В сквере позади памятника Пушкину стояли кучки людей, громко обсуждавших ход съезда: что следовало сказать и что сделать. Хотя он и сознавал, что его долг как помощника культурного атташе – послушать эти споры, он не остановился и прошел через сквер, миновав милиционера, безразлично наблюдавшего, как советские граждане экспрессивно выражают свои политические симпатии. Около кинотеатра «Россия» ему попалась свободная телефонная будка, и он снова позвонил. «Неправильно набран номер», – услышал он опять и выругался по-русски.
Отходя от телефона, он вынул визитку и проверил номер – запомнил он его верно.
Где-то на Пушкинской улице он снова увидел автомат. Телефон сперва «съел» его первую двушку, но на второй сработал. И опять он услышал, что неправильно набран номер.
Три телефона из четырех отвечали одинаково – весомый аргумент в пользу московских автоматов. Телефон написан ее собственной рукой. Значит, она умышленно дала неверный номер.
Он проклинал себя – ведь он упустил ее. Ну нет, остается еще театр – наверняка он сумеет снова найти ее через театр.
А что, если она испугалась и больше туда не придет? Тогда в театре должны знать, где она живет. А если она уехала из дома? Если она поняла, что ее все еще разыскивают, то у нее достаточно оснований сменить жилье.
А что, если… а если она сама из КГБ?
Она сказала, что не знает никаких американцев, но у Хатчинса-то была ее картина, автопортрет, который она сама продала американцу. И описание женщины, бывшей вместе с Хатчинсом, когда его убили, точно соответствует ее облику, Мартин просто уверен в этом.
Но если она из КГБ, пригласила бы она его к себе домой?
Может, и нет. Она не знала, что он придет на спектакль. Может, она растерялась и не позволила проводить ее до дома, так как не имела указаний на этот счет.
В таком случае, могла ли она дать верный номер телефона?
А может, она просто ошиблась? Ошиблась со своим же телефонным номером? Бывает такое?
А что, если московская телефонная система опять разладилась, что уже бывало не раз?
Мартин еще раз попытался позвонить: сначала телефон был занят, а потом опять тот же голос: «Неправильно набран номер».
Ругая сам себя на нескольких иностранных языках, он пришел на площадь Свердлова, где спустился в метро, вернулся на «Баррикадную», к зоопарку, и медленно пошел назад в посольство.
По крайней мере, он хоть убедился, что никто не следил за ним.
– 31 —
Среда, 31 мая 1989 года,
9 часов утра,
Посольство Соединенных Штатов
Мартин всегда исповедовал теорию целительной силы литературы и искусства: несчастен тот специальный помощник атташе по вопросам культуры, кто не верит в эту теорию, считал он. В данный момент, однако, он не находил никакого утешения в книгах. И все же он решил, что ему, возможно, требуется не исцеление, а развлечение. Таким образом, его теория осталась в целости и сохранности, хотя, по правде говоря, развлечений в перечитанных книгах он тоже не нашел. Телефонный звонок, раздавшийся в его служебном кабинете, отвлек его от мысли: означает ли отсутствие в книгах развлекательных моментов, что они не являются произведениями искусства?
– Господин Мартин? – спросила по-русски женщина приглушенным голосом.
Он сразу же подумал об Алине, но твердой уверенности у него не было.
– Да, говорит Мартин.
– Добавьте двадцать и пятьдесят к номеру, который есть у вас.
– Что-что?
– Двадцать и пятьдесят. Добавьте их к номеру, который у вас.
В телефоне что-то щелкнуло и послышались гудки, означающие, что на том конце провода повесили трубку.
– Подождите! – закричал Мартин.
Он понял, что говорит в пустоту, и медленно положил трубку на аппарат.
Двадцать и пятьдесят. Добавить их к номеру, который имеется у него. О чем это? Номер чего? Если это Алина, то, очевидно, имеется в виду номер телефона, который она дала ему. Так-так, есть надежда.
Он вынул из бумажника визитную карточку с записанным на ней телефонным номером. Номер был 5924743, цифры написаны баз разделения черточками. Двадцать и пятьдесят – всего семьдесят. Добавить семьдесят? Но она же так не говорила, она сказала: добавить двадцать и пятьдесят. А куда добавить? Телефонные номера обычно разбиваются на две части: 592-4743. Может, она имела в виду, что он добавит двадцать к первой группе цифр, а пятьдесят – ко второй? Отсюда получается 612-4793. Так. Стоит попробовать позвонить, но, разумеется, не из офиса. Наверняка все телефонные звонки перехватываются и подслушиваются. Конечно же! Вот поэтому-то она и не сказала ему номер – КГБ узнает по номеру, где установлен любой телефон. А почему же все-таки она сперва всучила ему неверный номер? Может, она не доверяла ему и опасалась, как бы он сдуру не позвонил по телефону, который прослушивается?
Мартин записался в книге, что уходит из посольства, вышел через главные ворота на улицу Чайковского и быстро зашагал в северном направлении. Он должен решить, куда идти. Ему хотелось позвонить как можно скорее – вдруг она сидит у телефона и ей уже надоело ждать его звонка. Уж если она задала ему такую задачку с номером, не назвав его по телефону, стало быть, она не ждет, что он позвонит немедленно. А может, она думает, что у посольства есть особая надежная линия, которую не прослушаешь? Ведь считают же так некоторые сотрудники посольства: дескать, посольство – это тебе не Советский Союз, а кусочек Америки. Но Америка кончается у посольских ворот. Хатчинс без устали подчеркивал: нужно всегда иметь в виду, что все линии связи посольства с Советским Союзом непременно прослушиваются.
Он решил было свернуть налево, к зоопарку, и отправиться на метро куда-нибудь еще, но ему не хотелось повторять свой вчерашний маршрут. Через дорогу в противоположном от зоопарка направлении, шли улицы, на которых располагалось целое гнездо иностранных посольств. Звонить там по телефону-автомату не следовало: слишком много шансов, что его увидит кто-либо из знакомых.
В конце концов он решился пойти по Садовому кольцу – второй кольцевой дороге (улица Чайковского является частью этого кольца), опоясывающей деловую часть Москвы с Кремлем в самом центре. Когда-то, данным давно, Садовое кольцо было окраиной Москвы. Отсюда происходит и его название – от слова «сад». Теперь же это широкая автомагистраль с четырьмя полосами оживленного движения в каждом направлении. Вот по этой-то улице и пошел Мартин.
Разок он остановился у витрины продовольственного магазина, чтобы проверить, нет ли «хвоста». В этом направлении он не ходил несколько месяцев, но, насколько помнил, реклама на витрине этого магазина с тех пор не менялась. Возможно, ее не меняли даже со сталинских времен. Витрина, высотой метра три, была почти пустой, в ней стояла лишь пирамида из пятнадцати банок прокисших помидоров, один вид которых отбивал всякий аппетит. По собственному опыту Мартин знал, что худшей гадости ему, наверное, в жизни не попадалось. К счастью, они не были предназначены для продажи. (К слову, ему никогда не приходилось видеть на витринах советских магазинов товары, предназначенные для продажи.) Позади витрины виднелись еще более голые полки.[10]
Он рассматривал помидоры достаточно долго, чтобы проверить ноги пешеходов за своей спиной. Пешеходов было на редкость мало, никто не следовал за ним. Он пошел дальше. Напротив Большой Бронной улицы[11] он перешел Садовое кольцо по подземному переходу и двинулся к саду «Аквариум», находящемуся через квартал. Там мерцал в солнечных лучах небольшой зеленоватый пруд, на ближнем берегу которого в тени лип за бетонными столами, инкрустированными черными и белыми шахматными клетками, устроилось несколько пар пожилых мужчин, играющих в шахматы. Этот пруд некогда назывался Патриаршим, на дальнем берегу его стояла та самая скамейка, около которой в Москве появился дьявол из романа Булгакова «Мастер и Маргарита».[12] На скамейке сидела старуха с пуделем. Она держала сумку с кусками хлеба и бросала крошки стайке голубей. Навстречу Мартину шел какой-то пожилой мужчина, тяжело опиравшийся на трость. На минутку он остановился и смотрел, как старушка кормит голубей, потом замахнулся тростью на стаю, разгоняя голубей. «Зачем вы кормите этих паразитов? – насел он на старушку, навешивая на голубей один из самых отвратительных ярлыков из пропагандистского арсенала партии. – Едят только те, кто работает!»
Остановившись посмотреть эту сценку, Мартин воспользовался случаем и проверился еще раз, не ведется ли за ним слежка. Он быстро пересек улицу, по которой, вероятно, когда-то ходил трамвай (именно здесь после ссоры с дьяволом поскользнулся на рельсах бедный Берлиоз и ему отрезало голову колесами трамвая), и подошел к телефону-автомату, стоящему у стены одного из жилых домов, цепочкой выстроившихся вдоль улицы.
