Константина.
– Да его можно было выгодно тайно продать, или обменять на очень выгодный союз, – усмехнулся отец Александр. – Однако… или не смогли разорвать, или поделить между сильнейшими, или… Проще оказалось сжечь на потеху публике. Не кажется ли вам, честные отцы, что слишком много чести для… простого человека? Три дня и три ночи я беседовал и исповедовал этого «человека в синих одеждах», волею Господа и судьбы взбудоражившего многих сильных владык и простолюдинов. Три дня и три ночи в колодце Лавры святого Афанасия…
– Что ты желаешь сказать этими словами? – тяжело дыша, поднялся со своего места отец Анфим. – Неужто, тысячи человек ошиблись, а ты единственный увидел истину? Сможет ли один, даже сверхмудрый священник, опровергнуть слова многих свидетелей? Но интереснее другое… Только что мы услышали подтверждение тому давнему, о чем мы слышали неоднократно – этот «синий дьявол» сгорел на костре в Константинополе. А ты, отец Александр, утверждаешь… Я даже не знаю, все ли в порядке с твоей головой… Но если того сожгли, то как ты можешь утверждать в здравой памяти, что исповедовал того самого «синего дьявола»? Или может это какая хитрость, должная нам помочь?
– Не утомился ли ты, наш прот? – от другого стола поднялся отец Павликий.
– Может это какая-то насмешка над нами?
– От нашего ли прота мы это слышим?
– Не сошел ли ты с ума, отец Александр?
– Не пора ли с нашего прота спросить о его месте?
И когда не осталось ни единого старца сидящего на своем месте, поднялся и отец Александр, державший на вытянутой руке снятый с груди крест:
– Этим крестом и именем Господа клянусь, что я в здравом уме и в здравой памяти. А теперь, если желаете чтобы я сложил с себя полномочия прота, покиньте зал. Если желаете выслушать своего прота – присядьте на свои места.
Затем отец Александр устало опустился в кресло и прикрыл глаза широкой белой ладонью. Когда по истечению нужного времени, он отвел руку, святогорские старцы тихо сидели у столов, направив на него свои обеспокоенные глаза.
Прот земли афонской, с чем-то согласившись, кивнул головой:
– Слова… Слова… От Господа, от дьявола, от человека… Всего лишь слова. Но все в мире держится на слове. Слово создало жизнь: «…И сказал Бог: да будет свет; и стал свет… Потом Бог сказал: да будет твердь посреди вод: и да отделяет она воды от вод…»[134]. Только недавно вы все вместе согласились с моими словами о полном послушании и веры в мои решения. И через малое время и малое испытание объявляете меня сумасшедшим и требуете оставить вас в час самых жестоких испытаний. Как же мы победим? Как сохраним нашу святую веру, наше православие? Кто ответит?
– Ты испытываешь нас, отец Александр? Ведь ты же нас испытал, – в голосе старейшего из отцов Афона отца Анфима, послышалось раскаяние – Сколько мы слышали о таком. Сколько прочли в писаниях… А вот случилось, и мы как глупые и не укрепленные духом юноши иноки уже отказываемся от нашего слова и доверия, даже не выслушав тебя до конца. Богом молю тебя, наш прот, не гневайся. Скажи нам то, о чем желал поведать.
– И я скажу!
* * *
– И я скажу! – еще раз выкрикнул прот земли афонской и, медленно поднявшись, стал неспешно обходить столы, за которыми неуютно ежились посланники и игумены монастырей земного удела Богоматери.
– Как метущийся душой Петр трижды предал Иисуса, своего учителя и Господа нашего, так и вы, принявшие мои слова на веру, готовы отречься. Сколько? Раз? Или трижды? Или сколько вам покажется правильным. Я не просто так начал важное с упоминания о словах людских… Скажи, о чем сейчас говорит человек, и… Не спеши говорить, кто он таков. «Neminem cito laudaveris, neminem cito accusaveris» – Никого быстро не ругай, никого быстро не хвали. Так говорили древние, воздвигшие на нашей земле второй Рим.
Я уже заметил, какое множество влиятельных посланников прибыло в Константинополь, чтобы склонить Кантакузина к тому, чтобы выдать им «человека в синих одеждах». Только боязнь бунта черни (а бунт граждан Константинополя не единожды свергал василевсов) заставил узурпатора отвергнуть заманчивые союзы и груды золота. Так кто же желал схватить когтями «синего дьявола»? Сам его хозяин сатана? Или его посланник? Кого мы причислим к оным?
Да! Верно! Проклятый папа римский, который в жажде славы и золота расколол церковь, и далее желает низвергнуть каноны веры на угоду своему волчьему аппетиту. А аппетит его превелик. Вспомните, что учудил папа Климент. В самый разгар «черной смерти» он объявил Юбилей Рождества Христова* (святой год, в течение которого допускалась возможность особого отпущения грехов. Эта традиция имеет своё начало в Книге Левит Ветхого Завета Библии (25:10): «…и освятите пятидесятый год и объявите свободу на земле всем жителям её: да будет это у вас юбилей; и возвратитесь каждый во владение свое, и каждый возвратитесь в свое племя». Папа Климент объявил 1350 год святым). Сотни тысяч трупов умерших от чумы устлали дороги в Авиньон и Рим. Еще больше умерло в этих городах, оставив все принесенное собой золото ненасытной утробе папы. А сам папа Климент и его курия закрылись во дворце Авиньона и с наслаждением потирали руки, глядя, как в их подвалы стекают ручейки золота. За это и множество других тяжких грехов Господь справедливо наказал папу Климента. Молния гнева божьего ударила в колокольню Святого Петра* (это случилось 2 декабря 1352 года). Колокола упали на землю, разбились и расплавились, будто перемешанные в тигле. Спустя несколько дней грешник папа распрощался с земными благами и отправился в ад. На эту кончину великая христианская душа и мудрость Господа монахиня Бригитта Шведская (Господь не оставит ее труды без возвеличения)[135] откликнулась от имени Бога, отправив во многие обители свое письмо: «Услышьте теперь! Колокола пылают, и люди кричат: Государь наш мертв, государь наш Папа покинул нас; благословен будь сей день, но не благословен сей государь. Как странно, ибо кричать им было бы уместно – Да благословит Господь нашего государя жизнью длинной и благополучной; а они кричат и приговаривают с радостью: Упал он, и пусть не встанет никогда! Но не странно это, ибо сам он, которому следовало б восклицать: Придите ко мне и обретите покой в душах своих, призывал всех: Придите ко мне и поклонитесь ко мне, живущему в роскоши и славе более, чем у царя Соломона были. Придите ко двору моему, и опустошите кошели свои, и мы найдем прощение вашим душам. Так кричал он устами и пергаментами своими. Посему и моему гневу пришло время, и буду судить я его как одного из тех, кто разгонял стада святого Петра. О! Что за суд ожидает его! Но все же, если он успеет обратиться ко Мне, я приду к нему и встречу на полпути, как заботливый отче».
Кто из вас, честные отцы, не бежал бы от этого волка на восточные берега Средиземного моря, а то и далее? Бежать от того, кто забирает и кошели и жизни. Вина ли «человека в синих одеждах», что от одного зубастого волка судьба бросила его в пасть другого – в рабство османское? Но и здесь он был тем, кем устроил его Господь – лекарем. Да он лечил проклятых убийц и насильников. И все же эти заблудшие – люди. А не к любви ли ко всем людям призывал Христос? Не к милосердию ли? И не воля ли на то Господа, освободившего того человека от рабства, так и не принявшего соблазнительного в тех условиях мусульманства? Но «человек в синих одеждах» отверг ислам, он остался верен кресту и Господу нашему. Не велик ли подвиг сей, когда тысячи малодушных и презренных отреклись от имени и учения божьего и стали под знамена дикарей, чтобы убивать своих бывших братьев христиан. Подумайте, этот ли человек, Шайтан-бей! Я вижу в ваших глазах справедливый укор – как забыть колдовство, разрушившее Галлиполь? А давайте вспомним, что это за город Галлиполь[136] и что за люди в нем обитали? Пришлые и те, кто давно загубил свои души. Злые, негостеприимные, коварные и погрязшие во всех смертных грехах. Чистые душой и телом истинные христиане-византийцы погибли и были изгнаны проклятыми норманнами около трех сот лет назад, когда варвары далеких северных земель топили византийские земли в крови. От одних убийц и варваров-скандинавов, город перешел к другим – османам. Город, как и прежде, во власти греха и позора. Так не божий ли это гнев, разрушивший стены и дома проклятого города? А другие городошки: Кизик, Малгара, Лампсак, Редесто? Там так же побывал «человек в синих одеждах»? Нет! Землетрясение, а это воля Божья, разрушили и эти греховные города в тот же день. Но там этого человека не было, и не было колдовского обряда. А было великое напоминание Господнее, и оно же наказание за грехи, грехи, грехи людские! Что же сделал тот человек? По словам многих он вынес на своих плечах печально рухнувший церковный крест. Волею Господа сей значимый обломок древней церкви установлен у вод моря маленького, и давно заброшенной, рыбацкого селения. Уже множество народы побывала на том месте. Есть удивительные… Точнее чудесные случаи выздоровления православных, и избавления их от чар бесовских… Но с этим нам еще предстоит разобраться. И наши посланники в этом непременно разберутся, со знанием и в согласии с традициями. А водрузил крест на том месте «человек в синих одеждах», который известен на Западе, как искусный лекарь, способный вылечить больного уже покрытого чумными язвами… Простите, честные отцы, в горле пересохло…
