В моем предупреждении не было необходимости. Морские пехотинцы замечали сигналы так же, как и я. Все это мы отрабатывали, они знали правила боя. На сердце стало легко. Я вытащил из кобуры пистолет. Мы держали оружие наготове и ждали повода к перестрелке.
Как по сигналу спереди раздался огонь, и колонна остановилась. Мы, инстинктивно пригнувшись, начали выбираться из своих машин, через несколько минут она, машина, могла стать нашей посмертной клеткой.
— Рота «Альфа» на связи. Оставайтесь на месте. Колонну возглавляет «Альфа».
Как только мы остановились, начался ветер. Кружащийся вокруг песок урезал видимость до нескольких сотен ярдов. Он лез мне в глаза, пришлось натянуть на лицо защитные очки — видно стало еще хуже. Эти шамалы, или, как они у нас называются, песчаные бури, начинали дуть без предупреждения. Все было в песке — воздушные фильтры «Хаммера», патронники автоматов, наши рты и глаза. Мы сидели в низине, но от ветра и вражеского огня это спасти нас не могло.
Пятнадцать минут мы напряженно ждали. Морские пехотинцы сканировали поля и деревья вокруг нас. Но все, что мы видели, — это деревенские жители, испуганно убегающие с насиженных мест. Мы с Уинном лежали на животах у одной из обочин. Он изучал через прицел своей снайперской винтовки линию деревьев, а я все время держал около уха рацию.
— Это все из-за города, который там, дальше, — сказал сержант, показывая вперед. — Каждый раз, как мы подходим к городу, в нас начинают стрелять. Но кажется, к счастью, мы обойдем его стороной и опять поедем по пересеченной местности. По крайней мере, мы учимся.
Я был с ним полностью согласен. Последнее, чего я хотел, так это повторения истории с Насирией, и полагал, наши командиры думают так же. Затем зашипела рация: «Головорез-два, наблюдение окончено. Движемся к западу от автострады, через центр города».
25
КОЛЬБЕРТ ПЕРЕГНАЛ МЕНЯ и поехал вперед, круто поворачивая влево — за поворотом был въезд в город. Эспера, верный товарищ по команде, следовал сразу за ним. Пулеметчики группы, в полной готовности, стояли у огневых установок. Справа от дороги — ряд трехэтажных зданий. Из каждого черного прямоугольника окна, из каждой двери засверкало дульное пламя.
Психическая нагрузка меня парализовала. Открывшиеся за поворотом здания были бетонными и выглядели как башни, расположенные с обеих сторон дороги, — враги поймали нас в ловушку этого городского каньона. Вокруг нас мелькали вспышки от стреляющих вражеских орудий, но я этого не слышал и не мог разобрать, стреляет мой взвод в ответ или нет. Не было ни страха, ни куража. Я ничего не чувствовал, я был сторонним наблюдателем, смотрел на засаду, устроенную нам, как на фильм в кинотеатре. Уинн рывком выровнял руль, от этой встряски я пришел в себя. Слух восстановился в ту же секунду: грохотали пулеметы, ревели моторы «Хаммеров», я увидел улицу, позиции федаинов и мой взвод в пылу сражения. Огонь по нам велся со всех зданий по периметру.
— На связи Головорез-два. Принимаем на себя огонь из орудий малых калибров. Мы вступили в бой.
— Здесь Роджер-два, — ответил штаб. — У нас та же ситуация. Продолжайте ехать.
Правила выживания и приказ начальства поставили меня в трудное положение. Нормальной реакцией человека сейчас было свернуться калачиком на дне «Хаммера» и закрыть глаза. Как раз эту реакцию в войсках морской пехоты и пытались всеми средствами подавить. Сработало. После первого шока от засады я успокоился и стал абсолютно хладнокровным. Мой взвод выглядел так же. Ребята прицеливались, нажимали на курки и действовали как единый организм.
Я поддерживал контакт по рации с Третьей группой, нужно было убедиться, что у них все в порядке.
— Как вы там?
— Бежим и стреляем.
Инстинкт самосохранения отошел на второй план, нужно было стрелять. Первое, чему учат каждого молодого пехотного офицера в Квантико: если в тебя стреляют, стреляй в ответ. «Вы должны добиться огневого превосходства и поддерживать его», — вот как говорят войска морской пехоты.
Я наклонился к своему M-16 и начал стрелять в окна и двери.
Кроме насекомых и растений, в своей жизни я убил всего одно живое существо. Когда был подростком, мне нужно было скосить газон у дома моих родителей, и я лезвием газонокосилки случайно поранил бурундука. Затем, сжав зубы, отрубил ему голову лопатой. Но даже из-за этого умерщвления из милосердия мне было не по себе. Я никогда не охотился, да и желания не было. А теперь я бросал гранаты в незнакомых людей в неизвестном городе, и мне это определенно нравилось.
Когда столь долгожданная ясность сознания все-таки появилась, я увидел в аллее молодого человека, лежащего на земле.
Он стрелял из АК-47. Автомат прыгал в его руках. Человек казался мне очень маленьким, хотя он был от меня на расстоянии меньше чем тридцать метров. Я бросил в его сторону гранату, она взорвалась, ударившись о стену прямо над его головой. Я видел, как молодой человек ткнулся в землю вслед за своим автоматом. Теперь я бросал гранаты в окна и открытые двери.
В конце концов мы прорвались через ворота, добрались до развилки с автострадой-7 и помчались со скоростью пятьдесят миль в час. На юге, выстроившись у дороги елочкой, расположились танки ПБГ-1. Ряды спешившихся морских пехотинцев, притаившихся у обочины, смотрели на нас, не веря в то, что нам удалось на наших «Хаммерах» выбраться из города. Кольберт, ехавший слишком быстро, не успел вовремя повернуть на автостраду, и его машина запрыгала по насыпи на внешнем обводе поворота. За спиной еще проносились пули, нам нужно было уезжать, чтобы между ними и нами возникла безопасная дистанция.
Кольберт вывернул руль и выскочил на подсушенную корку грязи на обочине. В тумане виднелась верхняя граница леса, до опушки оставалась миля через открытое поле. В тактическом плане вопросов не было, все просто: стреляй, передвигайся, сообщай о своих решениях.
Мы решили, что оторвались. И вдруг все превратилось в ад.
Корка грязи отвратительным скрипом затрещала под «Хаммером» Кольберта, нагруженным оружием и боеприпасами, и машина до корпуса увязла в смоле. Поле было «собкой» — этакое большое крем-брюле, хорошо утоптанное на верхушке, но внутри жидкое и глубокое. Нас всех инструктировали по поводу этих иракских «собок», но увидели и реально почувствовали одну из них мы только сейчас. Теперь мы завязли в одном дерьме и подвергались обстрелу другого.
Патрик пополз вперед, к краю «собки» и накинул крючок на фаркоп «Хаммера». Руди включил заднюю передачу, машина напряженно взревела, но не сдвинулась ни на дюйм. Бесполезно. Нужно что-то помощнее.
Я связался по рации с батальоном и запросил «Гудренч», команду механической поддержки.
Через пять минут после моей просьбы о помощи показался штаб-сержант Бринкс на своей дайте-мне-пятитонный-армейский-грузовик со стреляющим глушителем, ему было наплевать на пули, посылаемые вдогонку. Он пришвартовался рядом с насыпью, рядом со Штайнторфом, продолжающим палить из пулемета в сторону наших неприятелей. Выпрыгнув из кабины, Бринкс с ухмылкой произнес: «Как дела, сэр? Что случилось?» Адреналин бил в мозги, я с трудом мог говорить и не мог понять, признаком героизма или идиотизма было его веселое настроение. Со временем я пойму, что это самый действенный способ справиться со всем на свете.
Бринкс окинул «Хаммер» профессиональным взглядом и пробурчал несколько указаний своим морским пехотинцам в грузовике. Они посыпались наружу и быстро прикрепили цепь. Рывок, треск и «Хаммер» Кольберта выпрыгнул из «собки». Мы были готовы двинуться дальше.
Наконец мы увидели наш батальон, собравшийся в круг на поле рядом с автострадой, и поспешили занять свое место в периметре.
Остановились, Уинн заглушил мотор, из машины выходить никто не собирался. Несколько минут сидели молча, потом повернулись и посмотрели друг на друга. Бледный Уинн выдавил из себя улыбку, и мы оба засмеялись. Смех был неестественным.
Уинн заговорил охрипшим голосом:
— Вот дерьмо, да? С ума можно сойти.
— Нас чуть не поимели. — Я посмотрел на карту. — Эль-Гарраф. Название этого города Эль-Гарраф.
Я шел и то тут, то там слышал обрывки историй, которые, наверное, рассказывали уже по десятому кругу.
— Ну вот, Дарнольд едет по этому хренову городу, снаряды жужжат со всех сторон, и вдруг его рука соскальзывает с руля. Он орет: «В меня попали!» — и сержант Кочер наклоняется посмотреть. Точно, из предплечья хлещет кровь. Ну, Кочер, тот еще чувак, затягивает выше раны жгут и говорит: «Ты в порядке, поехали дальше». Дарнольд заводит машину и едет, и вот мы здесь, со всеми остальными. Черт возьми.
На секунду я остановился и посмотрел на первого раненного в бою солдата Первого разведывательного батальона. На его предплечье была маленькая красная дырка — место, куда попала пуля и где она до сих пор находится.
