происходит? – спрашивает Дарлинг.
– Хольт пытается завладеть тенью Даркленда, но у него проблемы, – объясняю я.
– А что случилось, Хольт? – хрипло язвит Вейн. – Ты забыл прочитать инструкцию?
Тот издаёт яростный рык, угрожающе взмахивает кинжалом, рассекая ладонь, затем обхватывает камень и вытягивает руку вперёд. С кулака капает кровь.
Мы наблюдаем за ним, потому что это забавно.
– Вот этого о тенях не рассказывают. – Вейн вырастает перед Хольтом и вырывает камень из его окровавленной руки. – Тень присваивает тебя так же, как и ты – её. И если тень тебя не хочет, тебе конец.
Хольт в ужасе таращит глаза.
О да, как же мне это нравится.
– Что ты обещал сделать со мной? – спрашивает Дарлинг. – Раздеть меня догола…
Я рычу за её плечом. Что за херню он ей наговорил?
– Отыметь меня до беспамятства…
Я выступаю вперёд, готовый оторвать этому ублюдку голову, но Дарлинг удерживает меня.
– А потом вспороть мне живот и удавить меня моими же кишками?
Хольт пятится, держа кинжал перед собой, словно это сможет его спасти.
– Снимай одежду, – приказывает Дарлинг.
Хольт переминается с ноги на ногу.
– Я сказала… раздевайся, сука!
Следуя по пути наименьшего сопротивления, Хольт что-то бормочет себе под нос и начинает снимать одежду, пока не остаётся перед нами голым и дрожащим от холода.
Мне нравится ходить голым. Чувствовать всей кожей землю Неверленда.
Но не бывает большей уязвимости, чем оказаться обнажённым перед врагами.
И судя по тому, как напряжены мышцы Хольта, он тоже это знает.
– Я проявлю к тебе немного милосердия, – говорит Дарлинг. – Тем более я всё равно не трахаюсь с трусами.
Она обхватывает его запястье, и чернота разливается по венам и течёт вверх, к груди, затем к горлу.
Хольт делает несколько судорожных вдохов.
Дарлинг тянет его руку вниз, планомерно приближая лезвие к животу. Хотя она ниже его и вполовину меньше весит, ему трудно сравниться с ней по силе. Он борется с ней, стиснув зубы, а чернота всё поднимается вверх.
И Дарлинг, вершащая возмездие, – самое сексуальное зрелище, какое я когда-либо видел.
Клинок пронзает живот Хольта, и тот издаёт отвратительный всхлип.
Дарлинг с силой вгоняет лезвие глубже, затем ведёт вбок, разрезая плоть.
Его внутренности вываливаются наружу, и он, заходясь кровавым кашлем, падает на колени. От боли он не может говорить.
– Прощай, Хольт, – говорит Вейн и сбрасывает его с края утёса вместе с выпавшими кишками.
Когда Вейн и Дарлинг поворачиваются к нам, плечом к плечу, становится ясно, что произошло.
Тень Смерти Неверленда пульсирует в их глазах.
Вейн исцелился, а Дарлинг больше не страдает от всей тяжести тени.
Я так охеренно счастлив, что хочу орать.
Вместо этого я хватаю Дарлинг за запястье, притягиваю к себе и целую.
Я целую её так, как будто у нас всё серьёзно, потому что, чёрт, это так.
Каким-то образом легендарный Питер Пэн понял, что любит девчонку Дарлинг и трёх своих придурков-друзей. Всех по-разному, но одинаково крепко.
Я никогда больше не хочу возвращаться во тьму один.
– Фу-у-у, снимите комнату, – ржёт Баш.
Дарлинг выдыхает в поцелуй, а затем отстраняется посмотреть на меня, и сумерки отражаются в её чëрных глазах.
– Я рад, что ты в порядке, – говорю я ей. – Наша тёмная Дарлинг.
Глава 36
Крюк
Поглотив всех моих людей до последнего, Крокодил в конце концов поворачивается ко мне.
Я должен был понимать, что так и будет.
Ему нельзя доверять. Он уже отнял мою руку.
Заберёт ли он остальное?
Он движется медленным, неторопливым шагом, его черты всё так же трудно различить.
Я вытаскиваю один из пистолетов.
Это последнее средство, хотя я абсолютно уверен, что и оно ничего не изменит.
Он настойчиво приближается, жёлтые глаза светятся в сумраке ночи.
Я нажимаю на спуск, и в воздух летит пуля.
Проходит сквозь него и шлёпается в лагуну.
Как, чёрт возьми, мне сражаться с тем, у кого нет физической сущности?
Из всех способов, которыми я думал покинуть этот мир…
В двух футах от меня Крокодил останавливается.
Контуры его фигуры расплываются, неизменны только глаза.
– Ну, давай, – говорю я ему и подношу крюк к его лицу. – Ты забрал мою руку, так забирай и остальное.
Он моргает, глядя на меня.
– Чего ты ждёшь?
– Капитан, – произносит он хриплым сдавленным голосом.
И вдруг снова обретает вес и падает мне на руки.
Я ловлю его в последнюю секунду, но он тяжёлый, как мертвец, и я опускаюсь вместе с ним на песок.
– Господи, – бормочу я, ворочая его. – Очнись. – Пощёчина его не пробуждает. – Крокодил, если что, я просто брошу тебя здесь.
Я подношу руку к его носу, чтобы проверить дыхание, затем щупаю пульс. Он дышит, сердце бьётся – но при этом выглядит абсолютно безжизненным.
От подножия Скалы Покинутых ко мне направляются Питер Пэн и его развесёлая шайка из Потерянных Мальчишек и одной девчонки.
– Ад и преисподняя, – бормочу я.
И все они с ног до головы в крови.
Из огня да в полымя.
Это была мамина любимая поговорка.
– Похоже, руки у тебя заняты, – говорит Баш.
Вейн подходит и приседает на корточки рядом с братом.
– Он пролежит без чувств примерно четыре-пять дней. Не забывайте давать ему воду и кровь. Смешивайте и вливайте в горло. Еда не понадобится. Он явно сыт.
– Это нормально? – спрашиваю я.
Вейн кивает.
– Мы никогда не меняем сущность по доброй воле, если можем справиться без этого. Цена слишком высока.
То есть Вейн действительно такой же, как его брат. Я уже задавался этим вопросом. Вероятно, его сдерживала тень.
– К счастью для тебя, Крюк, – говорит Питер Пэн, – я сегодня щедрый.
Он машет рукой близнецам, Баш поднимает с песка Крокодила, а Кас помогает мне встать.
Питер Пэн поправляет мой камзол, разглаживая изодранный лацкан.
– У тебя есть два дня. Катись с моего острова вместе с Черри. Если кто-то из вас снова ступит на мою землю, я свяжу вас обоих, подвешу на своей башне и полюбуюсь, как вы качаетесь.
От его приказного тона я свирепею:
– Здесь мой дом. Ты не можешь…
– Я могу. И сделаю. И ты будешь делать то, что я тебе скажу. – Он проводит ладонью по изгибу моего крюка, и внезапно тот обращается змеёй, скользящей вверх по руке.
– Чёрт возьми!
Змея шипит, и я отбрасываю её.
– И Крокодила тоже забирай, – добавляет Пэн. Баш толкает Рока обратно ко мне, и я ловлю его за талию.
– Крокодил, – я приподнимаю его, перенося вес на бедро, – не моя
