Галкут спустился с козел и присоединился к судье и девочке.
– Позаботься о лошадях, – приказал Мастон Лург. – Распряги этих, тебе приведут свежих. Сам тоже поешь и поспи. Мы скоро вернемся.
Судья шагнул вперед.
– Идем, Элен, – позвал он.
Девочка осталась на месте. Мастон Лург прошел еще несколько метров, прежде чем понял, что идет один.
– В чем дело? – Спросил он, повернувшись.
Элен пожала плечами.
– А что мне там делать? Я лучше здесь останусь.
– Тебя там накормят и напоят. – Проявляя терпение, проговорил судья. – Ты же высказывала такое пожелание.
– Я лучше останусь здесь, – упрямо повторила девочка.
– Хватит, ты идешь со мной. Я не собираюсь выпускать тебя из виду. Или опять надеть на тебя поводок?
Элен почувствовала на себя взгляд Галкута.
– Успокойся, – сказал судья. – Они не причинят нам вреда. Неужели ты думаешь, я пошел бы туда, если бы не был в этом уверен.
– То что вы в этом уверены еще не означает что так оно и будет, – дерзко возразила Элен.
Мастон Лург вздохнул.
– Я не буду с тобой спорить. Давай руку, мы идем туда. Всё.
Элен, понимая, что упорствовать бессмысленно, нехотя пошла вперед. Протянутую руку судьи она проигнорировала. Мастон Лург некоторое время смотрел на девочку, затем оглянувшись и убедившись, что Галкут занимается лошадьми, последовал за ребенком.
Чем ближе становились ворота Гроанбурга, тем тревожнее делалось на душе у дочери Валентина Акари. Зачем они вообще идут сюда? Прямо в логово этих разбойников. Правда всю информацию о них она получила только от судьи, но она ведь видела, что он говорит правду, по крайней мере он сам верит что это правда. Так зачем же они идут туда? Только чтобы поесть и передохнуть? Это было сомнительно. Судье что-то нужно от жителей разбойничьего города. И вдруг Элен поняла. Он хочет продать ее им. Ледяная тьма страха накрыла ее душу.
Резко развернувшись, она посмотрела в глаза своему похитителю.
– Зачем вы ведете меня туда? – Спросила она и голос ее дрожал от страха и гнева.
От нее не укрылось, что судья несколько растерялся.
– Ты поешь, отдохнешь, – ответил он.
– А вы?
– Ну и я тоже. Что опять такое?
– Просто скажите, что вы не хотите продать меня им.
На лице Лурга отразилось понимание. Он усмехнулся.
– Ясно. До чего же здорово вот так просто добираться до правды. Я не собираюсь продавать тебя им. Успокоилась?
Элен видела что он не лжет, но все равно до конца ему не верила. Они смотрели друг другу в глаза и молчали. Наконец судья сказал:
– Я предлагаю выдать тебя за мою племянницу. Благо на Шатгалле ты единственная способна видеть правду.
Он критически оглядел ребенка.
Большие, невероятно яркие, синие глаза. Коротко остриженные, абсолютно черные волосы. Странные высокие темно-коричневые ботинки без шнурков, но с какими-то выпуклыми полосками. Черные облегающие брючки, заправленные в ботинки, белоснежная кофточка с высоким воротником и приталенная по фигуре короткая синяя куртка, так удачно подходившая к цвету глаз хозяйки. При этом вся одежда выглядела удивительно чистой и свежей, как будто девочка не провела в ней уже порядка тридцати часов, а ведь она и спала в этой одежде, но никаких следов помятости, ничего подобного.
Мягко говоря, ребенок выглядел немного необычно для их королевства, судья это прекрасно понимал. И снова его охватила неуверенность, что, если она действительно из далекой могущественной страны и ее ищут соплеменники. Ладно, не важно, решил Лург, скоро он избавиться от нее и эта уже будет проблема верховного претора.
– Пожалуй, лучше если ты будешь моей двоюродной племянницей, – пробормотал судья, – а то ты несколько странновато выглядишь. Надо бы тебе одежду нормальную найти.
– Я против, меня вполне устраивает моя, – твердо произнесла девочка.
– Хорошо-хорошо, – отступился судья. – Теперь мы можем идти?
Элен ничего не ответив, развернулась и пошла к воротам. Мастон Лург последовал за ней. Он еще до конца не определился с той суммой, которую он попросит у главы Судебной палаты за этого необычного ребенка. Но явно это будет очень большая сумма, такая что согревает душу и веселит сердце. Очень большая, способной в полной мере вознаградить его за все хлопоты с этой неугомонной девчонкой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Перед воротами они остановились. Стена, сложенная из бревен, достигала метров шести в высоту. Элен, задрав голову, смотрела наверх. Никто не выглядывал ни из башенок, две из которых находились непосредственно над воротами, ни из-за стены.
– И что теперь? – Поинтересовалась девочка. – Будем кричать?
За проемом ворот виднелись деревянные дома, редкие деревья, какие-то сараи и хозяйственные постройки.
– В этом нет необходимости.
– А как же они узнают что мы здесь?
– Они знают, – уверенно произнес Мастон Лург. – Еще когда мы только подъезжали к развилке, Хишен уже знал о нас.
Из-за стен появились вооруженные мужчины.
– Я только прошу тебя без всяких фокусов, – быстро проговорил судья. – Будь тише воды, ниже травы.
– Вы же сказали что мы в безопасности.
– Если ты будешь помалкивать, то да.
К ним приближался белокурый гигант. Сопровождавшие его люди отстали от него, они держали в руках луки с наложенными на них стрелами и цепко смотрели на незваных гостей.
Гигант остановился в трех метрах от Мастона Лурга и Элен. Внимательно осмотрел их обоих. Его глаза задержались на девочке. Большие ярко-синие глаза ребенка отважно встретили его взгляд. Наконец гигант посмотрел на Лурга.
– Приветствую вас, господин судья, – сухо проговорил разбойник.
– Привет, Манкруд, – ответил Мастон Лург. – Мне нужно встретиться с миваром.
– А нужно ли это мивару, – не очень дружелюбно откликнулся белокурый гигант.
– Ну, я думаю не тебе это решать.
Манкруд не спешил соглашаться. Он посмотрел за спины незваных гостей.
– А там кто?
– Разве непонятно? Мой кучер. Я хочу чтобы вы привели ему четырех, хороших, свежих лошадей. А моих можете забрать.
Манкруд ничего не ответил, развернулся и зашагал в глубь города.
– Идем, – тихо сказал судья и последовал за разбойником. Элен поспешила за ними. Она прекрасно понимала, что сейчас ей следует держаться поближе к судье. Она чувствовала на себе взгляды лучников. Но впрочем когда она решилась посмотреть на них, то увидела в их аурах не злобу или ненависть, а обычное человеческое любопытство.
Они шли по просторной грунтовой улице, мимо сколоченных из досок деревянных домов, прижатых один к другому. Элен искренне подивилась тому, что некоторые из домов были неаккуратно покрашены в синий, зеленый, белый и красный цвета и даже украшены искусной резьбой. Неужели разбойники озаботились какими-то чувством эстетики? Впрочем, там где дома не примыкали друг к другу, она видела за ними небольшие дворики, сараи, ограды из досок, какие-то темные покосившиеся срубы. Пару раз им встретились не слишком радостные и даже изможденные женщины в косынках и серых унылых одеждах, определенно не претендующих на какую-то изысканность и красоту. Она задавалась вопросом, почему разбойники воруют, грабят и живут как самые бедные крестьяне. Зачем им все это?
Она тихо обратилась с этими вопросами к судье. Тот усмехнулся.
– Ты не права, – также тихо ответил он. – Он не живут как бедные крестьяне. Напротив, они презирают крестьян. Они ничего не выращивают, у них нет огородов, скотины и прочее. Ну за редким исключением тех, кто чересчур уж одомашнился и пустил корни. Всё что им нужно и всё что они не смогли добыть силой, они покупают. Либо сами ездят в ближайшие города и деревни, либо, что бывает чаще, им привозят прямо сюда. Жадные торговцы ничего не боятся и дерут с них втридорога. Многие из разбойников копят большие суммы и уезжают в столицу и другие крупные города, особенно портовые, чтобы ярко и оглушительно всё прокутить там. Некоторые копят, чтобы уехать и изменить свою жизнь навсегда. Но таких немного. А некоторые заводят семьи прямо здесь. В любом случае с деньгами везде хорошо. Для них это основная и наверно единственная истина. Так что на самом деле их жизнь привлекательна и заманчива. Ну разве не здорово целыми днями бездельничать, пить сладкие вина, есть хорошее мясо, играть в азартные игры, развлекаться как хочется, петь, танцевать, забавляться с … э-ээ, – судья хотел сказать "с женщинами", но в последний момент остановил себя, ведь он всё же беседовал с маленькими ребенком, – в общем забавляться с другими людьми? Ну разве это не прелестно? Абсолютная свобода, никакой ответственности. Никаких терзаний о прошлом, никаких переживаний о будущем. Как там у Эрзама: укоров совести не знают, призраков и нежити не страшатся, боязнью грядущих бедствий не терзаются, надеждой не обольщаются. Люди одного дня. Самые счастливые люди. Разве это не прекрасно?
